Олигарх (СИ) - Шерр Михаил

Но их превосходительство человеком был мстительным и учителя фехтования с позором изгнали сначала из полков, а потом и из фехтовальной школы, а тесть был переведен служить за Урал.

Матвей аккуратно навел справки и посоветовал мне взять Лонжерона учителем фехтования. Анна Андреевна побеседовала с его женой и взяла её учительницей младших сестер.

Пробелы в верховой езде и великосветском этикете я решил компенсировать своими силами, в имениях было у кого поучиться, а сестра была большим знатоком всяких политесов.

Пятого июня, после поведения всех дебитов и кредитов, началось моё второе турне по имениям. Я поставил себе задачу к началу следующего лета навести полный порядок в имениях. Они должны по всем моим расчетам приносить большой доход.

В середине лета должна начаться очередная русско-персидская война. Начало её будет немного неудачным, но осенью русская армия переломит ход войны. Персы будут разгромлены и в начале 1828-ого года будет заключен мир, по которому к России отойдут Эриванское и Нахичеванское ханства, новой границей станет река Аракс и персы выплатят большую контрибуцию, больше десяти миллионов рублей.

Персов против России подзуживала Англия, она послали в Тегеран своих инструкторов и дала шаху денег.

Зная, как будут развиваться события на Кавказе я решил на этом заработать денег и Сергей Петрович поехал после отпуска в Лондон. Он должен будет сыграть на бирже, поставив на победу русских. Я был уверен, что после тяжелой компании лета 1826-ого года, наше осеннее наступление и его успех будет полной неожиданностью для всех.

Всё лето я был в разъездах: Нарва, Пулково, Новоселово, Арзиново, снова Нарва и далее по списку.

Фоном моих поездок было назначение генерала Бенкендорфа шефом жандармов, а затем и главным начальником Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и командующим Главной Его Императорского Величества квартирой. Он стал в Российской империи человеком номер два, после Государя естественно. И я не удивился когда через несколько дней в императорском указе зятю Болотова была назначена не сибирская каторга, а разжалование в солдаты и отправка в Кавказскую армию.

Бенкендорф за лето приезжал ко мне однажды 14-ого июня, на следующий день после казни пяти декабристов. Я был еще в Питере и собирался ехать в Москву. От него я и узнал о смягчении приговора болотовскому зятю. Поэтому я поехал сначала в Серпухов и Дворяниново и лишь затем по Оке в Новосёлово.

Везде со мной кроме камердинеров постоянно были господа Тимофеев и Ланжерон. Где-то в середине июля они перестали меня ругать и начали хвалить, за мои успехи.

Состоявшаяся в августе в Москве коранация императора Николая Первого прошла без моего участия, быть в толпе зрителей и наблюдать это действие за версту мне совершенно не хотелось, а среди приглашенных особ меня естественно не было.

Двадцатого сентября я возвращаясь из Новосёлова в Петербург, задержался в Москве. Настроение у меня было прекрасное. В Арзиново был наведен элементарный порядок, прекратилось воровство и имение обещало дать неплохой доход. Трактир в Лукоянове процветал, Савелий заканчивал ремонт, кухня уже гремела по всей округе, о ней уже начали поговаривать даже в Нижнем и Москве.

Я лично не понимал, как такое заведение можно называть трактиром, все-таки в моем понимании трактир это что-то типа забегаловки. А тут была уже почти фешенебельная гостиница: великолепная, недорогая кухня, первоклассные номера, вышколенный персонал. Савелий со своей женой просто гении своего дела. У меня стали появляться смутные планы как использовать их таланты для своей и их выгоды.

В Москве я решил задержаться на пару дней. Необходимости в этом не было, просто я решил выполнить данное мною Андрею Тимофеевичу обещание. Он просил меня по возможности посетить салон княгине Зинаиды Волконской и рассказать ей о своих успехах в картофелеводстве. О причине интереса великосветской дамы к такому вопросу я выяснять не стал, решив, что это она делает зачем-то в пику княгине Авдотье Голицыной, которая была ярой противницей картошки.

