Танганайский лев - Карл Фалькенгорст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот трус скрывался здесь у тихой бухты, а затем намеревался воспользоваться потайной лодкой для бегства. Придя к этому убеждению, Симба тщательно исследовал берега тихой бухты и, к немалому своему удивлению, нашел на мокром песке побережья совершенно свежий след негра. Значит, Мабруки был где-нибудь здесь поблизости!
Он хотел было позвать Сузи, как вдруг услышал за собой громкий возглас: «Мабруки!» и вслед за тем один за другим два выстрела.
Симба кинулся к тому месту, откуда раздались выстрелы, и очутился лицом к лицу с Сузи, который преспокойно заряжал свое ружье.
— Что это было, Сузи? — спросил он, запыхавшись от быстрого бега.
— Этот негодяй промахнулся, — равнодушно ответил негр, — а я угодил ему прямо в сердце. Вон он там, под кустом растянулся. Что он готов, за это я ручаюсь, господин. А теперь пойдемте дальше. Что время-то даром терять?!
— Как это вышло, что ты с ним повстречался, — спросил Симба, — ведь я шел впереди тебя?!
— Он прямо побежал на меня; вероятно, он увидел вас и, полагая, что вы один, наскочил прямо на меня. Теперь ничто не мешает нам: мы расчистили себе дорожку! — добавил Сузи и беспечно закинул ружье за плечо.
Симба молча двинулся к тихой бухте, а Сузи следовал за ним на некотором расстоянии.
Оказалось, что тайная лодка Инкази цела, и вскоре Симба и Сузи очутились на озере, тихом и спокойном, как зеркало. От страшной бури прошедшей ночи не осталось и следа.
Симба искал на гладкой поверхности озера какой-нибудь парус, ожидая увидеть одно из судов Солимана или, быть может, даже «Змею», но гордая армада Солимана исчезла бесследно, и маленький челнок Инкази беспрепятственно достиг острова Муциму.
— Разве здесь водятся коршуны, на этом маленьком островке? — осведомился Сузи, указывая рукой на одно место на самом берегу, где, действительно, собралась целая стая этих хищных птиц.
— Они, как видно, за делом, — продолжал он, — здесь водятся такие крупные животные, что целые стаи этих отвратительных птиц собираются сюда для своих трапез!
Лодка направлялась как раз к этому месту берега.
— Господин! — воскликнул вдруг испуганно Сузи. — Смотрите, ведь это человеческий труп! На него и насели птицы! Уж не Лео ли это?
И по безмолвному согласию оба они приналегли на весла и погнали лодку, что было мочи; вскоре они уже настолько приблизились к острову, что Симба мог выстрелить по коршунам, чтобы спугнуть их.
Эхо, вероятно, впервые повторило глухой раскат выстрела в маленьком лесу священного острова. Грузно подымаясь вверх, громадные коршуны разлетелись во все стороны, тяжело размахивая большими крыльями. Немного спустя Сузи и Симба стояли над мертвым телом, распростертом на берегу. Лицо нельзя было уже узнать, до того оно было обезображено, но по ярко-красному тюрбану, зеленой затканной одежде и богато украшенным ножнам кинжала нетрудно было угадать, кто был покойный.
Труп Солимана лежал на берегу, выброшенный волнами на съедение коршунам.
— «Змея» погибла, очевидно, — прошептал Симба. — Мудима был прав!
— Какая радость, господин, — воскликнул Сузи, — смертельный враг наш умер! Страна свободна от него, и путь свободен! Крепости Мудимы не грозит голод, и нам не придется спускаться к устью Лувулунгу, чтобы вымолить кусок хлеба у того, который сам теперь лежит здесь на берегу и служит пищей для жадных коршунов.
Почему же Симба не принимал участия в этой радости своего верного слуги? Он стоял, мрачный и задумчивый, неподвижно, точно каменное изваяние. В этот момент он вовсе не думал о себе; думал только, что и здесь, в дальней Африке, существует та же могучая карающая длань, которая теперь тяжело опустилась на Солимана. Этот человек, на совести которого лежали жизнь и счастье тысяч бедных негров, встретил теперь сам страшный конец в волнах разъяренного озера; жизненный путь его был пройден, и теперь он стоял перед судом вечного нелицеприятного Судьи. Симба чувствовал глубокое сожаление к несчастному, и в душе его невольно слагалась молитва за него, за своего смертельного врага.
— Пусть он останется здесь, господин, — сказал, наконец, Сузи, которому наскучило ждать, — у нас есть с вами более важное дело: нам надо отыскать нашего беглеца. Эй, Лео! Лео! Лео! — крикнул он во всю мочь и сделал несколько шагов вперед, в кусты.
Этот громкий призыв вывел Симбу из задумчивости, и, следуя примеру Сузи, он крикнул в свою очередь: «Лео! Лео!»
Когда они успели уже значительно удалиться от того места, куда озеро выбросило несчастную жертву вчерашней бури, то услышали над своими головами тяжелые взмахи крыльев. Самый смелый из стаи коршун возвращался к прежнему месту, за ним последовали вскоре и другие. Над телом Солимана уже вновь собралась и кружилась, точно темная туча, стая коршунов, спускавшаяся все ниже и ниже над трупом. Наконец один из хищников с шумом опустился на соседнее дерево, как бы подавая тем знак остальным сделать то же. Со всех сторон слышались тяжелые взмахи крыльев, треск сухих веток; громадные птицы с распростертыми крыльями как-то разом спускались на деревья, чтобы сесть тут или там на сук. И вот один громадный коршун камнем слетел на землю и, расправив крылья, с вытянутой вперед шеей устремился на свою жертву.
Еще минута, и на том месте, где еще так недавно стояли Симба и Сузи, теперь не было ничего видно, кроме громадной копошащейся крикливой черной тучи; поминутно слышались удары мощных крыльев, жадные коршуны толпились, теснились и сгоняли друг друга, судорожно цепляясь когтями и неистово работая клювами.
Над ними в воздухе стоял шум, гомон и резкий каркающий звук сотни хриплых злобных голосов, напоминающих скрежет и хохот.
Таков был конец гордого, надменного и самоуверенного Солимана, этого бессердечного и безжалостного работорговца; таковы были похороны, какие готовит африканская глушь своим мертвецам!
И тут же рядом гнездились добродушные робкие ткачики; зеленоватые дикие голуби ворковали в верхних ветвях деревьев; крикливые, но безобидные попугайчики весело перепархивали с дерева на дерево и с куста на куст. Вокруг ярких чашечек цветов, жужжа, роились пчелы, а солнце лучезарно светило с высоких голубых небес, изливая свои ласковые лучи на скорбь и радость, на жизнь и смерть.
Природа воспитывает человека, и он легко свыкается с пестрым рядом картин, которые она проводит перед его глазами. Даже самое страшное становится со временем заурядным явлением, а среди дикой природы и человек дичает.
Вот почему и Симбу в этот момент нисколько не тревожила дальнейшая участь трупа Солимана. Он спокойно шел по берегу острова и звал: