Внешняя разведка СССР - Клим Дегтярев

За эту информацию и сведения о местах базирования весной 1943 года всех эскадрилий Люфтваффе в районе Курской дуги, благодаря которым советская авиация смогла уничтожить более пятисот вражеских самолетов на указанных агентом аэродромах, его наградили орденом Красного Знамени[303]. Так звучит официальная версия.

С историей танка «Тигр» не все так просто. По непроверенным данным, в сентябре 1942 года и по данным из надежного источника — в январе 1943 года два танка попали в распоряжение Красной Армии. У них заглохли двигатели, и немцы не смогли их эвакуировать с передовой. Во время Курской битвы летом 1943 года в боях участвовали 147 «тигров». Из них были безвозвратно уничтожены всего лишь 10 машин.

Советская разведка и японские шифры

О битве за Москву осенью 1941 года написано очень много. Вроде бы названы все герои, от сражавшихся на передовой солдат до командовавших войсками генералов. Есть монографии, посвященные участию чекистов (разведчиков, диверсантов и контрразведчиков) в этом сражении.

А вот о криптоаналитиках (дешифровальщиках) почти ничего не известно. Хотя их подвиг отмечен Указом Президиума Верховного Совета СССР «О награждении работников НКВД Союза ССР за образцовое выполнение заданий Правительства» (опубликован в газете «Правда» 4 апреля 1942 года). Согласно ему Орденом Ленина награждены два капитана государственной безопасности: Борис Аронский и Сергей Толстой[304] (отметим, что работа этого человека была оценена выше, чем любого другого отечественного криптографа во время войны — в 1944 году его наградили вторым Орденом Ленина[305]), орденом Трудового Красного Знамени — 6 человек, орденами Красной Звезды и «Знаком Почета» — 13 человек и медалями «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие» — еще 33 человека. Такой высокой оценки по свежим следам московской битвы мало кто удостаивался, тем более из одного подразделения, члены которого находились в глубоком тылу, а не сражались за линией фронта.

Какой же подвиг совершили эти люди, что многих из них наградили боевыми орденами?

В первые дни Великой Отечественной войны Борис Аронский (с помощью своих помощников и переводчиков) дешифровал переписку японских дипломатов с Токио. По поручению императора Японии дипломаты сообщали правительствам стран, где они находились, что Страна восходящего солнца уверена в их скорой победе над СССР, но пока сосредоточивает свои силы на юге Тихого океана против США. Фактически это означало, что в Москве смогли «вскрыть» так называемые «пурпурную» (введена в 1939 году) и «красную» шифросистемы, которые МИД Японии использовал на своих линиях связи. Аналогичную задачу, но для шифросистем, используемых на линиях связи высших эшелонов власти Японии, сумел решить Сергей Толстой.

Фактически это означало, что осенью 1941 года в Москве были уверены — Токио пока не планирует нападать на Советский Союз. Чуть позже эта информация была подтверждена из других источников. Основываясь на этих данных, Иосиф Сталин принял решение о переброске 16 полноценных дальневосточных и сибирских дивизий под Москву.

Чтобы оценить колоссальный объем проделанной криптоаналитиками работы, кратко расскажем об использовавшихся в начале сороковых годов прошлого века Японией системах шифрования. Они представляли собой обширный словарь, в котором каждому слову, знаку препинания или даже устойчивой группе слов приданы кодовые обозначения.

Дешифрование такого кода — работа чрезвычайно сложная и трудоемкая. Она предполагает тщательный отбор по внешним признакам из массы шифрперехвата комплекта криптограмм, относящихся к данному коду, затем проведение очень скрупулезного статистического анализа, который должен отразить частоту появления, места и «соседей» каждого кодобозначения во всем комплекте.

В связи с отсутствием в те годы специальной техники (компьютеров) все это делалось вручную несколькими помощниками основного криптографа-аналитика. Тем не менее многомесячная работа такого коллектива зачастую приводила к аналитическому вскрытию значительной доли содержания кодовой книги и возможности оперативного чтения очередных перехваченных кодированных телеграмм. Это и определило успех группы Бориса Аронского, сыгравшей огромную роль в исходе битвы за Москву[306].

