Орден Ассасинов - Колин Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Романтики были прямыми потомками Руссо. Сонет Вордсворта: «Мир слишком велик для нас» выражает основное чувства Руссо: «Маленькими мы видели, что природа - наша / Мы отдавали свои сердца, низкий дар...». И недовольство отзывалось эхом до конца века. Человек «пошел вразрез» с вселенной, попал в ловушку в отвратительном мире «потребления и растраты». И природа недовольства становится ясной, когда индустрия распространяется по Европе. Это недостаток красоты. Следуя романтическим поэтам, красота - это необходимый витамин; без него душа увядает и становится сухой и ломкой. Рескин говорил отцу Йейтса, что когда он идет в Британский Музей, он видит лица людей, которые с каждым днем становятся все более и более развращенными. Йейтс сам писал о том, что «неправильность некрасивых вещей слишком велика, чтобы о ней говорить»; и, в отличие от Оскара Уайльда, он имел это в виду. «Религия красоты» эстетов вызвала большую волну пародии, добродушной или наоборот; но пародия упустила смысл. Разговоры о красоте были не «бесполезной болтовней трансцендентального свойства»; это было инстинктивное признание того, что, в конце концов, нехватка красоты так же серьезна, как нехватка кальция или радиоактивное облучение. Из-за этого происходит разрушение воли, упадок жизненных сил. Красота - это, как показывают последние исследования, такая же вещь, как целеустремленность. Когда вы очень голодны и созерцаете хороший ужин, чувство, которое возникает у вас, подобно чувству красоты; это также чувство быстро достигнутой цели. И путешественник, стоящий на вершине горы, так же испытывает голод и целеустремленность: широкие горизонты создают чувство открытого будущего, важных вещей, которые следует сделать, и важных смыслов, которые надо постичь. Это чувство свободы, открытости, которое составляет чувство красоты. Наоборот, уродство - это чувство ограниченности, закрытости, подавленности безнравственностью и банальностью. Человек - это эволюционирующее создание, которое чувствует себя лучше всего, когда начинает видеть цель, и становится разочарованным, озлобленным и ожесточенным, когда его душит обыденность.
Но когда девятнадцатый век подходил к своему завершению, не было никаких признаков улучшения: все, что ненавидел Вордсворт, становилось еще хуже. Романтики с грустью писали о «красоте, которая ушла» и мечтали о возвращении в изысканные дни Средних веков. Война 1914 года была границей между двумя эпохами; грусть сменилась злостью и ненавистью. Эзра Паунд прекратил писать о трубадурах Прованса и повернулся к обличительным интонациям:
Здесь полегло несметное число,И среди них - лучшие,За старую суку, пришедшую вопреки,За плохо состряпанную цивилизацию
Поэма Паунда «Хью Селвин Моберли (Жизнь и связи)» и «Бесплодная земля» Элиота происходят по прямой линии от Руссо и сонета Вордсворта. Они даже используют тот же метод: противопоставляя моральное уродство цивилизации миру природы или миру прошлого: «Милая Темза течет мягко, пока я допеваю свою песню...» Кажется, не так уж много общего между Прустом, Д. X. Лоуренсом, Уильямом Фолкнером, Эрнестом Хэмингуэем, Олдосом Хаксли, Томасом Манном, Робертом Музилем, Германом Гессе, Грэмом Грином. Что их связывало - так это чувство протеста, и протест этот - против «плохо состряпанной цивилизации», в которой не хватает красоты. В «Доме Разбитых Сердец» Шотоувер спрашивает Элли Данн, как много ест ее душа, и она отвечает: «О, очень много. Она ест музыку и картины, книги, горы и озера, красивые вещи, которые одевают, и милых людей, с которыми существуют. В этой стране у тебя не может быть всего этого без большого количества денег: вот почему наши души так ужасно голодны». Лоуренс, или Манн, или Хаксли выразили бы это другими словами, но они бы имели в виду те же самые вещи: что, если цивилизация удовлетворит эволюционный аппетит так же хорошо, как материальные потребности, то она должна, так или иначе, обеспечить наличие смысла так же, как и безопасность. Если чувства смысла недостаточно, в результате появится чувство бессмысленности, которое рано или поздно произведет насилие.
