Новое время — новые дети - Ирина Медведева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сколько подобного слышали наши дети за последнее десятилетие!
«Целый день сидела на собраньи.
То голосовала, то лгала».
(Ольга Берггольц)
«Потому у нас и нет совести, что нечего делить. Это делят по совести.»
(Святослав Федоров)
«Гомо советикус».
(Александр Зиновьев)
«Место русских у параши».
(Валерия Новодворская)
«Совки», «манкурты», «шариковы и швондеры»… Ну, скажите на милость, кому захочется быть детьми таких отцов?
— Да, но отцы–то как раз порвали с тоталитарным прошлым, — возразите вы, — - и теперь идут тернистой, конечно, дорогой, но зато к…
Да–да, можно не продолжать. «Старая погудка», как выражался Владимир Ильич. Опять через тернии к звездам. Но дело даже не в этом. В конце концов, модель вполне традиционная. Только «звезды» какие–то очень тусклые. Даже тухлые.
Если наши деды и прадеды погибали за то, чтобы вчерашние фарцовщики и цековские холуи все больше жирели на оголтелом воровстве и ратовали за добровольную стерилизацию маргиналов, которые роются в помойных баках, и чтобы все это вместе называлось свободой, тогда, конечно, все жертвы были напрасны. За такое не стоило класть живот.
И отцов, которые дали на это добро и до сих пор, когда все уже ясно даже слепому, не стыдятся именовать беспредельное зло «издержками», таких отцов дети вправе обозвать не только идиотами, но и подлецами.
Новые «зияющие высоты» и новые принципы («мир дворцам, война хижинам») обессмысливают не только советский период нашей истории, но и всю русскую культуру.
Трудно заподозрить архиепископа Сан–Францисского Иоанна, урожденного князя Дм.Шаховского , долгие годы выступавшего по «Голосу Америки», в симпатиях к революции, но даже он писал: «В эмиграции потом я встречался со многими лицами как дореволюционной, так и февральской России. Все они были жертвами, но, как я замечал с горечью, не все принимали на себя нравственную ответственность за все происшедшее, и еще реже доходили до сознания своей вины перед Богом и пред своим народом».
А в его же «Поэме о русской любви» есть такое признание:
«Мы все грешили в старые годаСословною корыстью, равнодушьемК простым, живущим в этом мире душам.Мы помогали братьям не всегда!И вот стекла дворянская вода,Изъездив облака, моря и сушу,Я понимаю, что случилось тут, —Благословен великий Божий Суд.»
Несмотря на то, что в конце приведенной строфы нет восклицательного знака, она воспринимается как скорбно–торжественное восклицание. Более того, последняя строка по сути катарсическая: понимая вину своего сословия, автор не сетует по поводу бессмысленного народного бунта, а признает высший смысл случившегося и даже благословляет справедливое возмездие. Вот традиционный русский подход к теме «униженных и оскорбленных». И, ставя крест на нем, мы ставим крест на всей русской культуре.
Однако революция очень быстро перешла в стадию пожирания своих детей, и именно с этим все мы до сих пор не можем справиться и примириться. Шарахаемся из стороны в сторону, проклинаем и славословим, ссоримся друг с другом и все доказываем, доказываем, доказываем… что? Что никакой справедливости на этом свете нет и быть не может? Что миром всегда правили и будут править подонки и это нормально? И что неотмщенные жертвы должны спокойно взирать на оставшихся у власти палачей, которые плодят новые жертвы?
Так не будет.
Эти постыдные обывательские штампы на фоне множащихся жертвоприношений только распаляют очистительный огонь. Суд, он уже идет. Криминализация общества — это, по большому счету, месть истории за ГУЛАГ. Отсроченная, конечно, ибо история сначала дает возможность отомстить людям. А не дождавшись, мстит сама. В том числе и за трусость. Нарушая законы природы, пламя возгорается из пепла. Из пепла Клааса, так и не достучавшегося до оглохших сердец.
Глава XX
ИТОГИ ПРЕДАТЕЛЬСТВА. ИСТОКИ НАДЕЖДЫ
Когда думаешь о сегодняшнем массовом одворянивании, на ум приходит известная поговорка, только в несколько измененном виде: «Все это было бы смешно, когда бы не было так гнусно». Гнусно, во–первых, потому что отождествление идет по самым дешевым, недостойным подражания признакам: копируются дворцы и особняки с их роскошными интерьерами, любовь к гольфу и верховой езде, светская суета, тяга ко всему с наклейкой «элитарное», высокомерное пренебрежение к тем, кто не «свой круг», и прочая дребедень, При этом лучшему, что было во дворянстве — готовности жертвовать собой ради Отечества — никто подражать не собирается.
