Дорога через миры (сборник фантастических рассказов) - Иван Мроев

И у него это получилось — брюшина распахнулась, как ворота его подземного гаража, и скользкие внутренности вывалились наружу. Перистальтика кишечника ещё работала после сытного завтрака, от которого Хацуписи не мог отказаться (собственно, кодекс этого и не требовал).

Кровь брызнула фонтаном, боль была нестерпимой. Хацуписи ждал, что вот-вот он потеряет сознание и упадёт на содержимое собственного живота, как показывают в фильмах из жизни самураев.

Но ничего такого не произошло, наоборот, его мозг работал так же чётко и быстро, начальная слабость и боль куда-то улетучилась, и вместо того, чтобы умирать в соответствии с кодексом, он с удивлением и любопытством смотрел на клубок кишок, пульсирующий у него на коленях. В конце концов, он почувствовал себя настолько хорошо, что запихнул, как мог, кишки обратно в брюшину, заклеил рану пластырем и, посидев немного без дела, решил для разнообразия сыграть пару партий в мини-гольф на общем заднем дворике с соседом, всё тем же ненавистным Курогуси.

Но Хацуписи Хацукаки недаром был потомком самураев и хорошо знал, сколько поколений его предков вспороло собственный живот с улыбкой и именем императора на устах. Традиции семьи обязывают, поэтому после обеда он со вздохом снова взялся за меч. В конце концов, времени у него хватало — до захода солнца оставалось не меньше шести часов.

Газеты и телевидение сошли с ума. Первые страницы были переполнены чудесными историями исцеления безнадёжно больных звёзд и миллионеров, телерепортёры задыхались от новых и новых сенсационных подробностей. Десятки тысяч выздоровевших с триумфом покидали клиники, дома престарелых, как по мановению волшебной палочки, превратились в коммуны вечной молодости, разом прекратились все войны и конфликты — как воевать, если врага нельзя не только убить, но и толком ранить? — а наводящие ужас международные террористы записывались в очередь на приём к психотерапевтам и опекунам. Защитники прав человека задыхались от восторга — ещё бы, смертная казнь ушла в безвозвратное прошлое! Последними от неё отказались французы после того, как гильотинированная голова убийцы и насильника-педофила по прозвищу Зелёные Усы после экзекуции покатилась по тюремному двору, изрыгая ужасающие проклятия в адрес палача, судьи, прокурора и всех их матерей, жён, сестёр, дочерей и собак женского рода. Жертвы аварий не дожидались помощи, а, собрав разбросанные части тела, сами отправлялись в хирургические отделения больниц, чтобы скрепить их воедино. Улицы заполнились тысячами бывших инвалидов, со вкусом принявшихся за работу и развлечения. Преобладали самоубийцы и жертвы мафиозных разборок. Хитом сезона стал ветхий шлягер «Ночь живых трупов», лучше всего передававший атмосферу первых дней вечной жизни. Мотив побеждённой смерти вытеснил все остальные темы и сюжеты. Открытием в мире моды стали манекены в виде скелетов, особенной популярностью пользующиеся в магазинах по продаже женского белья.

Короче говоря, жизнь на планете Земля превратилась в бесконечный праздник. Радовались все. Кроме гробовщиков и владельцев похоронных бюро. Но на них никто не обращал внимания: в конце концов, никто не мешал им переучиться на работников родильных домов. Во всяком случае, с точки зрения Генерального Секретаря ООН ситуация выглядела безоблачной.

Его безмятежные грёзы прервал мягкий гонг интеркома. Проклятый Черчилль сморкался пуще обычного.

— Господи, Уинстон, сделайте что-нибудь, наконец, со своим носом! — взмолился Торез. — Неужели это такая проблема, особенно теперь, когда врачи буквально гоняются за каждым пациентом?

Черчилль поперхнулся. Подавился бы ты своими соплями, злорадно подумал Торез.

— Да я был у лучшего вирусолога в нашем полушарии. И он сказал… а-апчхи!.. что ничем помочь мне не может. Да и никто, видимо, не поможет. Говорит, все антибиотики перестали действовать.

— Как это?

— Так оно и есть. Он говорит, что принцип действия лекарств как раз и заключается в том, что они убивают бактерии и вирусы. Ну, а теперь, когда всё стало бессмертным… а-апчхи!.. Я тоже ему не поверил и принимал все таблетки, какие нашёл у жены, три дня подряд. И вот, никакого результата!

Морис Торез нахмурился, словно почувствовав какой-то подвох.

