Стихотворения - Давид Бурлюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Всего лишь двести лет назад…»
Op. 62.
Всего лишь двести лет назадСожгли здесь ведьму на костре…Священник был ужасно радКак прут последний догорел. Всего лишь двести лет назад В Сейлеме знали: святость, грех И каждый тем был четко занят, Что грыз греха орех.
«Добро и зло два лика быстрожизни…»
Op. 63.
Добро и зло два лика быстрожизни.Отдать себя, пожертвовать собой:Порвется мускул, кровь багрянобрызнетИ закивает смерть лукаво головой;Но демоны строчат другие предписанья в Эребе черном, в капищах небес,Где на стенах истерзанных названья.Где грешников сосет и мучит бес. . . . . . . . . . . . . . .И если первое среди цветов и маяСреди веселых птиц многоречивых вод,То зло бредет, зубами угрожаяИ дымом прокоптив туннельный потолок;Оно — в насилии, в невежестве, обиде…Оно — в петле, кинжале и тюрьме,Когда судьба, согбясь Кариатидой,Подставит хилогорб посту, укус'зиме.
«Вдали от родины и близких…»
Op. 65.
Вдали от родины и близкихСреди чужих всегда одинХлебаю жизнь из скучной мискиВладелец считанных годин. Я стал доступен подземельям Нет смысла ненавидеть мрак. Ведь жизнь — не звук, не знак безделья И не в распутицу оврагПусть солитер, но чую силу —Могу — пахать, любить, строчитьИ крышу подчинить тесинойИ по весне исправить гать… Упиться сочным арабеском. В котором жизнь бурлит ключом, Где краски выступают резко И где изломы — нипочем.
«У меня так много двойников…»
Op. 66.
У меня так много двойниковОни в дилювиальную эпоху жилиИ ныне скопищем задавлены вековОни — былые разум, жилыТаких как я скитавшихся в ландшафтах,Смотревших звезды, пивших из ручья,Но только не читавших Вильсона Тафта..И не пропахших библиотекой, как я.Так много двойников и у тебя, Маруся,Их синие глаза повторены в цветахВ которые теперь в тюрьме витрин гляжусяЧерез стекло их воображая запах.Столетья протекут и миллионы лягутТягчайшими пластами ветхой пылиИ на верху Бессмертие со смерти стягомЗабвение прольет из вечности бутыли…Но ты и я предвечно угадалиГрядущий жребий, пережив в мечтеЧудовищной безумных граней дали,В других телах воспрянем на черте…Чтоб сознавать и пламенно к надеждеТянуть другие дни, и вспоминать о тех,Кто там лежат в песка одежде —Подобных нашим горя и утех!!!..
Из раздела «Руда ругани прошлого»*
«На фоне картины старинной…»
Op. 1.
На фоне картины стариннойСтрунный играет квартетМелодии тянутся чинноЭх… сюда бы — наган и кастет.
Омское
Op. 2.
Где скукотундру режет властноСырое тело Иртыша;Где юговетр евой лет напрасныйПодъемлет слабо и спеша,Где памятно о Достоевском:Согбенно-каторжным трудом,Отторгнут набережной Невской.Он не измыслил «Мертвый Дом»,Где ране было Оми устье,Теперь событий новых шокКрушит Сибири захолустье.Здесь взроет первичный виден слабо,Ночной вместившийся горшок!Российской власти баобаба!
1919 г.
Омск
«Я женился слишком рано, невпопад…»
Op. 5.
Я женился слишком рано, невпопад,Спал на нарах, словно гад,От меня в миру змееныши пошли,Под церквами размножаяся в пыли… А когда из окон на канатах падали колокола В них тогда… Революционно Молодость цвела! А змееныши стадами расползлись, Чтобы славить и пригубить высь…
«Я презираю идиотов…»
Op. 6.
Я презираю идиотовКоторым вязь поэзииЧужда…Готовых славить иХвалить кого-то,Отвергших рифмы навсегда.Умами жалкие и тупостью людишкиДля вас бесцветен солнца лучи в библиотеке одни поваренные книжкиВас привлекают… всеобуч.
«Падем безглагольные ниц…»
Op. 7.
Падем безглагольные ницПред ликом свидригайловских мокриц…
Плевок в небо
Op. 8.
Плюну, плюну в небо —Потушу звезду; соберемся, вместеПлюнем… Сможем солнце погасить!..Так кричал пропойца, выйдя из подвалаПолный пива мутного бурдой, полный буднем,Полный злобой,И заразой,И бедой…
Мысли в вагоне американского экспресса
Op. 12.
Запах кокса мне напомнилДревних рощ, сгоревших, травы,Сумрак синий, очерк томный,Где катилось это славы,
* * *Ветер рыка древних чудищМногоногих и крылатых,Рыбоптиц, безмерных утищ,Что воде вились горбато,Что вдыхали ароматыЛепестков цветов громадных.Запах яда, холод мятыИ грибов пыленье смрадных,То, что было в те эпохи,Где природа в юни пьянойРасплывалась жарко в похотьРассыпалась в щедри рьяной…Без конца и без пределаРаздавала жизнь гигантам,Что свое кормили телоВ листьях леса-фолианта;Что не знали праздных мыслей,А живя одним инстинктомДля анализа не кислиИ себя не звали винтиком…Что живя цветным размахом,Густо множились в болоте,В жирной, теплой сонной влагеОставляя нечистоты…
* * *Я теперь сижу в вагонеЯнки дымного экспресса.Запах угля мне напомнилЭти были древнелеса,Где не знали человекаИ его идей крылатых,И о том, что есть омегаПосле альфы дней, зажатыхВ уголь, нефть, — летящих в дымыПассажирского экспрессаНад деревьями, седымиОт цветов весеннетеста.
1929
Из раздела «Эрекция бодрости»
«Поэт должен отражать словно зеркало все мысли…»
Op. 1.
Поэт должен отражать словно зеркало все мыслиВ этом сила в этом стать что в судьбе его нависли…Сколько книжек глупых злых напечатано в прошедшемТочно разум знавший вывихИль поэт с ума сошедший я теперь пришелДать вам знать что надо править чтоб по-новому сверстатьСтроки где стоять мы в праве только жизнь и только тоЧто понятно миллионам.
Равенство всех
Op. 4.
Я презираю всех богатых и бедным друг;Сторонник деревянной хаты и недруг слуг;Я презираю всех, копящих златоИ собственность объявших как Кащей…Мне близок нищеты творящий атом..Тарелка каши, миска щей…Ценю; пасти овечье стадо родных горахИ быть кочующим номадом, чужих мирах…Мечтаю я о годе недалеком, весь мир когда —Великом равенстве, по замыслу пророков,Пребудет навсегда…
1929
Все должны работать
Op. 6.
Настанет день, когда станкуВсе, все пойдут без исключенья!Труд будет видом развлеченья,Доступным девушке и старику;Всего лишь два часа или четыреВ хрустальных камерах займется футуринКакой-нибудь там циркуль растопыритили с золой смешает глицерин.А иногда веселым футуринкамПрикажут рвать цветы иль бабочек ловитьИ здесь тогда напомнится старинка,с прошедшим днем совьется нить…И к ним опять, как в древние эпохиСберегутся фавны, станут дев ловитьИ на лугу опять запляшет похотьПростейшее — как кушать или пить.
Из раздела «Титьки родины»*
