Дубинушка - Иван Дроздов

Народ всё прибывал и прибывал; скоро уже вся площадь кишела самым пёстрым людом — казаки теснились возле самого магазина; оказалось, их не так уж и мало, как многие думали. На вытащенных из магазина стульях особняком сидели старики. Их было пятеро. В центре — девяноставосьмилетний Гурьян Цаплин, простоволосый, белый, с выцветшими, но ещё цепкими глазами старик. Он пришёл с толстой дубиной, которая оканчивалась набалдашником размером с детскую голову, опирался на неё, как на трость. Раньше у него её не было, а теперь вдруг появилась. Поставил дубину возле молодой берёзы и сел на стул. Рядом со стариками на крылечке сидели генерал, которым гордилась станица, председатель районной администрации Тихон Щербатый, участковый милиционер Щелканов, а по прозвищу Щелчок. И ещё тут же на ступенях крыльца тесным рядком сидели Евгений, Станислав Камышонок, его жена Елизавета, Павел Арканцев… И уж затем кто сидел, а кто стоял — всё больше мужики, а за ними женщины, старушки. Парни и девчата толпились стайками у дороги. Между ними сновали возбуждённые мальчишки и девчонки. Среди них были хорошо одетые, прибранные и причёсанные ребята и девочки из детского приюта Шапирошвили; это от них увезли куда-то, — по слухам, в Италию, — трех парней и четырех девочек, — оставшиеся чувствовали себя героями. Многих казачат и казацких девчонок они уже знали, бывали у них дома и теперь верили, что всех их разберут и они будут жить, как раньше, в семьях.

Дивились казаки обилию народа, радовались силушке, хранившейся ещё в станице. Иным уж казалось, нет у них никакой силы, выкосили её, как траву за Протокой в пору сенокоса, а тот люд, что остался, кто затих по углам в ожидании ещё худших времён, а кто пьёт от нужды и горя. И вдруг собрались, запрудили площадь, на которой во времена не так уж и далёкие собирались на казачий круг восемь тысяч человек — почти все жители станицы — и во главе с атаманом и есаулом решали важные дела своей жизни.

Поднялся вдруг могучий, как медведь, Камышонок, вскинул руку, заорал:

— Тихо, казаки! Нет у нас старее Гурьяна Цаплина. Ему слово.

И тишина наступила мёртвая. Встрепенулся, вскинул седую голову Гурьян, слава о доблести которого, о битвах его сабельных и о том, как летал он на своём коне словно ветер по Великой степи Придонской, передавалась станичным парням и девчонкам. И теперь все взгляды на него устремились. Вот сейчас он по праву старшего — по древним законам вольного люда казачьего — даст указ станичному роду. И Гурьян, повернувшись к генералу, сказал:

— Атаманом будешь!

Камышонок что есть силы проорал:

— Генерал атаманом будет. Он теперь высшая власть ваша.

Гурьян помолчал с минуту. Повернулся к Камышонку:

— Тебе есаулом быть. Плётку у меня возьмёшь. Со старых времён осталась. За малую и большую провинность прилюдно на майдане сечь будешь. Особливо же тех, кто водку пьёт.

Заржали казаки, и смех их мужицкий покатился к Дону. Кто-то крикнул:

— Это Камышонок-то?.. Да он сам пьёт по-черному!..

На это Гурьян негромко, но так, чтобы все слышали, проговорил:

— Пьянству пришёл конец. Скоро и вся Россия пить перестанет. Он, супостат наш, вражина чужеродный, пьяных-то и спеленал нас.

И поднялся старик, и хрипло, срываясь на крик, возгласил:

— Кто каплю выпьет — пороть того! Плёткой, на майдане.

И сел на приступок крыльца, дышал тяжело, и тише добавил:

— Ящик голубой, где нелюдь волосатая галдит — не смотреть. Пусть он потухнет… до лучших времён.

О чём-то посоветовался со стариками. И потом заключил:

— Бабам рожать! Много рожать, каждый год!

Майдан зашёлся смехом. Раздался звонкий женский голос:

— От кого рожать-то? От тебя, что ли?

— Рожать! — повторил старик. Иначе сгинет казачество. И весь род российский обмелеет. А Дон метнётся в сторону и потечёт к туркам.

Замолчал старик и склонил над коленями голову. Потом тихо, но так, чтобы слышали близко стоящие и рядом сидящие казаки, заключил:

— Вырезать дубины и поставить в сенях. Вот такие — как у меня. Пригодятся.

Эту команду не поняли. Кажется, её никто не понял. Камышонок спросил:

— Как это понять — дубина? Зачем?..

— А так: вместо сабли и винтовки. Илья Муромец супостата дубовой палицей крушил. Нам тоже придёт черёд. Да, придёт. Без драки большой не обойтись. И пусть тогда дубовая сабля засвистит над головой вражины… дубина. Настоящих-то сабель уж не завести. Винтовок — тоже. Дубины вырезать! Всем и каждому. Гурьян поднялся решительно и в сопровождении стариков пошёл домой. Камышонок и эту последнюю команду проорал на весь майдан. И помахал над головой рукой, имитируя удары плёткой. От себя громогласно добавил:

— Да, да, дорогие казачки. Хватит вам бездельничать. Люда казацкого должно быть много. И пусть не думает банкир Дергачевский, что русский народ вымирать собрался. А что до вина: отныне и во веки веков — ни капли спиртного! Иначе запорю.

— А ты-то как? Сам себя, что ли, пороть будешь?..

— Я — баста! Ни грамма и ни капли! Сухой закон на всю станицу. И духу чтоб не было.

Ткнул пальцем в хозяина магазина:

— Ты, Азия, собирай свои манатки; нынче же все бутылки вон!..

Смех упругой волной покатился по рядам. Кто-то из казаков проговорил:

— Всё он хорошо нам приказал, а вот насчёт дубины — тут старик загнул. В наш-то век — дубина. Ракеты нужны, а не дубины.

Станичники покидали майдан. И не успели они разойтись, как в станицу на машинах и мотоциклах примчались пятнистые парни из отряда особого назначения. Видно, их Шапирошвили позвал. У него одного мобильный телефон был, да ещё у Тихона Щербатого, но Тихон всё время сидел тут и не отлучался. Он казак и знал, что это значит, если против люда всего пойти.

Из головной машины вышел офицер спецназовец. Он был узбек или таджик и как-то странно смотрелся на общем фоне. Приблизился к генералу.

— Господин генерал! Что тут происходит?

Конкин, сдерживая гнев, пробурчал:

— Господ наши отцы в семнадцатом году с русской земли прогнали.

И отвернулся. Не хотел говорить с «пятнистой шкурой», как в станице называли нахальных молодцов, продавшихся новой власти. Ползли по станице слухи: милицию всё больше иноземцам отдают. Как Ленин в семнадцатом году тянул в свою охрану латышей злющих, так ныне азиатов, кавказцев, и даже турок, не знающих русского языка. В Каслинскую три казахских семьи приехали — им тут же гражданство российское оформили и работу в районе нашли, а десять наших русских семей из тех же казахстанских краёв приехали, так им до сих пор гражданство русское не дают, гоняют по конторам, издевательство чинят.