Мой знакомый призрак - Майк Кэри

— Так в какой момент вы перестаете играть? — не унималась Элис.

— Когда призрак исчезает, уходит из нашего мира.

— А куда он уходит?

— Туда же, куда в конце каждой мелодии уходит музыка.

Элис явно рассчитывала услышать что-то другое, и мой ответ ее расстроил. Эх, раньше надо было думать!

А что я мог ей сказать? Для меня жизнь — отрезок от рождения до смерти, а то, что случится дальше, — совсем другое дело. Если отыщешь дорогу в рай или ад, замечательно, если нет, то нечего ошиваться в местном баре или в комоде жены. Короче говоря, я был сторонником естественного порядка, если таковой, конечно, имеется — эдаким пером, которое не столько «кладет строку к строке», сколько «стирает слова».[13]

— Поговорите со священником, — в приступе простой житейской мудрости посоветовал я. — Или с человеком, которому доверяете. С Джеффри, например… Объясните, что вас тревожит. Не стоит прятаться от собственных страхов. По личному опыту знаю: от себя не сбежишь.

Только тут я понял, что Элис смотрит на меня с каким-то уязвленным недоумением.

— С Джеффри? — будто не веря своим ушам, переспросила она.

— Что?

— Вы сказали: «С Джеффри, например»?

Черт, а ведь действительно сказал!

— Просто я имел в виду, что вам следует довериться…

— Я отлично понимаю, что вы имели в виду, Кастор, и хочу только знать почему. Думаете, у нас с Джеффри роман? Что натолкнуло вас на эту мысль? Какие мои слова или поступки?

— По-моему, у вас хорошие деловые отношения…

— Ерунда! — Женщина разозлилась не на шутку. — У Джеффри ни с кем нет хороших деловых отношений. А наши с ним состоят в том, что я вкалываю, а он прячется за моей юбкой.

— Ладно, ладно, хорошо! — признавая поражение, развел руками я.

Похоже, капитулировать поздно.

— Нет, не ладно и совсем не хорошо! Какой-то вечно недовольный урод сказал вам, что я заняла нынешнюю должность через койку. Я, конечно, слышала, что подобные сплетни распространяются, но не подозревала, что со скоростью света. Для общего сведения скажу: должность старшего архивариуса дали мне за то, что я умею как следует выполнять свою работу, а Клидеро не дали, потому что никто, кроме него, не верит, что он с этой должностью справится!

— Хорошо, — снова повторил я. Спорить совершенно не хотелось, в конце концов, это вовсе не мое дело.

Резко поднявшись, Элис презрительно взглянула на меня сверху вниз.

— По-моему, это вам нужно выговориться, — заявила она. — И не священнику, мулле или раввину, а самому себе. Знаете, есть пословица «На Бога надейся, а сам не плошай». Почему бы вам, Кастор, для начала не окинуть критическим взглядом свою так называемую профессию?

Схватив сумочку, Элис направилась к выходу; не то чтобы бросилась прочь, а явно дала понять: компания ей не нужна. А мне навязываться совершенно не хотелось. Если ударить посильнее и побольнее, даже добрый самаритянин руки опустит, я не желал повторять одну и ту же ошибку дважды за вечер: не собирался поступать неправильно только потому, что правильный вариант недоступен.

Поднимаясь, я заметил: старший архивариус кое-что забыла. Тяжелая связка ключей выпала из кармана пальто на деревянную скамью. Подняв их, я подержал на ладони: тяжелые. Элис носит их как фетиш и, обнаружив пропажу, сильно расстроится, в основном потому что к кольцу на цепочке крепится удостоверение. Теперь она точно ни одну дверь в архиве не откроет!

Передумав, насчет доброго самаритянина, я побежал за Элис.

В дверях никого, у входа в церковь — тоже. Мелкий дождик превратился в ливень. Промокший Лондон похож на страдающего недержанием щенка, но ничего умилительного здесь нет. Отрешившись от паршивой реальности, я шагал в сторону Кингс-Кросс. Неизвестно, куда направилась Элис, но в любом случае это не конец света. Самое главное — пораньше прийти завтра в Боннингтон и отдать ключи.

Я уже собрался спуститься в метро у станции Кингс-Кросс, когда на глаза попалась телефонная будка, на удивление пустая и не разбитая. Что же, в конце концов, мы живем в эпоху чудесных предзнаменований. Вспомнив лежащую в кармане записку от призрака, я остановился и вытащил ее на волю. Мелочи с собой оказалось как раз достаточно для исходящего звонка.

7405818. Имея некоторое представление о кодах Лондона, я решил, что номер относится к центральной части города: наверное, где-то рядом с Уэст-Эндом или, возможно, даже сам Уэст-Энд.

Я набрал номер и после первого же гудка услышал щелчок.

— Алло! — ответил мужской голос, низкий, бархатный и немного скучный. Где-то на заднем плане звучали музыка — дурной синтетический джаз — и смех, подсказывающий, что рядом с телефоном много народа.

— Это я. — Мой голос звучал не очень уверенно. В ответ мертвая тишина, перемежаемая жалобами тенорового саксофона на полную бездарность исполнителя. — Из архива, — неизвестно для-чего добавил я.

Снова тишина.

— Подожди секунду, — шепотом попросил скучный, и я стал ждать. Рыдания саксофона оборвались: его либо убили из милосердия, либо скучный мужчина прикрыл трубку ладонью.

Тишина, а потом короткие гудки: неведомый собеседник отсоединился.

Обнаружив в кармане еще один двадцатипенсовик, я перезвонил. На этот раз трубку не взяли. Если есть на свете волшебные слова, «архив» к ним явно не относится. Дальше я собирался сказать: «Призрак попросил связаться с вами. Не знаете зачем?» Может, даже хорошо, что так получилось…

Вернувшись к Пен вскоре после семи, я обнаружил, что в доме никого нет. Подвал закрыт, а первый и второй этажи, где моя подруга могла, но упорно не желала жить, как обычно, дышали холодом и сыростью. Я поднялся в свою комнату под самой крышей старого дома и, открыв дверь, тут же почувствовал тяжелый запах плесени. Наверное, сразу следовало насторожиться, но когда живешь с Пен и ее волшебным зверинцем, волей-неволей приходится мириться с любыми резкими запахами.

Итак, я распахнул дверь.

Он сидел на кровати, пружины которой прогнулись под его весом, так что образовалось большое углубление. Вчерашний толстяк из бара. Причем вблизи он выглядел не лучше. Точнее сказать, намного хуже. Лицо иссечено морщинами такой глубины, что, похоже, его собирали наспех, не подогнав как следует детали. У бледно-голубых глаз какой-то тусклый, нездоровый блеск. Однако от этого мой гость менее устрашающим не казался: возможно, он болен, но разве больной бык опасности не представляет?

Я быстро оглядел комнату: окно приоткрыто, но ведь это третий этаж, а с таким весом, как у моего нового знакомого, по водосточной трубе не влезешь. Спрыгни он с парашютом — в потолке осталась бы дыра. Вывод напрашивался сам собой.