Ворожей Горин – Зов крови (СИ) - Евгений Юрьевич Ильичев

И действительно, что ей мешало меня, как Женьку и Семена, просто прихлопнуть? Но вместо этого она начала торговаться, выходит, здесь она не врет. Время вышло, и, просто убив меня, силой покойницы Варвары она уже не овладеет. Что ж, с этого можно и гешефт какой-никакой выторговать, именно этого я и добивался своей игрой.

— Так я и не против, эмм… Как вас, кстати, величать?

— Радмила я.

Внучка, стало быть, вспомнил я. А Варвара Петровна мне советовала остерегаться правнучки. Тут у меня даже по астральной спине холодок пробежал. Если уж эта бабища настолько жуткая, что же меня ждет, коли я со второй такой душевнобольной столкнусь лицом к лицу? Как там ее звали… Пелагея, кажется?

— Простите, Радмила, а по отчеству?

— Не величаем мы себя отцовым именем! — отрезала Радмила. — Мы лишь раз в жизни с мужским семенем дела ведем, а далее их роду-племени в нашем мире нет места. Так уж наш мир устроен.

«Вот же прикопалась к семени мужскому. Кто ж ее так обидел-то?»

— Ваш — это чей? — уточнил я, пользуясь тем, что бабка пошла на контакт.

— Ворожейский мир.

— Чей? — не понял я.

— Ворожеи мы, — терпеливо повторила Радмила.

— Это как волшебницы? Или колдуньи?

— Во-ро-же-и, — твердо ответила Радмила и вновь встала. — Ты мне сейчас зубы-то не заговаривай — не в том ты положении, Григорий. А вот что требуется тебе знать, я поведаю. Итак, слушай. Не с того мы с тобой начали, касатик, признаю. Ты парень вроде приличный, хоть и тупень. Да и я уже остыла и никому зла не желаю.

«Ага, — подумалось, — угандошила двоих классных мужиков за здорово живешь. Сама (непечатно) добродетель!»

— Так вот, Гришенька… — старуха подошла ко мне ближе. Я почувствовал, как она уперлась во что-то мягкое, но неподатливое, словно я в коконе из невидимого киселя сейчас находился. Потыкавшись немного в эту преграду, Радмила остановилась. Видимо, бабка проверяла, может ли подобраться ко мне, и если да, то насколько близко. — Ты чужое принял, не отпирайся, уже все ясно. И должен мне все до последней капли вернуть, ибо я единственная законная наследница.

«Так уж и единственная? Стало быть, у них с Пелагеей тоже терки за эту силу имеются? Что ж, запомним. А если надо, то и используем».

— Как сделать это, я научу. Ты сейчас мне только слово дай да богов старых в свидетели призови, что силою моей не воспользуешься и отдашь ее мне целиком и полностью в ближайшее новолуние.

«Ага, сейчас. Бегу и спотыкаюсь клясться…»

— Эээ, нет, Радмила Батьковна (ну не люблю я женщин старшего возраста просто по имени называть, не приучен), вы сейчас мне зубы заговорите, посулите жизнь, а как все по вашему выйдет — петельку на шею и адье, месье? Плавали, знаем таких!

— Это кого это «таких» ты знать можешь, щенок пучеглазый? — возмутилась Радмила.

— А я, бабушка, книжки читаю. Да вы и сами не оставили мне шанса думать иначе. Кто моих коллег на тот свет спровадил? То-то же, сами же и признались.

— Гарантий, стало быть, хочешь? В силу мою не веришь? — старуха прищурилась, словно прочесть в моем взгляде что-то пыталась.

— А то нет? Не на того напали.

— Будут тебе, Григорий, гарантии. Как вернемся мы в мир подлунный, увидишь силу мою во всей красе. Что худо тебе я сделать могу, ты уже понял. Так подивись же, бестолочь, как круто я твою жизнь могу во благо изменить!

С этими словами старуха хлопнула перед моим носом в ладоши, и меня вновь всосало в родное тело. Надо срочно учиться самому возвращаться, а то вышибут вот так, да и буду я скитаться меж миров, как неприкаянный. Кстати, может, так призраки и появляются? Сейчас я уже не мог с уверенностью утверждать, что их не существует.

— Горин, ну ты что думаешь-то?

На меня уставились главный врач и оба полицейских. Радмилы, вернее, ее молодой и сексуальной подлунной версии, в кабинете, разумеется, уже не было.

— Эмм, — начал тянуть я время, напрочь позабыв, о чем шла речь до того, как в допрос бесцеремонно вмешалась эта старая ведьма. Или, точнее, ворожея — именно так она себя дважды назвала.

— Вот видите, господа, — поспешил помочь мне Мезин, — а я говорил вам. Горин не только терапевт от Бога, он еще и скромный. Ты, Гришенька, не тушуйся. Господа полицейские лишь уточняли, так ли все было на самом деле. Я все подтвердил и тебя теперь к награде представляют. К правительственной. Ты как, на вручение явишься сам или мне за тебя получить?

Я сидел с разинутым ртом и не знал, что ответить. Что еще за награда? Мгновением ранее (это если время обычным способом считать) на меня хотели двойное убийство повесить, кражу трупа и свинью в морге. А сейчас уже за эти художества награду вручать будут? Что-то не сходится.

— Вы, главное, не волнуйтесь, Григорий Олегович, — совсем иным тоном сказал майор Серов. — Спасение двоих коллег, да еще и с риском для жизни — это дорогого стоит.

— А кого я спас? — не врубился я.

Полицейские переглянулись, и в разговор вновь вмешался Мезин.

— Нет, господа, определенно, такие новости должен сообщать работодатель, — главврач встал и начал провожать к двери сотрудников полиции. — Вам спасибо, что навестили нас, решительное мое почтение и признательность.

— Что вы, Владимир Анатольевич, — ответил майор Серов, проходя мимо меня к двери, — это вам спасибо, что воспитали для страны такого гражданина!

Тут майор обратился ко мне, крепко пожал мою руку и по-отечески обнял:

— Спасибо тебе, сынок! Вот уж ради чего работать хочется, так ради таких вот моментов!

Крепкие объятия майора сменились не менее крепким рукопожатием старшего лейтенанта Крючкова. Только тот, в отличие от начальника, еще и честь мне отдал, не забыв одной рукой шутливо изобразить головной убор. Как же, знаем-знаем — к пустой голове руку не прикладывают.

Вся троица вышла в приемную, где они еще минут десять прощались, нахваливая друг друга. Затем полицейские наконец ушли, а Мезин вернулся в свой кабинет.

— Да уж, друг, удивил ты нас всех! Так сработать… А главное, молчит же, партизан!

— Да что я сделал-то? — хотел было задать прямой вопрос я, но Мезин меня опередил.

— Весь вагон спас! И мину обезвредил.

— Мину?

— Ну да, да — там детонатора не было… — главврач взял меня за плечи, как родного, и провел к своему столу, где заботливо усадил на собственное кресло. Сам же сел напротив, туда, где