Синтез - Токацин

— Улетают? — Константин с усмешкой кивнул в сторону главного корпуса. — Значит, путь свободен.

— Вы, главное, всё проверьте, — Иджес подозрительно сощурился на охрану. — Мало ли чего там насобирали эти мартышки…

Гедимин посмотрел на главный корпус — как и всегда, сквозь внешние оболочки реакторов ничего нельзя было разглядеть.

— Мало толку от моей проверки, — прошептал он. — Никогда не собирал такие реакторы.

— Надо же с чего-то начинать! — Константин хмыкнул. — А вот что интересно — вы видели когда-нибудь, как эти… специалисты выходят из здания? Или как они туда входят? Их что, держали там безвылазно с января?

— Ни разу не замечал, — Иджес растерянно мигнул. — Думаешь, их вправду там держали? Даже ночью?

Гедимин пожал плечами.

— Это удобно. Я бы спал на станции, если бы не выгоняли.

Константин выразительно хмыкнул.

— Что удобно сармату, то для макаки — смерть. Так говорили у нас, к северу от Сина.

Охрана расступилась, два крайних экзоскелета развернулись, открывая сопла и готовясь к взлёту. Глайдер выехал из «коридора» и с рёвом оттолкнулся от защитного поля и пошёл вверх, «броненосцы» взлетели за ним. Гедимин вскинул руку в прощальном жесте и едва успел податься назад — в лёд у его ног ударил разряд станнера.

…Линкен, увидев сармата на пороге диспетчерской, внимательно посмотрел на него и довольно ухмыльнулся.

— А ты уже почти живой, атомщик. Глаза посветлели. Что там на станции?

— Мартышки улетели в Пенсильванию, — отозвался Гедимин с едва заметной усмешкой. — Проверил с Константином первый реактор, завтра дойдём до второго.

— А! Мог бы сам догадаться, — хмыкнул Линкен.

…«У нас нет обычаев, связанных с мёртвыми или исчезнувшими…» — Гедимин, ссыпав в ящик бесполезные детали, досадливо сощурился. «Ничего не приходит в голову. И… почему-то кажется, что Вольт жив. Глупое ощущение…»

Убрав ненужный ящик, сармат включил рацию.

«Кажется, вам стало легче, коллега. Это хорошо. Я даже испугался, когда получил то, первое письмо — но теперь вижу, что вы приходите в себя. Настораживает только одно — я за три месяца не прочитал ни слова о вашей станции. А это очень необычно для вас. Прошу, напишите о ней что-нибудь, иначе мне придётся поднимать административные ресурсы, — мне упорно кажется, что вас оттуда выгнали. А это был бы на редкость глупый поступок, даже для руководства провинциальных строек «Вестингауза»…»

Гедимин удивлённо мигнул. «Поднимать ресурсы… из-за меня?! Мы даже не говорили вживую. Мы только переписывались. Не понимаю… Но надо написать ему, что реакторы готовы. Когда-нибудь я сам соберу активную зону, а пока и так сойдёт.»

«Здесь всё по-прежнему — лабораторный реактор готовится к эксперименту имени Вольта, радиобиологи истребляют крыс в попытках получить новое поколение (пока ни одной беременной самки), и снова находятся нарушители техники безопасности (к счастью, выжившие). Помните Энтони Рохаса? Он вас, я думаю, запомнил надолго. Он снова носит кольцо (под перчаткой на три размера больше) и не слушает никаких предостережений. Его поймали на одном из проникновений под защитное поле, закрывающее образец ирренция. Проникновение не первое, и Энтони сам в этом признался. На его счастье, урановый экран никто не снимал, и большая часть «зелёных лучей» до него не дотянулась. Это было бы не более чем глупой выходкой, если бы камера во время его пребывания под защитным полем не отследила красные вспышки на куполе — а потом сходные вспышки, но во много раз слабее, на втором куполе, прижатом вплотную к урановому экрану. Похоже, мы кое-что пропустили во время исследований, и «зелёные лучи» не так однородны, как казалось. Есть ещё один вид излучения, незаметный для стандартных радиометров; он вызывает красные вспышки и каким-то образом усиливается в присутствии живых существ. Возможно, дело в углеродно-водяном экране, каким является всякое человеческое тело в силу своего химического состава. Сейчас мы называем это явление «сигма-излучением», и его проникающая способность на порядок выше, чем у омикрон-излучения (да, мне самому с трудом в это верится). Кажется, мне придётся внести некоторые доработки в моё изобретение. Ирренций ещё более необычен, чем мы думали раньше, и чем дальше, тем больше я жалею, что сарматские территории закрыты для доступа.»

