Останется с тобою навсегда - Илья Вергасов

Прощаясь с Черновым, говорю ему:

- Спасибо, капитан.

- У меня просьба, товарищ подполковник: после выпуска сержантов откомандируйте меня в боевую часть.

- За этим дело не станет - не за горами дни, когда весь полк станет боевой частью!

Вечерело, было душно. Мы наискосок пересекли площадь. Навстречу женщина с полными ведрами. С доброй улыбкой провожает нас.

- К счастью, командир!

- А ты какого счастья хочешь, Леонид?

- Сию минуту - самого маленького: искупаться в ставке.

- Ого, давать чуть ли не пятиверстный круг!..

- Что ты, можно напрямик переулком, там мостик наладили.

- Тогда айда!

Идем, хатенки сжимают нас с двух сторон, ветки хлещут по лицам. На самой окраине Рыбаков придержал дончака.

- Слышишь, поют? - Показал на хатенку с закрытыми ставнями.

Рвется наружу песня "Ой ты, Галю, Галю молодая, пидманулы Галю, забралы з собою...".

- Ведет никак Шалагинов? - Я спешился.

- Куда ты? Постой, потом выясним!

- Ну, знаешь! - Я перемахнул через забор, поднялся на крылечко, тихо налег на входную дверь.

В небольшой комнате с нависшим потолком за столиком, крытым клеенкой, при желтом свете свечи сидят Шалагинов и Краснов. На почетном месте, под иконами, начальник штаба полка Сапрыгин. Закрыв глаза, он густо басит.

- Товарищи офицеры! - вскочил Краснов.

Песня оборвалась. Головы, как по команде, повернулись к нам. Первым пришел в себя Сапрыгин:

- Милости просим, Константин Николаевич, и тебя, Леонид Сергеевич.

На столе бутылки с мутноватой влагой, закуска - не объешься: репчатый лук, редис, сухари. Я взял бутылку, плеснул самогон на стол, поднес свечу вспыхнуло синее пламя.

- Крепак!

- Точно, с налета берет! - Встряхнув укороченным чубом, из-за стола вылез Шалапшов.

- А как похмеляться, комбат?

- Рассольчик, как рукой...

- Что же вы нас с замполитом обошли?

- Да вот поминаем нашего друга Петра Петуханова... Сороковой поминальный сегодня...

- Капитан Шалагинов, сядьте! - крикнул Сапрыгин!

- Нет, я скажу... Вам, товарищ подполковник, подавай шагистику да дыры в черных мишенях...

- Приказываю всем разойтись! - с неожиданной твердостью сказал Рыбаков.

- Начштаба и комбату Краснову остаться! - приказал я, Только захлопнулась за Шалагиновым дверь, я повернулся к Краснову:

- Где самогонный аппарат?

Он подавленно молчал.

- Я сейчас по тревоге вызову роту и прикажу обыскать винный завод. Где самогонный аппарат? Ведите!..

Краснов молча повернулся к выходу и как-то не по-военному засеменил вперед нас...

* * *

...Мы шли в три коня - Рыбаков, Сапрыгин и я. Небо затянуло тучами, посыпал мелкий дождик. Молчали до самого лагеря.

Сапрыгин, прощаясь, сказал:

- Ну и лихо вы взяли в оборот Краснова, Константин Николаевич, в один момент раскололся!

Я молчу.

- Чего дурачком прикидываешься? Ты-то про все знал, - оборвал его Рыбаков. - Неужели так-таки ничего не понял.

- Понять-то понял, но не все принять могу.

- Довольно, начштаба, - потребовал я. - За организацию пьянки...

- Какой же пьянки?.. Подумаешь, собрались трое друзей...

- За организацию пьянки, за допущение производства самогона - вы же знали, знали об этом! - я отстраняю вас от должности начальника штаба полка!

- Это мы еще посмотрим!..

- Нечего смотреть, Сапрыгин. На вашей совести кровь Петуханова, отчеканивая каждое слово, сказал Рыбаков.

Сапрыгин пришпорил коня и скрылся в темноте.

Старший лейтенант Краснов сдал батальон и приказом командующего был назначен командиром штрафной роты, куда и отбыл без промедления.

23

Их - одна тысяча, живых, молодых, радующихся и порою грустящих, устающих донельзя, с сильными телами, здоровыми желудками, жадными озорными глазами. Они втянулись в ритм полевой жизни, загорелые и поджарые, шагают по стерне, выбивая тучу пыли. И думка у всех одна - скорее к финалу.

Их надо выстроить на полковом плацу, показать самому командарму: вот они, тысяча сержантов. Вчера они еще были солдатами. Трудно им было, ох как трудно! Но они не жаловались - понимали. Торопились. Сам видел, как делали зарубки - еще день учебы прочь!

Ах, как мне хочется отправить их на фронт - одетых по форме! В полковом складе есть для них все. Только вот обувка - обмотки с ботинками. Где же мне взять тысячу пар хотя бы кирзовых сапог? Из Вишняковского больше ничего не вытрясешь. Слава богу, в котлах приварок.

Роненсон?

Вишняковский шепнул мне:

- У товарища Роненсона есть в заначке настоящие курсантские сапоги, еще довоенные.

Как бы его разоружить? Попытка не пытка, уха не откусят - поехал на поклон.

- Крымская твоя душа, за счастьем приехал? - встречает меня Роненсон.

- Знаете, о чем я думаю, товарищ полковник? - Горячо пожимаю ему руку.

- В той артели, откуда ты, нет шикарных сапог?

- Да вы же провидец!

- Что ты с меня хочешь? Я уже волнуюсь.

- Всего тысячу пар яловичных.

Роненсон ухватился обеими руками за рыжую голову и оглашенно закричал:

- Ты, Тимаков, думаешь, что я из Ленинграда еще до войны перекачал к себе фабрику "Скороход"? У него тысяча мальчиков, и каждый хочет быть красивым, а с Роненсона - три шкуры! Как в Одессе, да? Так вот, будут твои мальчики фигилять в новых сапожках, И не потому, что ты такой красивый.

- Так почему же?

- Потому что знаю: сейчас ты сядешь на свой драндулет и, как челночное веретено, туда-сюда, пока не вытряхнешь из меня душу...

- Не представляете, как обрадуются выпускники. Спасибо!

- Присылай своего помпохоза с девичьими щечками...

* * *

Рыжее, с кустами засеребрившейся полыни поле, а вокруг деревья тополя, акации, запыленные до самых макушек. Десять дышащих и одинаково зеленых, как клеверные делянки перед косовицей, колонн, щедро залитых лучами сытого августовского солнца, застыли в ожидании. От надраенных до ослепляющего блеска медных труб отскакивали лучи, словно выстрелы.

Я волнуюсь и проклинаю Касима, перекрахмалившего подворотничок, обручем стянута шея.

Секундная стрелка еще раз обернулась вокруг своей оси.

- Едут! - крик издалека.

Мгновенно одернув китель, шагнул к колоннам:

- Равняйсь!

"Виллис" остановился под ближайшим деревом. Из машины вышли командующий и член Военного совета.

- Смир-рно! Товарищи офицеры!

Ступнями ощущая такты встречного марша, глядя прямо на генерал-полковника, замечая на его морщинистом лице мельчайшие складки, даже седой волосок на кадыке, иду навстречу, В трех шагах замираю:

- Товарищ генерал-полковник! Выпуск младшего командного состава армейского запасного стрелкового полка в составе тысячи сержантов по вашему приказу на смотр выстроен! Командир полка подполковник Тимаков!