Последнее слово - Фридрих Незнанский

Или отец. Он говорит о долге и призвании и горько сожалеет о том, что род Халметовых прервется, но почти не отвлекаясь от своих причитаний, не забывает отдать помощнику распоряжение сделать срочный заказ на модные нынче в Москве итальянские морепродукты. Его рестораны не должны терять лица на фоне отчаянной конкуренции.

Так где же истина? Противоречия возникают во всем, на каждом шагу, и кто их разрешит в душе молодого человека, не прожившего в своей, приготовленной для смертельного риска, жизни еще и трех десятков лет?

Натоев, словно чуя возникающие в душе Ахмеда сомнения, все чаще и настойчивее проводил с ним беседы, укрепляющие веру и моральный дух. Иногда его мучила отрыжка — слишком много потреблял острой и жирной мясной пищи. Обедая теперь постоянно в ресторане Манербека и нередко приводя туда своих приятелей, Султан искренно считал, что тем самым оказывает дому Халметовых высокое уважение, которое является как бы наградой уже само по себе, а деньги за съеденное и выпитое по сравнению с этим его постоянно демонстрируемым уважением ни в какое сравнение не идут — мелочь, пустяк, на который мужчины не должны обращать внимания. Главное, что род Манербека отныне будет прославлен бессмертным подвигом Ахмеда, и он, Султан, как посланец самого шейха, представляет на этом пути одно из важнейших звеньев.

Ахмед привычно слушал старшего товарища и отдавал должное его знаниям и связям. В конце концов, именно Натоев сумел облегчить ему жизнь в колонии. Неблагодарность Ахмед с детства считал одним из самых страшных пороков и, слушая, кивал, молча готовя себя на заклание. Хорошо постарались в свое время учителя и наставники в тайных лагерях, и незачем рассуждать о зомбировании. У современной науки есть масса способов, как раскрыть человеческую душу, вывернуть ее наизнанку и так запечатать навеки со всем тем, что в нее уже вложено.

Но данные матерью русское имя и фамилия привнесли все-таки в Ахмеда нечто такое, о чем даже и подозревать не могли его уверенные в собственной миссии наставники. И теперь это «нечто» пыталось слабо сопротивляться постороннему давлению. Он и не догадывался, что это у него протестовали гены, его русские корни, которые в конечном счете никакой тебе Кавказ не задавит, и когда-нибудь, где-нибудь, а все равно пробьются, выползут на свет божий. Дело только во времени.

Время же еще оставалось…

И, наконец, Олег Базанов. Свою миссию он представлял себе четко. Ему, как и всякому кондотьеру, во все времена и во всех странах профессионально осуществлявшему роль карающего меча, было по большому счету наплевать, о чем конкретно договаривались между собой братья из РНЕ с «русскими мусульманами», скажем. Он командовал орлами, или, если угодно, соколами, чьи острые, пронзительные взгляды всегда устремлены вслед убегающей в панике дичи. Объяснения не нужны. Нужны железный план и воля. Всего этого было в достатке.

История, рассказанная Савиным, давала простор для фантазии. Это была не охота уже, не погоня с известным финалом, а событие. И ради него следовало постараться.

Оформив сидельцев в свой цех, Олег затем поступил разумно. Их личных дел он в управление кадров не сдал. И на возможные вопросы руководства, хотя возникнуть они не должны были, заготовил четкий ответ: новички проходят свой испытательный срок. Вот посмотрим на качество их работы и тогда решим окончательно. Он же организовал и рабочий процесс, связанный с поиском места заложения взрывчатки, таким образом, чтобы он не отличался от всех прочих строительных работ. Но время тянулось, а результата все не было. Андрей с Генкой — это который Ахмед, все путал Олег, как надо называть полукровку, — нервничали, а вот Савин был спокоен, как слон. Черт возьми, уверенность, конечно, хорошее дело, но не вечно же!..

И вот настал тот миг, которого они все ждали. Пробив толщу бетона, Савин со Злобиным добрались до кирпичной кладки. То и была, собственно, основа сооружения, которую в разные времена то штукатурили, то облицовывали плиткой, то укрепляли снаружи новыми слоями бетона, который утолщал стену. Именно здесь, в кирпичной кладке, и бурили рабочие под строгим контролем НКВД в те горячие и тревожные октябрьские дни 1941 года, а вернее, ночи, узкие шурфы для закладки детонирующего кабеля. И вел он куда-то вниз, в основание стены, в подвальное помещение, где, вероятнее всего, затем и была заложена взрывчатка.

Базанов и остальные не без труда проникли в подвалы. Вообще-то на посещение их, даже по служебной необходимости, требовалось особое разрешение и десяток подписей руководящих лиц, отвечающих за безопасность важного государственного объекта. Обошлись без разрешения. Базанов по указанию Ахмеда устроил небольшой перебой с подачей энергии на ряд не самых ответственных вокзальных объектов, и, пока дежурные электромонтеры разбирались с причинами отключения электричества, сам Ахмед продемонстрировал свое умение обращаться со сложной защитной электроникой, и система сигнализации не отреагировала на несанкционированное проникновение на объект посторонних.

Однако разобраться в хитросплетении конструкций, опор и прочих сооружений не совсем понятного назначения можно было бы, лишь имея на руках рабочие чертежи. Но их не было. А если они и лежали где-то, то добраться до них было бы нелегкой проблемой. Поэтому, потолкавшись в полутьме, разгоняемой тусклым светом «дежурных» лампочек в заляпанных застарелой краской плафонах, и ничего так толком и не поняв, Савин со своими помощниками покинул помещение, после чего Ахмед восстановил систему защиты, как она и была. На всякий случай, мало ли. Вопрос со временем начала операции ими еще не был решен, и приходилось поневоле делать поправку на какую-нибудь Клавдию Ивановну, которая могла по собственной дурости обнаружить непорядок с подвальными дверями и поднять тревогу.

Значит, теперь уже, имея в руках конец детонирующего шнура — это был точно он, старый, довоенного производства, как определил тот же Зайцев, — можно было начинать, собственно, подготовку к самой операции.

Двое рабочих, которые поочередно отбойным молотком долбили стену, закончили свою работу и покинули площадку, так и не разобравшись, чем они тут занимались по наряду, подписанному замначальника электроцеха. А оставшиеся «ремонтники» резво принялись за дело. Андрей Злобин попытался «прозвонить» шнур, и ему показалось, что это удалось, хотя оставались и сомнения. Все-таки старое изделие, могло где-то оборваться, отсыреть за шестьдесят-то лет, будучи замурованным в кирпиче и бетоне. Что угодно могло случиться.

И тут Зайцев со Злобиным, как наиболее опытные и подготовленные люди, высказали предложение, которое, как показалось Савину, считавшему себя здесь старшим и принимающим окончательные решения по всем вопросам, было вполне резонным. И ко всему прочему снимало многие неожиданные проблемы, которые могли возникнуть.

Исходили из того, что шнур действительно вел к взрывателю, находившемуся в непосредственном контакте со взрывчаткой, как о том рассказывал Савину старый чекист. Опытным путем проверить этот было физически невозможно — пришлось бы разбирать полстены, а сделать это, не привлекая к себе внимания, нереально. Но можно было рискнуть. Если укрепить на стене возле выхода детонирующего шнура все ту же распределительную коробку, замазав и скрыв, естественно, те изъяны, которые пришлось сделать во время поиска выхода шнура, и замаскировав все снаружи, заложить туда достаточно мощный заряд взрывчатки, при взрыве шнур должен сдетонировать, а дальше пойдет по цепочке: взрыватель — основной заряд. По идее, должно сработать.

Они прикинули объем возможных разрушений и, надо сказать, немного даже оторопели — такого ожидаемого эффекта они себе не представляли. Выходило так, что взрыв, обрушивший эту опорную стену, должен был вызвать цепную реакцию и потащить за собой свод основного помещения, а за ним пристройки более позднего времени — кассовые помещения, накопитель для авиапассажиров и все с ним связанное и, наконец, вестибюль метрополитена. Человеческие жертвы при этом могли быть просто неисчислимыми. А обломки должны были перекрыть железнодорожные перроны до половины. Памятный сентябрьский теракт в Нью-Йорке больше всего подходил здесь для сравнения по своему масштабу.

Возможно, кому-то постороннему, присутствуй он здесь, на совете исполнителей своей мести, показалось бы странным то обстоятельство, что, обсуждая дальнейший план уже окончания операции, ни у одного из участников совета не возникло и сомнения в необходимости проведения этой варварской акции. И о жертвах тоже не шла речь. Говорили о целесообразности, то есть о более удобном выборе времени теракта. Походя обсудили даже гонорар, который был выплачен заинтересованной стороной участникам акции, пошутили по поводу того, что нынче, в этом паршивом мире, где решительно все продается и покупается, даже такое чувство, как личная месть, может стоить больших денег.