Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ю. Л. Родионов мне сказал, что на Ордынке комната была метров 16…
А. Ж. Тогда кооперативы только появились и многие недоумевали – зачем деньги платить, если Исполком и бесплатно даёт! Но Жорж хотел отдельную квартиру…
Ю. Л. А вот ещё вопрос. Как Жорж уходил из института? Почему?
А. Ж. Ягодин давил… Все пожилые доценты уходили… Осталась одна Фурмер. Уж каких усилий ей это стоило – не знаю… А он уходил тяжело. Помню, было заседание кафедры и начали его «щипать» его же ученики. Может быть, не без «направляющих советов» Бескова. Но так тогда было на всех кафедрах… Пенсионеров выдавливали… Хотя энергия у него ещё была, голова светлая… И потом его вызывали и он работал по несколько месяцев в году…
Ю. Л. Да, по трудовой книжке это видно… Но, уходя с кафедры, он уходил «насовсем». Даже говорил Шмульян, когда она что-то его спрашивала по курсу автоматизации, что «я уже всё забыл»…
А. Ж. Но то, что он был ещё в силах, видно и по тому, что он продолжал работать на полставки в ЦНИИБе, у Марии Дмитриевны Бабушкиной… И работал плодотворно – я помню это ещё с тех времён, когда был у него аспирантом. И эта работа кроме интереса научного – и денег, разумеется! – давала ему возможность ездить в командировки на ЦБК в районе Хабаровска, навещать брата, родственников, некоторые из которых уже перебрались в Хабаровск. На моей памяти это было несколько раз. Помню, однажды зимой он рассказывал после приезда, что в Хабаровске, несмотря на мороз, люди ходят на хоккей с мячом. Было их тысяч 25… Видно, он и сам тогда сходил!
Ю. Л. А вот что ты можешь сказать о его попытке в 1933 году поступить в Менделеевку? Он пишет, что он приехал в Москву, но опоздал – приём документов был закончен.
А. Ж. Этого я не знал!.. А в 1934 году он приезжал через какого-то ОЗЕТовца – он пишет в приёмных документах, что связь с ним нужно держать через него, не помню его фамилии и дальнейшей судьбы, но я потом в какой-то литературе её встречал. Всё это странно… Я убеждён, что в 1933 году у ОЗЕТа была какая-то квота, но Жорж поступал в 1934 году по графе «Свободный приём» как рабочий…
Ю. Л. А знаешь ли ты, что, будучи студентом, он был официальным представителем ОЗЕТа в Менделеевке?
А. Ж. Вот этого не знаю! И это очень интересно!.. А!.. Так вот почему народ жаловался, что заставляли очень много покупать билетов ОЗЕТовской лотереи! Есть такие жалобы – мол, и за МОПР плати, и за ОЗЕТ по 20 копеек…
Ю. Л. Опять перескакиваю на другую тему… Ты сказал, что узнал о том, что Жорж был разведчиком очень поздно…
А. Ж. Тут всё не просто… Были у меня ощущения, что он был разведчиком, был такой абрис, но я считал его разведчиком чисто военным, мне представлялось, что был он нашим представителем при каком-то штабе союзников – Эйзенхауэра или Монтгомери… Даже когда я прочитал «В Круге первом», чёткой ассоциации с атомными делами не возникло. Так, какой-то смешочек… А прочитал я «В Круге первом» впервые на французском в Тунисе[156], но, повторяю, как-то это меня не зацепило… И позже я обыгрывал эту цитату из Солженицына – вспомнил её в программке к футбольному турниру, посвящённому 80-летию Жоржа, чтобы подчеркнуть «знаменитость» Жоржа, но с моей стороны это была какая-то литературная игра… Вот и Жора Каграманов рассказывал мне про американскую логарифмическую линейку Жоржа, но, повторяю, до появления письма Крамиша всё это не складывалось в целостную и ясную картину чёткого осознания причастности Жоржа к Манхэттенскому проекту…
Ю. Л. Кстати, Гена Коваль подтверждает эпизод с линейкой, на которой была надпись CCNY и вспоминает, что когда он отобрал у Жоры линейку, она была уже со сломанным визиром. И за эту поломку он от Жоржа получил хороший нагоняй!
А. Ж. Я представляю себе! Линейка была серьёзным предметом и подписывать её было принято… У меня её не было, и я занимал её у кого-то. И на обратной стороне обязательно выкарябывалась владельческая надпись… Вообще я помню времена и линеек, и арифмометров (в 1960 г. в лаборатории ЦЗЛ на п/я 754 они уже были), но помню и такой случай. Подселили к нам в общежитие дипломника-заочника. Так он приехал со счётами! Порой проснёшься ночью, посмотришь одним глазом, а он работает – щёлкает костяшками!..
Ю. Л. А о Солженицыне… Я должен сказать тебе особое спасибо. Ведь, если помнишь, именно ты на похоронах Жоржа предложил мне выяснить историю цитаты Солженицына об «атомном разведчике Ковале». Похоже, ты брал меня «на слабо»… Но я принял твоё предложение серьёзно и стал заниматься биографией Жоржа…
А. Ж. Да, я помню, что церемония в крематории почему-то задерживалась и такой разговор был. А Солженицын ведь, когда он жил в Америке, был допрошен ФБР по этому эпизоду романа, известна даже дата «беседы», но ни он, ни американцы подробностей не раскрывают… Вот будет заседание в честь столетия Жоржа, там и выступи с докладом! А то, как мне рассказывают, тебя на кафедре ОХТ встретили настороженно – зачем пришёл, почему пристаёшь с расспросами?
Ю. Л. За «засланного казачка» приняли? Забавно!
А. Ж. А меня из почты Крамиша интересует одна фотография. Я, когда был у Жоржа, видел её, но постеснялся взять и скопировать. Это был желтоватый бледный ксерокс… Качество очень плохое, узнаются только абрисы. Там стоят молодые солдаты в форме американской армии, человек семь…
< Речь идёт вот об этом письме А. Крамиша:
16.26. Вложение в письмо А. Крамиша к Ж. А. Ковалю.[157] – Ю. Л. >
И Жорж говорил мне, показывая на одного из них – вот кто действительно был моим приятелем и мы с ним дружили. Он был чемпионом Штатов среди юниоров в беге на 200 ярдов, насколько я помню разъяснения Жоржа. А Крамиш… К Крамишу Жорж относился с большим подозрением. Тот ведь писал в письме к Саркисову, что Жорж «мой лучший друг», но сам Жорж вовсе не считал его другом. И ясно вспомнил его только после того, как связал фамилию Крамиша с тем парнем, который пострадал от первой американской «атомной аварии», когда взорвался бак
