Искусство речи на суде - Петр Пороховщихов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы любите людей, вы чувствуете поэзию жизни, вы хотите быть оратором-художником. Возьмите у секретаря ваше дело в истрепанной синей обложке, положите его у себя на столе и вечером, в тиши своего кабинета, прочитайте его не спеша; прочитайте раз, другой, третий. На каждой странице, где-нибудь в уголке, вы заметите несколько букв: это называется скрепою следователя. Читайте дело, и пусть на каждой странице его явится ваша скрепа, загорится и засветится ваша мысль и ваше чувство; и если перелистывая его измятые страницы, вы на минуту станете поэтом, если раскинутся над вами пламенные ветки волшебного дерева, распахнутся крылья божественной фантазии, не бойтесь этой минуты! – придя на суд, вы скажете вашим слушателям настоящую речь.
Dispositio *(98)
В учебниках риторики придается большое значение порядку изложения оратора. Квинтилиан указывает, что речь должна быть составлена с тщательным расчетом. Надо обдумать, нужно вступление или нет, следует ли излагать обстоятельства дела в непрерывной связи или отрывками; начать ли с начала или с середины, как Гомер, или с конца; не лучше ли совсем обойтись без пересказа фактов; выдвигать ли вперед свои соображения или предварительно разобрать доводы противника; когда бывает выгоднее сразу показать свои лучшие доводы, когда лучше приберечь их к концу; к чему заранее расположены судьи и что может быть внушено им лишь с осторожной постепенностью; опровергать ли улики в их совокупности или каждую отдельно; следует ли избегать пафоса прежде заключения или вести всю речь в повышенном тоне; предпослать ли юридическую оценку нравственной или наоборот; о чем говорить раньше: о прошлом подсудимого или о том, что теперь вменяется ему в вину. Все это, несомненно, имеет значение, но мне представляется, что трудность в распределении материала не так велика. Я ограничусь поэтому здесь немногими краткими замечаниями.
В общем плане речи необходимо соблюдать логическую последовательность, в изложении каждого раздела – последовательность времени. Это не требует пояснений.
Составные части речи должны быть отграничены резко друг от друга; здесь изящество уступает целесообразности. Незаметный переход от одного предмета к другому бывает часто достоинством в письменном изложении; в речи это большая ошибка, если только это не риторический прием для того, чтобы обойти предрассудок или смягчить нерасположение слушателей. В виде общего правила можно посоветовать оратору перед каждым новым отделом речи указывать в немногих словах его содержание, ибо надо сделать все, чтобы слушателям было легко следить за мыслью говорящего. Это можно сделать и по отношению ко всей речи в виде вступления и затем напоминать указанное заранее при переходе от одного раздела к другому. Приступая к защите Варвары Диттель, Лохвицкий сказал: "Когда мать обвиняется в убийстве единственного сына, то чтобы понять такое страшное преступление, нужны непременно три вещи: во-первых, чтобы эта женщина была чудовище; во-вторых, чтобы интересы, которые руководили ею, были такой чрезвычайной важности, что без удовлетворения их ей нельзя было существовать, она сама погибла бы, и, наконец, в-третьих, чтобы обвинить в таком преступлении, нужны доказательства самые твердые, самые точные" *(99) .
Читатель, желающий изучить подразделения речи по правилам классической риторики, найдет их у Цицерона и Квинтилиана. Я сказал бы: не ищите плана; он найдется сам, пока вы будете думать о деле. Это будет плод бессознательной, а потому и безыскусственной работы; следовательно, будет естественный план; когда же он найдется, попробуйте переставить его части. Возможно, что этим путем вы создадите более интересную схему изложения. Чем меньше составных частей в речи, тем лучше. Речь должна быть краткой; краткость же заключается не в том, чтобы она была непродолжительна, а в том, чтобы в ней не было ничего лишнего. Оратор, который решится предупредить слушателей, что речь его разделяется на двенадцать частей, погубит себя, хотя бы речь в целом и не была длинной. Его противник скажет: дело должно быть для вас понятно, господа присяжные заседатели, я коснусь только двух-трех обстоятельств, которые остались не вполне разъясненными на судебном следствии. У слушателей, естественно, сложится представление, во-первых, что оратор убежден в своей правоте, во-вторых, что то, о чем он будет говорить, имеет особенное значение для дела и, в-третьих, что он не скажет ничего лишнего. Этим самоограничением и уважением ко вниманию слушателей оратор выговаривает себе право разобрать поставленные им вопросы так подробно, как найдет нужным, и обязывает присяжных относиться внимательно к каждому его слову. Может быть, первая речь скажется гораздо короче; они все-таки охотнее прослушают вторую.
