Наследник - Алексей Хапров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я прекрасно понимал, что опасность еще не миновала. Информация о том, что в этом поезде прячется "убийца Карпычева", будет незамедлительно передана всем постам. И на ближайшем из них меня непременно встретят. Так что медлить нельзя. Я снова взял в руки стамеску. Радик вытащил из рюкзака перочинный нож и принялся с его помощью расширять щель в полу.
— Осторожнее, осторожнее, — проговорил я. — Не сломай лезвие…
Когда нам, наконец, удалось оторвать первую доску, с меня градом катился пот.
Внизу с огромной скоростью мелькали шпалы, сливаясь в своем движении в одну сплошную линию. Путь к свободе был открыт. Правда, этот путь выглядел отнюдь не безопасно. Но другого у меня не было.
Разобрав еще три доски, я опустил голову в образовавшуюся дыру. Расстояние между дном вагона и землей было вполне достаточным.
— Значит так, — принялся я инструктировать Радика. — Первым вылезу я. После этого ты выбрасываешь сумки и выбираешься сам. Только будь осторожен. Ни за что не зацепись. Спускаться следует спиной к направлению движения поезда. Когда почувствуешь, что ноги достигли земли, резко оттолкнись, упади навзничь, и жди, пока над тобой не пройдут все вагоны. Понял?
— Откуда ты все это знаешь? — удивился мой спутник.
— В кино видел, — пояснил я.
Я подскочил к люку и выглянул наружу. Впереди обозначался поворот. За ним просматривалась разветвленная сеть линий электропередачи, — верный признак приближающейся станции.
— Приготовься, — сказал я мальчику, — сейчас будем тормозить.
Дождавшись, когда поезд замедлит ход, я глубоко вдохнул и перекрестился.
— Ну, с богом!
Опершись руками о края дыры, я принялся медленно и осторожно спускаться вниз. Когда мои пятки стали задевать шпалы, я задержал дыхание, сгруппировался, и резко "нырнул". Затылок и спину пронзила боль. Я вжался в землю. Жуткий лязг проносившихся по обе стороны колес был сродни шуму опускавшейся гильотины. Меня пробрала дрожь.
Когда надо мной появилось небо, я перевел дух, привстал, и победоносно посмотрел вслед удалявшемуся поезду. Получилось!
Но где Радик?
Я с беспокойством вгляделся в даль, и испытал невероятное облегчение, когда увидел своего спутника живым и невредимым. Он со всех ног мчался ко мне.
— Дядь Жень! Дядь Жень!
Я помахал ему рукой, поднялся на ноги и последовал навстречу…
Глава одиннадцатая
Перед нами снова вилась дорога. Вокруг нас снова властвовали изнуряющий зной и забивающая глаза пыль. Настроение было ни к черту. Голодные и измученные, мы угрюмо брели вперед, чувствуя себя отверженными от всего остального мира. Солнце постепенно заходило за горизонт. Его предзакатные лучи напоминали оттенки замирающей мелодии.
"Дурак! Дурак! — ругал себя я. — Не высунь я нос из вагона, мы бы сейчас продолжали ехать, и назавтра, глядишь, были бы у цели".
Видимо, мое негодование слишком отчетливо вырисовывалось на моем лице. Чтобы его прочесть, Радику хватило одного-единственного взгляда.
— Дядь Жень, чего ты переживаешь? — проговорил он. — Ведь мы живы, и на свободе.
Будучи наполненным злобой по отношению к самому себе, я оставил его реплику без внимания. Мой спутник почему-то воспринял это как недобрый знак, и стал бросать на меня беспокойные взгляды.
— Ты, наверное, меня сейчас проклинаешь? — с волнением спросил он.
— За что я должен тебя проклинать?
— Ну, за то, что я втянул тебя в эту историю.
— Да разве здесь дело в тебе? — тяжело вздохнул я.
— Значит, ты на меня не сердишься?
— Не сержусь.
— И ты меня не бросишь?
— Не брошу.
— Честно?
— Честно.
— Ты действительно пойдешь со мной до конца?
Я посмотрел на мальчика. В его глазах играла тревога. Он явно боялся остаться один.
— Да что на тебя такое нашло? — постаравшись придать своему голосу ободряющие нотки, воскликнул я. — Почему ты вдруг решил, что я собираюсь тебя бросить?
Радик пожал плечами и с грустью посмотрел на меня.
— Я останусь с тобой до тех пор, пока ты будешь во мне нуждаться, — глядя ему в глаза, пообещал я.
Вдали показалась какая-то небольшая одинокая постройка. Сначала мы подумали, что это ремонтный гараж. Но затем наши ноздри уловили запах шашлыков.
— Похоже, харчевня, — предположил я.
Подойдя поближе, мы убедились, что это действительно было небольшое придорожное кафе.
