Лекарство от одиночества (СИ) - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С другой стороны, меня, наверное, можно понять. Уж очень испугало меня его предложение бесцеремонным посягательством на то, что я всегда считала неизменным. Это было как кощунство. Как осквернение святыни. Ведь мой брак, мои отношения с Юрой в самом деле были для меня святы. И все во мне на дыбы встало, когда Бутенко бросил — «Уходи от него». Странно, да? Особенно потому, что в глубине души я уже и сама не отрицала такой возможности.
И не отрицаю. За эти две недели я, сколько ни старалась, так и не смогла забыть о Юркином предательстве. Я готовила ему завтрак, а перед глазами мелькали мучительные картинки его измены, я лежала под ним и думала о том, было ли ему с любовницей лучше. Я кивала, когда Юра завел очередной разговор о втором ребенке, и сама прикидывала в уме, как скоро после родов он отодвинет Мишку на второй план. Я садилась в машину к мужу, и каждый чертов раз осматривалась тайком, выискивая доказательства его измены. В какой-то момент даже стало интересно, что я буду делать, если найду в бардачке чужие трусы. Сделаю вид, что не заметила их? Съем и это, боясь скандалом разрушить наше с мужем хрупкое перемирие?
Я задавала все эти вопросы и медленно истекала кровью, замещая ее потерю ненавистью к себе.
— Ты выглядишь грустной. Опять какие-то проблемы с Юрой? — осторожно интересуется Вера, отпивая из бокала вино. Мы сидим в одном из лучших ресторанов морепродуктов. Нарядные и красивые. Но если честно, даже это не поднимает настроения. Тут Вера права.
— Уверена, что хочешь этим грузиться?
— Иначе бы не спрашивала.
Вообще я не очень привыкла делиться своими проблемами. Может, потому что у меня до поры до времени их просто не было. Не знаю. Но с той же Верой мы сблизились во многом как раз потому, что ни она, ни я не чувствовали необходимости трясти грязным бельем перед кем бы то ни было.
— Юра мне изменил. Давно. Еще до рождения Мишки.
Лицо Веры каменеет. Она в каком-то потерянном жесте трет лоб и надолго зависает, глядя в окно.
— И этот туда же. Что же они делают, Элька? Вы были последней парой, на которую я смотрела и цеплялась за мысль, что не все еще в этом долбаном мире потеряно, а теперь… Дай угадаю, тоже с секретаршей?
— Со старшей медсестрой, Вер. — Почему-то становится весело, — У Юрки нет секретарши.
— Считай, одно и то же, — отмахивается она.
— Ну, да. Такая пошлость. А почему тоже? — осторожно интересуюсь я. — Неужели твой Шведов… Серьезно?!
— А что тебя удивляет? — Вера горько улыбается, кроша хлеб.
— Ну-у-у, он производит впечатление абсолютно на тебе повернутого человека. Ты уж прости, если что не так.
— Не за что прощать. Он и есть повернутый. Иначе бы давно уже меня отпустил.
— А ты… хотела уйти?
— Я уходила. — В глазах Веры мелькает сталь. И я понимаю, что она, вся такая нежная и воздушная снаружи, имеет негнущийся стержень внутри. Вот, кто бы точно не стал межеваться, как я.
— И что?
— И ничего, как видишь. Он вернул.
Верин ответ ставит меня в тупик.
— Выходит, ты его простила?
— Да не в этом дело, Эль. Просто от некоторых мужиков не уйдешь, понимаешь? Они возвращают. Каждый чертов раз возвращают.
Откровения подруги я слушаю, широко распахнув глаза, как дети слушают всякие страшилки.
— Ты сейчас намекаешь на возможности, которые ему дает должность? — уточняю я осторожно.
— А то на что? — устало вздыхает Вера. — Но ладно, что мы все обо мне? Ты про свое рассказывай. Вдруг легче станет?
— Если честно, ты меня так шокировала, что собственные проблемы уже не кажутся мне неразрешимыми, — бормочу я, отпивая коктейль из трубочки.
— Да ладно тебе! Я уже со своими смирилась. А ты что думаешь делать?
— Смиряюсь, как и ты. Отомстила, чтобы меня не разорвало от обиды, а теперь смиряюсь.
Вера закашливается. Выпучив слезящиеся глаза, сипит:
— Ты что… Ты переспала с кем-то?
— Ага!
Подруга какое-то время молчит, хлопая кукольными глазами, и вдруг начинает ржать!
— Ну, ты даешь!
— Осуждаешь?
— Ни в коем случае. А знаешь, у меня ведь тоже мелькала такая мысль.
— И? Не смогла себя заставить?
— Да ты что! Шведов бы его уничтожил. Я не могла так кого-то подставить.
— Жесть. Правда, жесть, Вера. Просто гребаное кино.
— Ладно тебе, — хмыкает. — Лучше скажи, помогло?
— В какой-то мере. Но заешь, если ты все же решишься пойти налево, выбирай партнером кого-нибудь…
— Кого не жалко? — Я закатываю глаза. — Ну а что? Зная, что Шведов его убьет, надо выбирать того, по кому потом не буду плакать.
— Да даже если бы ему не грозила смерть… Ну, представь, если вы потом каждый день видитесь? А если вдруг еще окажется, что он к тебе неровно дышит? Это же вообще ужас.
Тут нас прерывает официант, который приносит заказ. Пока он расставляет на столе тарелки, повисает пауза, после которой следующие слова Веры кажутся оглушительно-громкими:
— Только не говори, что переспала Бутенко.
Я вскидываюсь, чувствуя, как кровь отливает от щек, делая их мертвенно-бледными. Как она догадалась? Уж в чем я не планировала сознаваться, так именно в этом! Не столько из-за себя, сколько из-за Георгия. Не хочу, чтобы его жалели. Он не жалкий! Что бы там с нами не произошло.
— Да ну блин, Элька! Ты не могла поступить с ним более жестоко.
— Я его не принуждала, — перехожу в нападение, сама не очень-то понимая, как так вышло. С остервенением соскребаю ложечкой икру ежа.
— Но, похоже, не понимала, что он просто не мог тебе отказать?
— Да почему не мог, господи?!
— Потому что он в тебя влюблен. Давно. Ты разве не замечала?
Ошарашенно хлопаю глазами:
— Нет. Да ты что, Вер? Он ни разу, ни словом,