Русский писатель Валерий Брюсов выразил это в замечательной фантазии под названием «Республика Южного Креста», написанной в 1910 году. В ней описывается идеальный город под большим стеклянным куполом на Южном Полюсе. Рабочие получают хорошую зарплату и великолепно питаются; они живут в одинаковых комфортабельных домах и носят одинаковую одежду. Но однажды у них начинает появляться удивительное психическое расстройство под названием «мания противоречия», непреодолимое желание делать строго противоположное тому, что они хотят делать: они говорят «нет» вместо «да», грубят, вместо того, чтобы быть вежливыми; в итоге природное стремление к жизни становится стремлением к уничтожению и совершению самоубийства. В итоге весь город оказывается уничтоженным толпами безумных бунтарей... Полиция в каждом большом городе мира воспринимает мятеж как «манию противоречия», стремление неистовой толпы уничтожить любую собственность - даже свою собственную. Мятеж может начаться как протест против отдельной несправедливости, но он кончается, становясь обобщенным выражением восстания против скуки, скучной рутины каждодоневной жизни.
В сентябре 1969 года, когда произошло Уимблдонское «избиение гомосексуалистов», во время которого шайка подростков забила Майкла де Грачи до смерти, это были не ожесточенные обитатели трущоб, а дети рабочих, которые жили в «архитектурном экспонате» под названием Элтон Эстейт. Мать одного из осужденных мальчиков заметила: «Мы думали, что попали в рай, но оказалось, что нас отправили в ад». Строители Элтон Эстейт имеют все причины для того, чтобы гордиться своим достижением с точки зрения планирования. Огромные блоки стекла и бетонные квартиры, стоящие на колоннах, которые поднимают их над землей и создают ощущение пространства и открытого пространства; они были окружены лужайками, поблизости - зеленые просторы уимблдонских выгонов. Но никто не ожидал психологического эффекта переселения семей из лондонских трущоб в это странное безликое место у черта на куличках, порождавшего только чувство скуки и неуверенности. Это место было, - и остается, - любимым местом сбора гомосексуалистов. В конце сентября 1969 года несколько ребят в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет собрались поохотиться на голубых, вооружившись деревянными кольями. При других обстоятельствах они довольствовались порчей машин, принадлежащих «гомикам»; но их жертвы стали умнее и теперь парковались в нескольких кварталах от дома. Майкл де Грачи, двадцативосьмилетний клерк, который жил со своей матерью, припарковал свой «остин-1100» на Элтон Эстейт и затем пошел через подземный туннель, ведущий на Квинсмер - местные называли ее Квирсмер[40] - часть общественной земли. Двенадцать подростков двинулись вперед, и один из них ударил его палкой. Де Грачи попытался убежать, но его поймали. Прозвучал крик «В атаку!», и на де Грачи обрушился град ударов по спине. Это были жестокие удары; патологоанатом позже обнаружил, что задняя часть его черепа была раздроблена на куски, как разбитая ваза. Подростки разбежались кто куда, оставив де Грачи умирать. На следующий день Джеффри Хэммонд, главарь шайки, сказал своему нанимателю, что произошло, и тот отвел ребят в полицейский участок. Хэммонд, которому было восемнадцать, был приговорен пожизненно; остальные получили меньшие сроки или отправились в Борстальские тренинги[41].
Но Хэммонд не был, как можно предположить, безграмотным головорезом, ищущим повод для драки. Он был участником хора мальчиков и состоял в благотворительной «Бригаде скорой помощи св. Иоанна» и был кадетом морской пехоты; он был бронзовым медалистом Награды Герцога Эдинбургского и выступил на спасательных учениях в детской телевизионной программе «Лазурный Питер». Его отец сказал: «Он любил чем-нибудь заниматься на природе. Он любил детей. Он сентиментальный мальчик. Он спортсмен - скалолазание, плаванье, подводное ныряние»[42]. Но все это не может развеять скуку образцового участка, медленно тлеющее негодование, желание возбуждения и действия. («В атаку!»)
Кажется, что у Малвина Риса и Джеффри Хэммонда мало общего, но их объединяет чувство неприкаянности, бессмысленности - так же как и коэффициент интеллекта выше среднего. И хотя Хэммонда можно с трудом квалифицировать как интеллектуала, скука воздействовала на него так же, как и на Риса, - или как на Нормана Смита, снайпера, который застрелил Хейзел Вудард «просто, чтобы что-нибудь сделать». «Жизнь - это то, что есть. Некоторые мечтают о мести», - сказал Гоген, а убийца участниц бирмингемской Молодежной Женской Христианской Организации говорил о своей личной мести всем женщинам за то, что они вызывали у него нервное напряжение через секс - как будто существование женщин само по себе опасно дразнило его сексуальный аппетит.