— Может, зайдем? — жалобно предложил мой спутник. — Дядь Жень, я хочу есть.
— Зайдем, — согласно кивнул я, и запустил руку в карман брюк.
Меня словно обдало холодом. Карман был пуст. Я остановился и принялся судорожно ощупывать свою одежду. Радик испуганно наблюдал за мной.
— Я потерял деньги, — убито сообщил я. — Наверное, они выпали, когда мы выбирались из вагона.
Не в силах совладать с охватившей меня досадой, я в сердцах швырнул сумку о землю.
— Зря мы выбросили рясы, — вздохнул мой спутник. — Прикинулись бы опять странствующими монахами. Авось, чего-нибудь и подали.
— Теперь нам и в самом деле остается только просить милостыню, — буркнул я.
Вдруг Радик встрепенулся.
— У меня же есть десять рублей! — радостно воскликнул он. — Те самые, что мы нашли в моем рюкзаке. Помнишь?
Я горько улыбнулся.
— Чего на них купишь? Разве только какую-нибудь булочку.
— Хоть булочку, — мечтательно протянул мальчик.
Судя по отсутствию машин, посетителей в кафе не было. Но, несмотря на это, заходить в него я все равно не решился. Радик пошел один. Я же в некотором отдалении присел на траву и стал наблюдать.
Возле открытой двери сидел толстый, розовощекий увалень лет пятнадцати, и, уплетая конфеты, рассматривал какой-то яркий, разноцветный журнал.
Мой спутник подошел к нему и поздоровался.
— Чем у вас можно подкрепиться? — спросил он.
Увалень лениво поднял глаза, обернулся к завешенному антикомариной сеткой проему, и крикнул:
— Па-а-ап!
Появился хозяин. Его маленькие, круглые, заплывшие жиром глазки в первые мгновения выражали радушие и гостеприимство. Но когда он увидел перед собой ребенка, от его приветливости не осталось и следа.
— Чего тебе? — строго спросил он.
— Есть хочет, — пояснил увалень.
— Пожалуйста. Есть зеленые щи, жаркое, салат.
— Да нет, — смущенно потупил взор Радик. — Нам бы чего попроще.
Хозяин пристально оглядел его с головы до ног, бросил взгляд на меня, величаво сложил руки на груди, и искривился всем мясом своего упитанного лица.
— Самое дешевое — четвертинка лаваша, — пренебрежительно произнес он. — Двенадцать рублей.
— А за десять нельзя? — простодушно спросил мой спутник. — У нас больше нет.
Хозяин переглянулся с сыном и усмехнулся.
— Ладно, — снисходительно кивнул он. — Давай свои десять.
Радик протянул ему деньги. Хозяин недоверчиво повертел купюру в руках, просмотрел ее на свет, пощупал, после чего сказал:
— Хачик, принеси четвертинку лаваша.
Увалень отложил журнал и с нарочитой неохотой поднялся с места.
— Ходят тут всякие бродяги, — раздраженно проворчал он.
Вернувшись, он швырнул моему спутнику лаваш так, как собаке кидают кость. Радик побагровел и возмущенно посмотрел на хозяина. Но на лице того играла лишь брезгливая улыбка. Мой спутник нервно развернулся. В спину ему раздался издевательский смех.
Когда Радик подошел ко мне, на нем буквально не было лица.
— Дядь Жень, ты видел? — яростно спросил он. — Ты видел?
— Видел, видел, — вздохнул я. — Что поделать, придется стерпеть. Такое у нас сейчас положение.
— Свиньи! Ничего, дядь Жень, мы сюда еще заглянем, — мстительно прошипел мой спутник; его голос дрожал от негодования. — Мы им покажем, кто мы такие. Посмотрим, какие у них будут физиономии. Они вокруг нас еще "танец маленьких лебедей" плясать будут.
— Неужели скоро все так сильно изменится? — недоверчиво спросил я.
— Изменится, — пообещал мой спутник. — Вот увидишь.
Он аккуратно разделил кусочек лаваша на две половинки, и одну из них протянул мне.
— Нет, нет, — стал отмахиваться я. — Не надо. Кушай все. Обо мне не беспокойся. Я потерплю.
— Дядь Жень, — тоном, не терпящим возражений, проговорил мальчик. — Не выделывайся.
Он положил мою долю мне на колено и впился зубами в хлеб.
Это была, наверное, самая душещипательная картина, которую я видел в своей жизни. Радик проглатывал куски с такой остервенелой жадностью, что у меня защемило сердце. Я снова попытался предложить ему "дополнительный паек", но он решительно отвел мою руку в сторону.
— Дядь Жень, ешь. Я уже наелся.
Маленький кусочек лаваша нас, конечно, не насытил. Он только еще больше раздразнил наш аппетит.