По незнакомой Микронезии - Милослав Стингл

Эта изящная скала напоминает островитянам о тех временах, когда на их острове появились белые люди. Однажды в Аганье испанский офицер познакомился с дочерью знатного чаморро. Вскоре они стали мужем и женой. От этого брака родилась девочка удивительной красоты. Ею восхищались все кавалеры Аганьи. Отец выбрал для нее жениха. Это был офицер испанской королевской армии. Каким же оказалось разочарование отца, когда он узнал, что его дочь тайно влюблена в простого островитянина. Отец решил настоять на своем и, объявив об обручении дочери с испанским офицером, начал готовиться к свадьбе. Однако гуамские Ромео и Джульетта не захотели разлучаться. Накануне ненавистной свадьбы молодые люди поднялись на высокую скалу, сплели волосы и, обнявшись, бросились в волны океана. Теперь это место называется Мыс влюбленных.

Когда отец добежал до скалы, он увидел на поверхности воды лишь два сплетенных венка из черных волос. С тех пор на Пунта-Амантес приходят влюбленные. И хотя я путешествую по Микронезии в одиночестве, однако благодаря Артуру мне удалось также побывать на этом прекрасном и романтическом мысе.

«РОБИНЗОН» В ДЖУНГЛЯХ ТАЛАФОФО

Посещением Гуамского университета я, собственно, собирался завершить свое пребывание на крупнейшем микронезийском острове. Однако мои коллеги из университета посоветовали побывать еще в Талафофо.

Талафофо – это река в юго-восточной части Гуама. До сих пор я видел ее лишь в том месте, где она впадает в океан. Я отправился вдоль берега по узенькой тропке в глубь острова. Здесь самые густые заросли гуамских джунглей. И, кроме этой тропки, тянущейся вдоль реки, сюда не ведет ни одна другая дорога.

Недалеко от деревни, которая тоже называется Талафофо, находится несколько карстовых пещер. Если когда-нибудь эта почти неприступная область Гуама откроется для любопытных туристов, то именно пещеры станут одной из самых интересных достопримечательностей острова, потому что их стены испещрены микронезийскими петроглифами – наскальными рисунками. Некоторые из них, изображающие привычные вещи, вполне понятны (например, четыре каноэ чаморро, мужчина и женщина, кокосовые орехи). Другие, явно более поздние, нанесены белой краской. Они – не столько реалистическое отображение жизни островитян, сколько попытка рассказать о религиозных представлениях древних микронезийцев. Рисунки свидетельствуют о развитом культе морских животных. Здесь встречаются изображения, похожие на морского угря и ненавистную островитянам морскую звезду, а также нечто отдаленно напоминающее человеческий череп. Здесь даже есть изображение полинезийского бога Маке-Маке, которое я видел на знаменитом острове Пасхи.

В остальном эти пещеры малопривлекательны. Здесь темно, влажно и душно. Кроме того, повсюду можно увидеть толстый слой фекалий единственных обитателей пещер – летучих мышей.

Поэтому с чувством большого облегчения покидаю я последнюю талафофскую пещеру, выхожу на свежий воздух и отправляюсь вверх по речной долине к водопадам. Они, к сожалению, со всех сторон окружены непроходимыми джунглями. Чтобы их сфотографировать, мне пришлось бы обзавестись вертолетом. Я не захватил с собой вспышки, поэтому не смог сфотографировать и петроглифы. Так что заканчиваю я свое путешествие в верховья Талафофо с чувством, что мне еще раз следовало бы сюда вернуться.

Однако совсем неожиданно через несколько дней я снова услышал о Талафофо и ее пещерах. Дело в том, что именно в пещере Талафофо нашли в то время удивительного человека. Совершенно случайно я столкнулся с ним в аэропорту Аганьи в тот момент, когда он покидал Гуам. Еще неделю назад он был для всего Гуама, всей Микронезии и всего мира совсем неизвестен, а теперь его провожали словно главу крупной державы. Его, который еще неделю назад ни для кого не существовал, а согласно официальным документам уже более четверти века был мертв.

В аэропорту столицы Гуама я оказался свидетелем его последней импровизированной «пресс-конференции». Всего несколько дней назад жил он, подобно Робинзону, в пещере возле реки Талафофо. Теперь же имя его стало известно каждому жителю Гуама, и не только Гуама, а также и Японии, ведь он родился там и возвращался туда почти через тридцать лет. Имя этого японца – Сойти Йокои. В те дни оно действительно оказалось на страницах газет всего мира.

Я всматриваюсь в его усталое, морщинистое лицо. Выглядит он старше своих лет. Видно, что человек перенес много лишений и очень страдал от страшного одиночества; которое продолжалось около тридцати лет.