А у меня уже начала появляться специфическая известность, еще бы такая голубая кровь, а мотается по имениям, да еще как мужик в земле копается. Мне конечно на это было наплевать, даже смешно было. Они пусть сколько угодно носами воротят, а за лето в моем кармане уже появились денюжки от имений и немалые. По крайней мере изъятие полумиллиона для спекуляций на Лондонской бирже уже не чувствовалось.

В салоне Волконской я уже бывал дважды во время своих предыдущих поездок. Но после казни декабристов я тут не был и чуть ли не с первых минут пожалел о своем визите. В отличие от прошлых визитов меня встретили очень холодно.

Шила в мешке не утаишь. Подробностей моих отношений с теперь уже шефом жандармов никто не знал, но тайной они не были. Тем более секретом Полишенеля были шашни матушки с генералом. И императорские милости нашей семье все связывали с протекцией Бенкендорфа. И думается мне не без оснований.

Княгиня Волконская и завсегдатаи её салона были в оппозиции правительству, открыто сочувствовали декабристам, на дух не переносили шефа жандармов и естественно перенесли отношение к нему на меня.

Своё намерение пообщаться с хозяйкой на картофельную тему я сразу же оставил и решил при первой же возможности ретироваться, но тут появился новый гость которого моя светлость ни как не ожидали тут увидеть, генерал-майор Михайлов.

Генерал тоже подозревался в сочувствии заговорщикам, но под следствием не был, но крайней мере мне это было неизвестно. Он знал, что я взял на службу его врага месье Ланжерона и увидев меня, даже сжал кулаки от ярости.

Скандал мне явно был ни к чему и я решил, плюнув на приличия и весь дурацкий этикет, развернуться и просто уйти. Но не тут-то было.

Генеральское бешенство закипало видимо по секундам, он как разъяренный бык попер напролом и громко выкрикнул мне в спину:

— Картофелевод!— я остановился и резко развернулся.

Увидев мою реакцию, генерал медленно, громко и очень внятно начал говорить обращаясь к вошедшим вместе с ним офицерам, рассчитывая что его услышат все присутствующие, а не только те, кто находился рядом.

— У этого господина нет ни совести, ни чести, что и не удивительно. Его отец еще с юности запомнился своими подлостями, но хотя бы в бою был храбрым и честным офицером. А этот опозорил свой славный род, променяв военную карьеру на копание в земле и стал подлинным Иудой Искариотом. Если бы этот сопляк не был бы таким трусом, что он продемонстрировал когда устранился от выяснения отношений с господином Пушкиным, приняв посредничество женщины, я бы вызвал его на дуэль.

Это было конечно слишком, дураку понятно, что уклонятся от дуэли в подобном случае, значит обесчестить себя так, что потом никогда не отмоешься. Поэтому в зале наступила гробовая тишина, взоры всех устремились на меня.

— Хорошо, господин генерал-майор, — я медленно подошел к нему и его офицерам. — Мне конечно не камильфо драться с дедушкой, а вы по возрасту мне доводитесь дедом, но если вам угодно, то пожалуйста, я готов драться с вами.

Подобного поворота событий генерал явно не ожидал, особенно его похоже потряс мой пассаж про дедушку, он как рыба на берегу раскрыл рот и пару раз громко хлопнул губами. Тогда один из его офицеров, незнакомый мне майор, достаточно молодой, но судя по всему борзый до ужаса, сделал шаг навстречу и громко сказал, почти прокричал.

— Я, сударь, готов драться с вами. Надеюсь наша разница в возрасте вас не смущает? — майор, как и его шеф, то же возбудился и это меня сильно позабавило и совершенно успокоило, а самое главное у меня появилась уверенность, что с моей головы даже волос не упадет.

Я с улыбкой наклонился и внимательно оглядев генерала со свитой, а затем всех присутствующих и мне в глаза бросилась, побледневшая как полотно хозяйка. В этот момент я вспомнил что когда-то читал, что летом 1826-ого над ней был установлен тайный надзор полиции и уже в августе 1826-ого года шеф жандармов получил телегу на неё и вдову генерала Коновницына.