— А что вы хотели? — спросил он, не желая развивать подозрительную тему. Мир, полный страдающих от насморка и ангины, — не такая уж приятная штука, вдруг подумалось ему.

— К вам на приём записался профессор Пастер…

Торез не припомнил, чтобы с кем-то таким договаривался о встрече.

— Я его знаю? — наобум спросил он.

— Нет, но мне порекомендовали его принять знающие люди. Говорят, он нобелевский лауреат по биологии или медицине, не помню точно. Получил премию за интраклеточные исследования или что-то в этом роде. Короче говоря… из всего этого я понял, что у него есть какие-то соображения по поводу того, что сейчас происходит. И, знаете, шеф… мне не понравился его тон… Так мне приглашать его?

Профессору Пастеру на вид было лет шестьдесят, он выглядел моложавым и спортивным и с первого взгляда казался тем, кем и был в реальности — компетентным яйцеголовым. Торез вежливо встал из своего кресла, предложив гостю место напротив.

— Чем могу быть вам полезен? — как можно более приветливо спросил он. Конечно, Нобелевская премия по биологии — это вам не победа на конкурсе красоты штата, но даже такой человек иногда может оказаться приятным собеседником.

Гость молча рассматривал его, храня молчание, словно оценивая, тот ли человек Генеральный Секретарь ООН, которому стоит доверить важную информацию.

— Знаете ли вы, что нам осталось две-три недели нормальной жизни, не больше? — спросил он без околичностей.

Торез саркастически улыбнулся.

— Вы, стало быть, называете нашу жизнь нормальной? — попытался пошутить он.

Профессор нахмурился и пригладил волосы.

— В целом, да, — кивнул он, делая ударение на каждом слове. — Хотя люди перестали умирать, пока что они ведут себя как организованная цивилизация. Но это продлится недолго. Дня два-три от силы.

— Что вы имеете в виду? — Торез ненавидел привычку некоторых ходить вокруг да около вместо того, чтобы перейти прямо к делу.

— Это чудесное бессмертие — проклятие рода человеческого, — так же невозмутимо произнес профессор. — Самое главное заключается в том, что бессмертными стали не только люди: умирать перестало абсолютно всё, включая мельчайшие организмы, клетки и даже белковые молекулы. В самое ближайшее время в этом сможет убедиться каждый. Господин Генеральный Секретарь, наш мир вышел на финишную прямую!

Пока профессор разъяснял свою теорию неконтролируемого роста клеток пункт за пунктом, Генеральному Секретарю делалось то жарко, то холодно. Он боялся посмотреть в большое венецианское зеркало, висящее между окнами, чтобы вдруг не увидеть собственную седину.

— А через три недели, — безжалостно продолжал профессор Пастер, — каждый живой организм на этой планете будет представлять из себя бесформенный пузырь, полный размножающихся до бесконечности клеток. Я поставил такой опыт на колонии кишечной палочки, и, уверяю вас, что это был настоящий кошмар. Ни одна клетка не умирала, даже от воздействия концентрированной серной кислоты, температуры чуть выше абсолютного нуля или убойной дозы гамма-лучей, а продолжала делиться и размножаться, как автомат. До тех пор, конечно, пока вокруг неё было достаточно питательной среды. Это и логично: ведь жизнь, которая не прекращается, имеет одну-единственную цель — бесконечная экспансия.

— И чем всё это кончится? — слабым голосом спросил Торез.

— Хм, это интересный вопрос… Думаю, что через некоторое время эти… пузыри… начнут лопаться — ведь скорость размножения клеток эпителия значительно ниже, чем остальных — а их содержимое сливаться и перемешиваться. Так что спустя, скажем, год, вся поверхность Земли будет покрыта толстым слоем бурлящей коллоидной массы, размножающейся, во всяком случае, до тех пор, пока не достигнет стратосферы. Меня в настоящее время интересует лишь одно — сможет ли эта форма проявлять хоть в какой-то мере разумные свой… Послушайте, господин Торез, что с вами?

Ответа он не услышал — Морис Торез, Генеральный секретарь Организации Объединённых Наций, без сознания лежал под столом.

Через полчаса приведённый в чувство Морис Торез информировал созванный в экстренном порядке Совет Безопасности о всех последних событиях, начиная с визита Танатоса Тринадцатого. Разумеется, сначала ему никто не поверил, но когда отдельные представители решили на всякий случай проконсультироваться со своими учёными, которые без исключений подтвердили гипотезу профессора Пастера, Совет Безопасности перешёл фактически на непрерывный график работы. Остальное человечество продолжало пребывать в блаженной эйфории, прославляя внезапный уход смерти.