«Болонка» — существо изнеженное, комнатное. Ее даже псом не назовешь — только собачкой. Вспомните хрестоматийный пример с генералом Раевским, который бросился в атаку, увлекая за собой двух юных сыновей. Кто из сегодняшней элиты способен на такое? Хотя нет… Один генерал все–таки нашелся. По фамилии Пуликовский. Его сын не только воевал в Чечне (что само по себе феноменально в нынешней генеральской среде), но и погиб там. Однако никому даже в голову не пришло преклониться перед жертвой отца, для которого, как вы понимаете, не составляло особого труда уберечь сына от войны. Кто–нибудь восхитился его самоотверженностью? Призвал политиков и военных чинов последовать примеру генерала?
Да мы, наверное, даже и не узнали бы о случившемся, если бы Пуликовского–старшего не потребовалось потом дискредитировать! А тогда… тогда нам, конечно же, сообщили о гибели его сына, но в каком контексте? — Дескать, отец повредился в рассудке и жаждет мести. Разве можно было доверить такому человеку серьезную операцию, в которой противники — чеченцы?
Ну, а во–вторых, массовое «хождение во дворяне» гнусно, потому что это самое натуральное предательство. Предательство своих предков, тех страданий, которые пришлось пережить людям, связанным с нами узами родства. О многом, наверное, думали наши деды и прадеды, но даже в страшном сне им не могло присниться, что потомки так легко отрекутся от них и будут набиваться в родные к их притеснителям. Вот для кого, а не для народа вообще актуален разговор про гены рабства! Ладно бы при Сталине отрекались (хотя и тогда не все это делали), но сейчас–то уж никто пистолет у виска не держит.
Да, есть роковая закономерность в том, что тема предательства постепенно становится ведущей темой нашей жизни. Это как неотданный вовремя долг, который все обрастает и обрастает процентами.
Разоблачение культа на XX съезде… разве это было возмездие? Раз уж мы об этом заговорили, то невозможно не процитировать стихотворение «Амнистия» поэта–эмигранта второй волны И.Елагина:
Еще жив человек, расстрелявший отца моеголетом в Киеве, в тридцать восьмом.Вероятно, на пенсию вышел. Живет на покоеи дело привычное бросил. Ну, а если он умер,наверное, жив человек, что пред самым расстреломтолстою проволокою закручивал руки отцу моему за спиной.Верно, тоже на пенсию вышел. А если он умер,то, наверное, жив человек, что пытал на допросах отца.Этот, верно, на очень хорошую пенсию вышел.Может быть, конвоир еще жив, что отца выводил на расстрел.Если б я захотел, Я на родину мог бы вернуться.Я слышал, что все эти люди простили меня.
А ведь именно тогда, в эпоху XX съезда, была, как нам кажется, упущена уникальная возможность разомкнуть цепь предательств, не порвав при этом связи времен: наказать палачей, т.е. востановить справедливость, и обрести свободу. И палачей, кстати, было не так уж и много. Их никогда не бывает много, но чтобы уйти от личной ответственности, они старательно внушают людям, что таких, как они, полстраны. Если вы помните, этот мотив назойливо звучал в начале перестройки, заменившись затем, когда номенклатура сожгла партбилеты, не менее назойливым мотивом суда над коммунизмом. Вина таким образом была окончательно деперсонализирована: никто якобы не виноват, а виновата идея.
Но увы, сколько ни перекрашивайся, ни маскируйся, ни меняй вывески, флаги и гербы, а вина никуда не девается. Это понятие метафизическое. Ее невозможно избыть с помощью дикарских ритуалов. Наша власть подобна леди Макбет, которая с маниакальным упорством моет руки. А пятна крови никак не смываются, и на старую кровь налипает новая, свежая. И снова палачи милостиво прощают своих жертв (яркий тому пример — амнистия 1993 года, когда посмертно «простили» безоружных людей, расстрелянных из танков). И так будет всегда, пока не разомкнется порочный круг!
Причем преступления будут не только множиться, но и становиться все более запредельными по своему размаху и бессмысленности. И, соответственно, предательство будет все ближе подходить к той финальной черте, за которой уже нет ничего. В буквальном смысле этого слова.