Сойти Йокои был солдатом японской императорской армии. Его, молодого закройщика, призвали в армию в 1941 году. Сначала Сойти служил в Маньчжурии в рядах 29-й пехотной дивизии. Но в 1943 году, когда японцы стали отступать, Йокои, подобно тысячам других солдат, перевели на Гуам. Он должен был защищать этот остров от нападения американской морской пехоты. Американцы действительно атаковали Гуам и после ожесточенных боев в начале марта 1944 года овладели островом.

Йокои, как и все остальные солдаты, принял воинскую присягу, в которой были такие слова: «Солдат императора не может сдаться на милость победителю. Он должен сражаться до смерти». Этого требовала присяга, этого требовал император, об этом изо дня в день твердили офицеры. Йокои верил им, как и тысячи других солдат. Он беспрекословно следовал присяге даже тогда, когда американцы уже захватили Гуам.

Он не сдался. Вместе с другими девятью солдатами скрылся в самой дикой, неприступной части Гуама – в джунглях возле реки Талафофо. Десять японцев обнаружили на острове удобную пещеру и расположились в ней. Они спрятали там свое оружие и стали дожидаться возвращения японской армии.

Шли годы. Один за другим умирали друзья Йокои. Наконец их осталось всего трое: Йокои, бывший портной из Нагои, пехотинец Микио Сити и служащий вспомогательного батальона Накабата Сато.

Ко всем несчастьям на троих японцев обрушилось еще новое: Гуам стал жертвой страшного урагана, который метеорологи назвали нежно «Карина». Ураган вырвал с корнем все деревья, которые давали пищу жителям острова, в том числе и обитателям джунглей Талафофо. После «Карины» пищи осталось лишь на одного человека. Японские солдаты бросили жребий – судьба благоволила Йокои. Его друзьям пришлось перебраться в другую пещеру, расположенную примерно в километре к востоку. Там они пытались отыскать съедобные плоды, но их было слишком мало. Микио и Сато в первый же день съели сырой, очень ядовитый плод так называемой федериковой пальмы. Через несколько дней оба японца скончались.

Йокои остался в полном одиночестве. Умерших товарищей он зарыл в пещере. После смерти Сато и Микио бывший портной в течение восьми лет не обмолвился словом ни с одним человеческим существом. Время от времени он издали видел островитян, но тщательно избегал любой встречи с ними.

Как все же Йокои удалось выжить в микронезийских джунглях? В реке он ловил рыбу и съедобных моллюсков. Эту однообразную пищу он пополнял кореньями лесных растений. Собирал плоды тропических деревьев, главным образом затерявшихся в джунглях кокосовых пальм. Больше всего, однако, любил он плоды хлебного дерева.

Кроме пресноводных рыб и моллюсков, японец в течение почти тридцати лет не получал никаких белков. Однажды, правда, ему посчастливилось поймать заблудившегося поросенка, который чуть было не свел Йокои в могилу. С тех пор он избегал мясных блюд. Он понимал, что если хочет дожить до возвращения императорских войск, то ни в коем случае не должен болеть.

Действительно, за исключением одного раза, когда из-за непривычной пищи у него расстроился желудок, Йокои за многие годы, прожитые в джунглях, ни разу не заболел. К тому же, как и все японцы, он был удивительно чистоплотен. Чтобы избежать кожных заболеваний, распространенных в тропиках, Йокои по нескольку раз в день купался и зимой и летом. Впрочем, какая в Микронезии зима?!

Он не бродил по джунглям без одежды, хотя, разумеется, форменное обмундирование давным-давно истлело. Йокои сумел выйти из положения. Помогла ему в этом его гражданская специальность. В джунглях Талафофо бывший портной шил «костюмы» только для себя, причем из материала, о котором в былое время даже не имел представления. Он разделил лыко кустарника паго на волокна, из которых «соткал» материал. Не было лишь пуговиц. Тогда японец из пластмассового футляра от военного фонаря вырезал круглые диски и пришил их бамбуковой иголкой.

Йокои. смастерил себе даже «ботинки». Из кокосового волокна он сплел крепкую веревку, а из нее соорудил нечто похожее на сандалии. Из скорлупы ореха он сделал лампадку, в которой горело опять, же кокосовое масло. Щепки же использовал для устройства специальных, им самим придуманных ловушек для раковин. Рыбу Йокои ловил «сетями» из тонко расщепленного бамбука. Смесь сушеного бамбука и растертых речных раковин оказалась легко воспламеняющимся порошком. Надо сказать, что его главной заботой было следить за тем, чтобы огонь в очаге никогда не угасал.