Я (не) ваша мама (СИ) - Иконникова Ольга

Жокей лорд Майринга, почуяв наше приближение, попытался перекрыть нам путь — это тоже считалось не очень спортивным поведением, но наказанию не подлежало. Он оглянулся на меня, но сделал это зря — стоило ему увидеть женщину в седле, как он опешил настолько, что пропустил наш финальный рывок. А может быть, он просто повел себя как настоящий мужчина и не стал применять силу против того, кто был заведомо слабей него.

Эйнари первой пересекла финишную черту. Прозвучал гонг, и ипподром словно сошел с ума. Крики — и восторженные, и гневные, — смешались со звуками трещоток и ржаньем лошадей.

Я пришла в себя только тогда, когда к Эйнари подбежал мистер Грант. Он помог мне спешиться и искренне поздравил с победой. А потом долго шептал что-то на ухо лошади.

На поле уже вышли многие владельцы лошадей. Вот-вот должно было начаться награждение. Барон Джексон, оказавшись подле меня, прошипел:

— Поздравляю, миледи!

Я только кивнула в ответ.

Две незнакомые мне дамы, стоявшие неподалеку, делились друг с другом своим возмущением:

— Леди не имеет права появляться в публичном месте в столь неподобающем виде!

— Скакать в мужском седле — немыслимо!

Я знала, что подобных разговоров не избежать, но всё равно слышать это было неприятно.

— Не обращайте внимания, леди Карлайл, — сказал Теодор Керр. — Вы были восхитительны!

Я воспользовалась небольшим перерывом между забегом и церемонией награждения и сумела переодеться — получать кубок из рук его высочества было приличнее всё-таки в платье. Пораненная нога болела, и сняв сапог, я приложила к порезу листок подорожника, сорванный по дороге в раздевалку.

По дороге назад я увидела своих литонских знакомых леди Мэйси и леди Рассел. Они заметили меня издалека, но сделали вид, что не узнали и свернули в сторону, чтобы со мной не встречаться. Это было верным признаком того, что светское общество уже осудило меня за недостойное леди поведение.

— Ты была лучше всех! — когда я снова появилась в центре круга, ко мне подбежал взволнованный, раскрасневшийся Нэйтан. — Мы с Лоттой так кричали, так кричали! Ты слышала, да? Она назвала тебя мамой!

Он был счастлив сообщить мне это — мой славный, пусть и не родной по крови малыш.

Я склонилась к нему и расцеловала в обе щеки:

— Да, мой хороший. Я слышала.

Сама Шарлотта всё еще не решалась подойти ко мне. Наверно, теперь она уже стеснялась этого ненароком сорвавшегося с языка слова. Но знала бы она, как я была ей за него благодарна!

Ничего, мы поговорим с ней, когда останемся вдвоем. Нам очень многое нужно обсудить.

Между тем, на поле вынесли большой кубок (интересно, я смогу его удержать?), и его высочество поднял руку, призывая публику к молчанию. Не сразу, но трибуны затихли.

— Уважаемые дамы и господа! Рад приветствовать вас в Анзоре! Надеюсь, вы приятно провели время на нашем ипподроме и насладились настоящей спортивной борьбой.

Ответом ему был разноголосый гул толпы. Я не могла не заметить, что трибуны, где располагалась публика попроще, были настроены более дружелюбно, нежели те, на которых собрались аристократы. Титулованные особы словно застыли в напряженном ожидании, не решаясь выразить свои эмоции прежде, чем это сделает его высочество.

Я ощутила смутную тревогу. Когда я приняла решение участвовать в скачках, я была почти уверена в том, что герцог такое решение поймет и поддержит. Но сейчас я впервые в этом засомневалась.

Большие Анзорские скачки славились своей особой атмосферой, своими традициями, нарушителем которых я сегодня стала. Быть может, герцог, как и другие джентльмены, сочтет себя оскорбленным тем, что женщина ступила на их исконную территорию. И если это будет так, я сразу пойму это по его взгляду.

Но пока его высочество в мою сторону не смотрел.

— К сожалению, свою торжественную речь я вынужден начать не с самого приятного момента. Все мы с вами сегодня стали свидетелями вопиющего нарушения правил этих скачек.

Мое сердце екнуло. Что, если герцог говорил сейчас не о бароне Джексоне, а обо мне?

Но нет — именно на барона он сейчас смотрел, и тот словно скукожился под этим гневным взглядом.

— Один из жокеев использовал в забеге шпоры, причем шпоры не обычные, нужные лишь для того, чтобы подстегнуть свою лошадь (хотя и они недопустимы в Анзоре), а такие, которые оказались нужны для причинения вреда другим участникам. От них пострадали два жокея и лошадь. Да-да, ваша милость, я говорю именно о вас!

Не знаю, видели ли шпоры зрители на трибунах — наверняка, для многих из них слова его высочества стали неожиданными. Но я была рада, что на это обратили внимание, хотя я почти не сомневалась, что барон попробует выкрутиться и на этот раз.

— О, ваше высочество! — в голосе Джексона было слышно такое удивление, которое любой не знакомый с ним человек принял бы за вполне искреннее. — Как вы могли подумать, что я мог пойти на такую низость? Я — джентльмен, и понимаю, что значат правила. Быть может, ваше высочество, вас ненамеренно ввели в заблуждение? В пылу борьбы кто-то мог что-то перепутать.

— Перепутать? — с возмущением вмешался почтенный мужчина с длинными седыми усами. — Да на рану на крупе моей лошади пришлось наложить несколько швов.

Не знаю, кто это был, но его лицо отчего-то показалось мне знакомым.

А у барона на всё был готов ответ:

— Но это мог быть порез не от шпор, а от застежки на седле. Траверса досматривали перед стартом, и если бы у него на самом деле были шпоры, то это непременно заметили бы. Взгляните на его сапоги! Они совершенно обычные! Впрочем, даже если мой жокей и применил в гонке недопустимое средство (что еще нужно доказать), я не имею к этому никакого отношения. Моей ошибкой было лишь то, что я пообещал своему человеку большое вознаграждение, если Нария придет первой, и, возможно, именно это толкнуло его на столь постыдный шаг.

Я отыскала в толпе невысокого мужчину в желтом кепи — лицо его было красным как мак, но сам он не делал ни малейшей попытки оправдаться. Наверняка, барон заранее условился с ним, что в случае провала тот возьмет всю вину на себя — за определенное, разумеется, вознаграждение.

Как ни странно, но его высочество этим совсем не был удивлен. Он кивнул:

— Ну, что же, ваша милость, мы так и думали, что вы не решитесь признаться. Возможно, мы поверили бы вашим словам, если бы вы не допустили еще одну оплошность. Чтобы скрыть шпоры при осмотре жокея перед заездом вы применили заклинание временной невидимости. А потом снова проделали этот же трюк уже после заезда. Но, во-первых, использование магии на скачках категорически запрещено. А во-вторых, если не ошибаюсь, у вас нет патента на это заклинание. И тут уже речь идет о нарушении не просто правил отдельно взятых соревнований, а Магического кодекса Эрландии! Или вы тоже станете утверждать, что это дело вашего жокея?

На сей раз малец в желтом отчаянно замотал головой.

— Никак нет, ваше высочество! Никаких заклинаний я и знать не знаю! Шпоры да, применил — по наущению его милости, а к магии я никакого касательства не имею!

Он быстро сообразил, что речь идет о куда более серьезном преступлении, наказание за которое — не штраф и не полгода исправительных работ, а несколько лет тюрьмы.

— Чушь! — не сдержавшись, выкрикнул барон. — Чтобы спасти свою шкуру, он сейчас скажет что угодно!

— Вы правы, Джексон! — неожиданно согласился его высочество. — И для того, чтобы исключить всякие сомнения, маг из столичной королевской академии, прибывший в Анзор вместе с его величеством, считает с этих шпор магический след, а затем сравнит с вашей магической аурой и аурой вашего жокея. Да, кстати, забыл вам сказать — сапоги со шпорами, которые ваш жокей спрятал в мешок в раздевалке, быстро сменив их на другие, уже находятся у магов. Но, полагаю, мы уже проявили довольно внимания к этому инциденту, и дальнейшие разбирательства мы проведем после завершения церемонии. Думаю, вы понимаете, ваша милость, что несмотря на то, что ваша лошадь пришла третьей, претендовать на награды, полагающиеся призерам, вы не можете.