Был и еще один немаловажный факт, о котором мало кто знает. Это помощь со стороны советской внешней разведки. Хотя существовавшая в СССР с двадцатых годов дешифровальная служба, использовавшая мощный потенциал российской школы математиков, и добилась неплохих результатов в расшифровке секретных депеш правительства Японии, но ее успехи имели ограниченный характер до тех пор, пока в 1938 году внешняя разведка не получила на длительное время до 1943–1944 годов доступ к действующим дипломатическим шифрам Японии.

Эта история началась в далеком 1925 году, когда в составе открывшегося в Москве японского посольства прибыл Идзуми Кодзо, 38 лет, неженатый, владеющий русским и английским языками, до этого служивший в МВД[307]. Его отец, также чиновник, воспитывал сына в духе строгого уважения японских традиций. Идзуми — сын пользовался репутацией доброго и порядочного человека. В Москве он снял комнату у вдовы генерала Елизаветы Васильевны Перской (агента советской контрразведки «Дочка»). У нее была 23-летняя дочь Елена, которая окончила литературное отделение университета и работала в библиотеке Наркомвнудела. Через два года японский дипломат и генеральская дочь сыграли свадьбу. Затем дипломата перевели в Харбин. Вместе с ним на новое место службы выехали жена и теща. Затем у Елены родился сын. Обе женщины поддерживали связь с советской контрразведкой. Не будем пересказывать все перипетии судеб двух женщин, скажем лишь о том, что Елена утратила связь с органами госбезопасности, а ее мать, в момент нахождения на территории СССР, была арестована и осуждена на десять лет «за шпионаж».

В начале 1935 года Идзуми занял должность 3-го секретаря посольства в Праге. В сентябре 1937 года Елена пришла в консульский отдел полпредства с заявлением, в котором говорилось:

«Прошу восстановить меня в гражданстве СССР и дать возможность воспитать сына на Родине».

Дело в том, что сын Елены был не от Идзуми, но он его признавал и любил как собственного. О муже Елена рассказала, что в посольстве он ведает шифрами и шифрперепиской, изучает французский и немецкий языки. В последнее время он стал больше интересоваться русской эмигрантской прессой, объяснив, что это нужно ему по работе. Занимается ли муж разведывательной деятельностью, ей не было известно. В Центре приняли решение о восстановлении связи с ней как агентом. Предполагалось, что через нее удастся завербовать мужа и получить доступ к японским шифрам. В апреле 1938 года он согласился работать на советскую разведку. Причин было несколько: материальная, привязанность к супруге и несогласие с проводимой Японией внешней политикой.

В сентябре 1938 года Елена передала пражскому резиденту внешней советской разведки М. М. Адамовичу 6 шифровальных кодов и 6 телеграмм. Материалы получили высокую оценку дешифровальной службы. Вскоре в связи с угрозами Адольфа Гитлера захватить Судетскую область Чехословакии семьи дипломатов были эвакуированы, и Елена выехала к новому месту службы мужа — в Финляндию.

Идзуми оставался до конца октября в Праге. 23 сентября он принес М. М. Адамовичу для фотографирования первую пачку шифртелеграмм. При этом он рассказал, что у него имеется несколько агентов в Праге, и ему поручено подыскать агентуру для засылки в СССР.

4 октября Идзуми передал 25 шифртелеграмм из Берлина, 29 — из Лондона, 13 — из Рима и 15 — из Москвы. 11 октября от агента был получен документ об организации японской разведки за границей.

Одновременно Центр сообщил резиденту в Хельсинки Рыбкину: «До окончания обработки Идзуми, т. е. когда он расскажет все, что ему известно о японской разведке, связь поддерживать через Елену. Она быстрее добьется результатов».

В Финляндии контакт с Еленой был поручен опытному оперативному работнику Зое Ивановне Рыбкиной. В беседах Елена вновь поднимала вопрос о своем отъезде в СССР. Резидентура же полагала, что такой ее шаг только бы усилил подозрения к Идзуми со стороны японцев.

«Идзуми, — призналась Елена, — как-то сказал ей, что если бы он провалился, то мог бы остаться за границей, поскольку в Японии у него никого нет, и ничто там его не связывает».

В июне-июле 1939 года от Идзуми через Елену были получены 7 докладов МИДа, сообщения о решении японского правительства заключить военный союз с Германией и о конференции японских дипломатов в Берлине, на которой обсуждался вопрос об открытии центрального бюро в Европе по разведке против СССР.