«Я тоже,» — тяжело вздохнул Гедимин. «Второе неизвестное излучение… И этот Рохас, кажется, далеко не тупая макака. А интересно, как омикрон-излучение влияет на сам ирренций? Может вызвать цепную реакцию? Я бы это проверил…»

Глава 49

«Да, в самом деле мистер Рохас — далеко не тупая макака. К сожалению, он и не тот рационально мыслящий исследователь, доверяющий своей интуиции, каким он вам видится, и мотивы его поступков понять бывает трудно. Его увезли в госпиталь вчера вечером; похоже, что сигма-излучение не так безвредно, как мы сначала подумали. Я очень надеюсь, что воздействие не было необратимым, и вскоре Рохаса перестанут терзать навязчивые галлюцинации, и к нему вернётся ясность рассудка. Случившееся было для всех нас неожиданностью, даже радиобиологи разводят руками — в ходе опытов над крысами ничего подобного не наблюдалось. Возможно, дело в том, что галлюцинации у крысы трудно выявить; сейчас коллега Штибер пытается добиться разрешения на эксперименты с добровольцами. В лаборатории уже есть желающие, но я посоветовал ему выждать, пока Энтони не выйдет из госпиталя, — нужно убедиться, что в ходе опытов никто не сойдёт с ума окончательно…»

Гедимин недоверчиво хмыкнул, хотел обдумать прочитанное, но надсадный рёв насоса посреди раскопанной площадки заставил его отключить смарт и развернуться к источнику звука. Под сердитые крики рёв сменился затихающим воем и прерывистым хлюпанием.

— Heta! — Гедимин недовольно сощурился, заглядывая в яму. — Напора нет. Станция не даёт воды. Звони им, пусть просыпаются!

Он шагнул в сторону, выбираясь из ямы с грязно-жёлтой водой. К ней уже полз робот-уборщик, волоча за собой тяжёлые, почти полные баллоны. Под ногами хлюпало — стремительно растаявший лёд превратился в жидкую грязь, и повсюду мельтешили роботы-уборщики, всасывая воду и выстраиваясь в очередь у больших цистерн с пометкой «Для отходов».

К одной из ёмкостей подошёл сармат в форме водителя и закрутил вентиль, отсоединяя свисающую «кишку» от бака. Роботы, подобрав её, цепочкой потянулись к следующей цистерне. Сармат огляделся и помахал ближайшему глайдеру-тягачу. Транспорт сдвинулся с места, медленно подползая по грязи к наполненной цистерне.

— Хэ-э! — крикнул Гедимин, поднимая руку. Сармат оглянулся на него и растерянно мигнул. «Вези цистерну к станции очистки» — жестами показал инженер. Сармат посмотрел на ёмкости, на жижу под ногами, кивнул и стал сигналить водителю глайдера.

— Ты что, отослал эту грязь Хольгеру? — удивлённо хмыкнул за плечом инженера Константин. Гедимин обернулся и посмотрел на него с таким же удивлением — северянин, работающий на той же площадке и в той же грязи по колено, выглядел, как только что из душа, — даже сапоги не пожелтели выше подошвы.

— Надо проверить очистные сооружения, — ответил он. — Это хорошо подходит.

Он сунул носок сапога в ближайшую лужицу и пошевелил пальцами в грязной воде. Робот-уборщик, проползающий мимо, запищал и попытался подняться по ноге сармата и протереть её влажным валиком.

— Самое время для уборки, — хмыкнул Константин, широким взмахом руки обводя оттаявшую площадку. Снег лежал здесь ещё два дня назад, изъезженная почва превратилась в твёрдую ледяную корку — и расплылась грязью за считанные часы, когда пришла оттепель. Солнце уже поднялось высоко, и Гедимин чувствовал его тепло даже сквозь комбинезон. Из леса доносились влажные шмякающие звуки — остатки снега сползали и падали с веток.

— Пусть соберут воду, — Гедимин подтолкнул робота-уборщика к неглубокой, но обширной луже на месте недавней дороги.

Мимо, разбрызгивая жёлтую грязь, проехал глайдер с прицепом. Платформа не проваливалась глубоко — на ней был лёгкий груз: несколько стопок ярких табличек-указателей, предупреждающих знаков и столбов и креплений для них. На краю сидел сармат-рабочий, недовольно щурился и крутил головой. Инженеры переглянулись и дружно хмыкнули.

— Утонет, — уверенно сказал Константин. — Всё и сразу. Только к лету откопаем, если не зальют фрилом.

Глайдер остановился перед градирнями, и сармат спрыгнул с прицепа, стаскивая вниз подпорку и крупно напечатанное объявление «Запрещается: купание в градирне». Константин ухмыльнулся.

— А у главного корпуса поставят «Запрещается: ощупывание реакторов»?