Надо иметь в виду две задачи: во-первых, составить речь как можно короче и, во-вторых, вести судебное следствие так, чтобы еще более сократить ее.
Если после судебного следствия самое лучшее из всего продуманного вами окажется лишним, будь то половина вашего труда, вы должны выбросить ее из речи со всеми роскошными мелочами. Когда можно купить землю за тысячу червонцев, к чему платить две? Если надо доказать, что дважды два – четыре, нужно ли прибавлять, что трижды три – девять? Да, жаль! Там были такие остроумные мысли, такие блестящие картины! – Может быть. Но суд не выставка роскоши, а суровое дело.
Глава VI. Судебное следствие
О допросе свидетелей
Участие сторон в судебном следствии не входит в непосредственное содержание этой книги. Но всякому судебному оратору необходимо иметь в виду одно основное соображение: судебная речь есть дополнение судебного следствия, а не наоборот; поэтому, как я сейчас говорил, все, что возможно, должно быть сделано до прений.
Это правило должно бы стоять во главе заповедей судебного красноречия. Идеальная обвинительная речь – это поддерживаю обвинение; идеальная речь защитника – требую оправдания. Что означала бы такая речь? Что дело решено фактами, а не словами, что устранено влияние случайности – превосходства ораторского таланта на решение судей или присяжных.
В нашей судебной среде признается бесспорно, что успех оратора в уголовном процессе зависит не столько от его речи, сколько от умения "вести" судебное следствие, то есть выяснять перед судьями и присяжными обстоятельства дела, доказывающие и подтверждающие справедливость того или иного решения. И старейшие люди, и совсем юные обвинители, и защитники охотно повторяют это указание; в устах молодежи оно даже звучит некоторым притязанием на быстро усвоенную опытность и знание судебного дела. Мне кажется, трудно привести более твердо установленное положение и, говорю с уверенностью, еще труднее найти правило, которое с такой бессознательной, но настойчивой последовательностью забывается нашими прокурорами и защитниками на практике.
До судебного следствия каждый свидетель представляет из себя сомнительную величину. Он может подтвердить сказанное у следователя, усилить свое показание или отречься от него, может быть изобличен во лжи или вынужден подтвердить факты, которые хотел скрыть. В недавнем процессе было сказано, что перекрестный допрос есть то искусство, посредством которого можно заставить человека отречься от всего, что он знает, и назвать себя не своим именем. Это справедливо; но для людей честных и умелых это средство раскрыть то, что без него осталось бы недоступным для суда; притом это средство положено в основание уголовного судопроизводства, установленного у нас законом, и до сих пор лучшего не найдено. Обвинитель и защитник должны обладать как искусством красноречия, так и искусством вести судебное следствие, и надо помнить, что второе важнее первого. Если на судебном следствии стороной установлены факты, изобличающие или оправдывающие подсудимого, и представитель этой стороны не сумеет сказать речи, судьи или присяжные могут сами сделать логические выводы из фактов. Напротив того, речь, не основанная на фактах, то есть на данных судебного следствия, никого убедить не может. Но искусство вести судебное следствие до сих пор находится у нас в самом жалком положении, и нам надо учиться ему у англичан, давно достигших в нем поразительного умения. Я должен повторить здесь то, что говорил выше об Уложении о наказаниях и Уставе уголовного судопроизводства: прежде чем изучать искусство речи, надо изучить книжку, заключающую в себе правила искусства допроса свидетелей. Эти правила заключаются в названном выше сочинении Г. Гарриса "Hints on Advocacy". Там вы найдете указания к тому, чтобы научиться извлечь из судебного следствия все, что может служить к раскрытию истины; но это уменье столь тесно связано с задачами судебной речи, что я должен сказать о нем здесь несколько слов.