Штаб армейский, штаб фронтовой - Семен Павлович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Когда я был в оперуправлении, там боролись два мнения — начать ли отвод танков немедленно или отложить до завтра. Как выяснилось потом, отложили… Наша попытка наступать массой танков во фланг прорвавшемуся противнику конечно же стоила ему немалых жертв и других неприятностей, но мы лишились обоих этих корпусов, и фактически на Западном направлении не осталось более сколько-нибудь боеспособных танковых соединений. По самым скупым расчетам, безвозвратные потери составили более половины машин. Много танков застряло в болотах и было подорвано экипажами.
С тяжелым сердцем вышел я из помещения оперативного управления. До боли почему-то захотелось увидеться с командармом. Я попытался пройти к члену Военного совета фронта Мехлису, полагая, что он, как и большинство политработников, не придерживается особо субординации, но у дверей оказался часовой, не пустивший меня, и я уехал один на нашем броневичке.
* * *Минули первые две недели войны. Войска Западного фронта оказались отброшенными на рубеж Днепра, не сумев на сколько-нибудь продолжительное время задержать врага и на укреплениях старой границы. Колоссальные потери понесли соединения и части 4, 10, 3-й и нашей, 13-й, армий, укомплектованные в основном кадровым личным составом, были потеряны почти вся авиация и танки. Против бронированных машин гитлеровцев мы могли использовать лишь небольшое количество артиллерии, а также гранаты и бутылки с бензином. Зенитных средств не имели.
Как оценивали в этот момент сложившееся положение наши воины и противник? Могу засвидетельствовать как очевидец, что подавляющее большинство командиров и красноармейцев не было обескуражено происшедшим. Встречались, конечно, случаи шокового состояния и паники, но они носили единичный, локальный характер. Подавляющее большинство наших людей, попавших в окружение, стремились прорваться к своим, в плен сдавались в абсолютно безвыходном положении. Но нечего закрывать глаза на то, что враг пленил тысячи и тысячи наших воинов.
А вот оценка ситуации на Западном направлении, сделанная немецким генералом Гальдером в своем военном дневнике 11 июля 1941 года. «Имеющиеся сведения о противнике позволяют заключить, что на его стороне действуют лишь наспех собранные части. Установлено, что отошедшие остатки разбитых дивизий были поспешно пополнены запасниками (частью необученными) и немедленно снова брошены в бой. В Невеле создан большой сборный пункт по формированию маршевых батальонов из остатков разбитых частей, откуда в дивизии, действующие на фронте, направляются совершенно неорганизованные массы людей без офицеров и унтер-офицеров. Учитывая это обстоятельство, становится ясным, что фронт, в тылу которого уже нет никаких резервов, не может больше держаться»[31].
Этот вывод был, конечно, слишком поспешным и неглубоким. После войны начальные ее недели были оценены многими западными историками по-иному. Вот одна из таких оценок. «Под давлением фанатической воли своего руководства противнику удалось, несмотря на большие потери, вначале стягивая в единое целое остатки разбитых соединений и отдельные свежие части, преграждать путь на направлениях немецких ударов, вынуждать нападающих снова и снова растрачивать силы в боях тактического значения и выигрывать время, одновременно все более используя громадный потенциал и удивительную способность к импровизации. Время стало решающим фактором, и немецкое руководство оказалось под давлением этого фактора… Красная Армия не была разгромлена на поле боя, большевистская система не потерпела краха, советский потенциал не был ликвидирован, выяснилось, что русское население отнюдь не ожидало немецких захватчиков как своих освободителей от большевистского ига»[32].
Да, фашистскому руководству было далеко до осуществления своих бредовых замыслов. Но и советская сторона также не смогла выполнить свои, казалось бы вполне реальные, планы обороны государства. Каковы причины этого? Кто и в какой мере виновен — непосредственные исполнители или высшие государственные инстанции?
Было время, когда нам, пережившим на фронте драматические события первых недель войны, говорили: не кивайте на дядю, будьте самокритичны, ищите и показывайте собственные ошибки. И мы искали, показывали, называя такие, например, как низкая боевая готовность частей, соединений и их штабов, нечеткость, а в ряде случаев и ошибочность в постановке оперативно-тактических задач. Командующие, командиры и штабы оказались в ряде случаев не в состоянии в обусловленное обстановкой время принимать обоснованные решения, доводить их до подчиненных, организовывать взаимодействие. Решения принимались зачастую при отсутствии минимально необходимых сведений о противнике, без глубокого анализа оперативной ситуации. Полученные от старших начальников боевые задачи не всегда доводились до войск, а если и доводились, то с запозданием и без соответствующих конкретизации и материального обеспечения. Перемещение пунктов управления заранее не планировалось и нередко осуществлялось неорганизованно.
Можно назвать и многие другие недостатки, в том числе и факты растерянности, проявления трусости и неумения управлять частями и соединениями. Все это имело место. Но можно ли соизмерить последствия названных упущений и ошибок военного командования с просчетами, а скорее всего, с преступной некомпетентностью политического руководства нашей страны накануне войны? Именно такая некомпетентность и игнорирование очевидных фактов поставили войска и их командование перед неразрешимыми задачами, ибо на стороне врага оказались огромные преимущества. Он без помех сосредоточил свои силы в выгодных для удара группировках у наших границ. Ему позволили скрупулезно разведать все объекты, имевшие стратегическое, оперативное и даже в ряде случаев тактическое значение, подготовить условия для почти полного нарушения связи и уничтожения авиации на аэродромах, а также в немалой степени артиллерии, боеприпасов и другого нашего военного имущества. Слепая вера Сталина в непогрешимость своих расчетов явилась для войск причиной внезапности вражеского вторжения.
Главное, в чем можно обвинить наши фронтовые и другие штабы, это потеря управления. Но она была в свое время фактически обусловлена. Подробно об этом писал мой фронтовой соратник генерал-майор войск связи Иван Федорович Ахременко. За эту правдивую оценку[33] он подвергся преследованиям и чуть не был исключен из партии. Немалых трудов и неприятностей стоило мне, чтобы защитить его. А суть в том, что войсковая связь перед войной базировалась на телеграфных и телефонных сетях общегосударственной и местной связи. Кабельных и подземных линий не было. Узлы связи сосредоточивались в административных и промышленных центрах в помещениях, не защищенных от авиации. Отсутствовали запасные узлы связи и обходы крупных населенных пунктов. Вся система связи приграничья была известна противнику,
