Он. Она. Другая (СИ) - Лия Султан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, чё делаешь? — Ирада заглядывает в зал и на ходу собирает свои непослушные кудряшки в жгут и цепляет их толстой заколкой.
— Вещи разбираю, — сижу на корточках, склонившись над своими пожитками.
— Давай помогу.
Она садится на пол и вытягивает оттуда наряд за нарядом. Странно морщится, театрально вздыхает.
— Что не так? — не выдерживаю.
— Мать, ты чё правда в этом ходила? — она встает, расправляет мое строгое платье, которое я надевала, когда у нас были гости, и прикладывает на себя. — Никогда его на тебе не видела.
— Я в нем гостей встречала.
— В этом? — заламывает она бровь. — Еще и платочек повязывала, глазки в пол и поклон.
— Ну не надо, — останавливаю ее я.
— Сабина, это одежда для старой девы, — комкает платье и отшвыривает в сторону. — Так, что там еще есть?
Роется в чемодане, кряхтит, ругается.
— Я не поняла, что случилось с твоим стилем? Ты же всегда хорошо одевалось, а эти тряпки для работы не годятся. Тут все либо черное, либо коричневое, либо темно-синее. Я даже представить не могла, что все так плохо.
— Это деловой стиль, — парирую я.
— Это монашеский стиль, — не унимается сестра. — Ну вот джинсики есть, блузка поярче. Почему не носила? Смотрим какой fabric, details? А где “Дайсон”, который мы подарили тебе на Новый год?
— На дне.
— Ага, вот он. Хорошо, что забрала, — она обнимает коробку. — Знаешь, какой сейчас дорогущий? А где этот супер навороченный утюг, что мама брала в приданое?
— Дома оставила.
— Саба, ебтвмт!
— Эй! — осаждаю ее. — Ну как бы я его вынесла? Стыдно. Да и вообще в последнее время я все гладила отпаривателем. После него на рубашках вообще никаких складочек и заломов.
Ирада опускает голову, открывает рот и подносит к нему указательный палец, изображая рвотный рефлекс.
— Меня вырвет сейчас. Складочек и заломов, говоришь не было? Вот ты ему рубашечки эти гладила, а какая — то шалавенция их снимала и на пол бросала. Потом небось после трах-тибидоха надевала его вещи и мерзким томным голосочком говорила: “Мне так нравится носить твои вещи. Они пахнут тобой”. — Ирада скорчила рожицу и изменила голос на тоненький и приторно-сладкий.
— Наверное, его рубашки пахли ею. Но я же не слышу запахи. И поэтому я ничего не замечала, — с грустью замечаю я.
— Так все, отставить сопли! — приказывает она и выуживает из стопки черную ветровку. — Не поняла, ты что Таировские вещи с собой прихватила? Это явно мужская.
Сестренка брезгливо держит ее кончиками пальцев, бросает на пол и делает вид, что моет руки.
— Фу, беее, — презрительно морщится она.
— Это не Таира, — признаюсь я. — Вчера я под дождь попала и меня чуть не сбила машина. Водитель остановился, дал свою одежду, потому что моя промокла. Я в ней так и ушла.
— Хм! — хмыкает Ирада, тянется к ветровке, поднимает ее с пола и подносит ее к лицу. — Пахнет как мужчина.*
— О как быстро переобулась, — усмехнулась я. — И чем пахнет?
Она ведет кончиком носа по ткани, прищуривается и выдает:
— Парфюм дорогой. Древесные нотки, кожа, что-то еще. Симпатичный хоть водитель?
— Не помню, — пожимаю плечами. — Не разглядывала. Я вообще была тогда не в себе.
— Возвращать не планируешь владельцу?
— У меня нет его номера, — пожимаю плечами, хотя знаю, что он — брат соседа. Но как представлю, что прихожу к Исламу и вручаю ему ветровку Наримана, стыдно становится от того, что он может подумать.
— Очень жаль, — вздыхает Ирада.
В этот момент в домофон звонят. Встаю и чертыхаясь иду открывать. Надеюсь, Нафиса не проснется от резкого звука.
— Ты кого-то ждешь? Курьера? — спрашиваю сестру на бегу.
— Нет, это точно не ко мне.
Снимаю трубку домофона и недовольно бурчу:
— Кто там?
— Это мы! — хором кричат подруги.
Вот это неожиданность. Я же дала Ксюше сегодня отбой, а она приехала, прихватив с собой Айгерим.
— Поднимайтесь! — радостно говорю я.
Мы втроем учились в одной группе в институте и подружились на первом курсе. До замужества часто встречались, а потом мне надо было заниматься дочкой и домом, но раз или два в месяц я выбиралась куда-нибудь с подружками. Нафису оставляла либо со свекрами, либо у своих родителей, а когда она была грудничком, брала с собой. Ксюша и Айка — девушки незамужние, поэтому всегда любили нянчится с моей девочкой.
— А вот и мы! — Ксения громко сообщает о себе с порога.
— Тссс, — прикладываю палец к губам, — Ребенок спит.
— Ой, простиии, — подружка виновато закрывает рот ладонью.
— Я же говорила, у них скорее всего тихий час, — шепотом сокрушается Айка, передавая мне розовый бумажный пакет. — Это нашей кнопке.
— Айка, ну зачем? — охаю я и вытаскиваю куклу Барби в большой, красивой упаковке.
— Так это не тебе, — цокает Ксюша, — а ребенку. Подгончик, — подружка трясет тортиком перед глазами.
— Спасибо, — целую подруг по очереди. — Проходите, девочки.
— Привет-привет! — из зала выходит Ирада, которая очень хорошо знает Ксюшу и Айку. Я часто брала ее с собой на наши посиделки. — Вы как раз вовремя!
— А что такое?
Они проходят в зал и натыкаются на бардак, который мы с сестрой устроили.
— У нас здесь “Модный приговор”, а я Эвелина мать ее Хромченко. Я ей уже давно говорила, что надо одеваться ярко и красиво, но у нее полный чемодан монашеской одежды. Грусть-тоска.
— Нормальная одежда, — фыркаю я и беру девочек под руку, уводя из комнаты. — Девочки, а пойдемте на кухню пить чай. — А Ирада пока здесь все уберет.
— Эй, почему я? Это твои вещи! — негодует сестра и тихо кричит вслед. — Торт мне оставьте тогда.
* * *
— Как ты, Саби? — спрашивает Айка, когда я сажусь за стол и ставлю на него горячий заварочный чайник. Все делаю на автомате, как привыкла. Заварила так, как любит свекор, даже налила до середины, как надо или как у нас говорят “без уважения”. Наливать полную пиалу — дурной тон, намек на то, что хозяин тебе не рад и хочет, чтобы ты побыстрее ушел.
— Нормально, — пожимаю плечами и передаю девочкам пиалки. А когда себе наливаю, рука дергается и струя попадает не в цель, а мне на пальцы. — Ой. Я сейчас протру.
Не смотрю в глаза подругам, хотя знаю, что они глядят на меня с сочувствием. Не хочу, чтоб жалели. Хотя плакать до сих пор тянет.
— Может, завтра все-таки сходишь в больницу, анализы сдашь? Со здоровьем не шутят, — советует Ксения. Ей я еще утром рассказала, что со