Уйди из моей жизни - Маргарет Майо

Она толкнула незапертую дверь и замерла на пороге. Все было так, словно она опять видела перед собой Джона. Перед ней была такая же бритая голова, такие же трубочки и проволочки, присоединенные к ней, и такая же медсестра со строгим лицом, сидящая у изголовья пострадавшего.

Но Джон-то умер!

Даниэлла, белая как мел, пошатываясь, сделала шаг вперед.

— Вы кто? — строгим тихим голосом спросила ее медсестра.

— Я — бывшая жена Байрона. О Господи, он умрет? — И снова слезы хлынули из ее глаз. Она стояла, переводя взгляд с медсестры на Байрона и обратно. О, как она хотела броситься к его кровати, обнять его, поговорить с ним, открыть ему наконец свое сердце! Но Байрон не услышит ее, он лежит без сознания. Или просто спит?

Даниэлла знала только, что на Байрона упало несколько кирпичей с разрушающейся галереи. Похоже, история повторялась. Она отчетливо помнила тот последний день, когда она была здесь, и свои тогдашние чувства — боль, тревогу и страх. Джон тогда не выбрался. Он так и не пришел в сознание. Джон перестал дышать тихо и незаметно, пока Даниэлла держала его за руку.

«Господи, не допусти, чтобы это произошло с Байроном», — молилась она. Если он умрет, ее боль будет в сто раз сильней, чем сейчас. О, это совершенно невозможно будет вынести! Ей тогда останется только умереть.

— Мы делаем все, что в наших силах, — ответила ей медсестра.

Они почти всегда говорили это в подобных случаях.

— Он без сознания?

Неожиданно медсестра улыбнулась.

— Больше нет. Он пришел в себя час назад и теперь спит.

— Какие у него повреждения?

— Черепно-мозговая травма. Хирург его уже прооперировал. Вероятно, он теперь будет спать несколько часов. На вашем месте я бы пришла к нему завтра.

«Но завтра я лечу в Америку». Эти слова Даниэлла никогда бы и не произнесла вслух, так как знала теперь, что лететь она не может — по крайней мере до тех пор, пока жизнь Байрона в опасности.

— Можно мне здесь немного посидеть? Знаете, мне никто не сообщил. Я прочитала об этом в газете. Я… — Голос ее прервался, и по щекам градом покатились слезы. Никто даже не подумал о том, чтобы сообщить ей. Никто и не догадывается, как сильно она любит Байрона.

— Хорошо, несколько минут посидите, — смягчившись, проговорила медсестра. — Я могу сделать себе небольшой перерыв. Если заметите любое изменение, нажмите на эту кнопку. Любое, вы поняли?

Даниэлла судорожно сглотнула. Через секунду она кивнула медсестре в знак согласия, нащупывая в кармане носовой платок. Когда медсестра ушла, Даниэлла села возле Байрона и очень нежно, очень-очень аккуратно положила свою руку на его, лежащую поверх одеяла.

— Байрон. О, Байрон! — Эти слова она произнесла тихим-тихим шепотом. — Я так тебя люблю. Пожалуйста, не умирай. О, мне так много нужно сказать тебе! Я должна была сказать тебе все это раньше.

Даниэлла всматривалась в его лицо, когда-то такое румяное и полное жизни, а сейчас бледное и неподвижное. Казалось, что он даже не дышит. Лишь слабое колыхание простыни на его груди говорило о том, что он жив. Она поймала себя на том, что, не отрываясь, смотрит на это едва заметное движение, хотя рядом, совсем близко, стояли мониторы, фиксирующие его дыхание.

Его густые ресницы выделялись на фоне совершенно белой кожи, двумя темными полумесяцами ложась на кровоподтеки под глазами. Ей хотелось поцеловать их. Ей хотелось также целовать его щеки, его губы.

Сестра сказала, что ему обязательно станет лучше, и Даниэлла цепко ухватилась за эту мысль. По крайней мере он пришел в сознание, и поэтому шансов выжить у него больше, чем было у Джона. А если на борьбу с болезнью ему понадобится долгое время, она будет с ним.

Про его невесту она забыла. Это был ее Байрон, человек, которого она любила — любила всегда, с той самой первой их встречи, когда он сунул ей прямо под нос ящик для пожертвований. Ее место было рядом с Байроном.

На несколько секунд она закрыла глаза. Потом они сами резко распахнулись, так как она вдруг почувствовала, что рука Байрона зашевелилась под ее ладонью, а пальцы слегка приподнялись, словно он хотел что-то сделать, но рука Даниэллы мешала ему.

— Байрон, — позвала она громким шепотом. — Это я, Даниэлла. Ты проснулся? Ты меня слышишь?

Тяжелые веки медленно приподнялись, и его голубовато-серые глаза попытались сосредоточиться на Даниэлле.

— Элли? Моя Элли?

От того, как он произнес слова «Моя Элли», у Даниэллы застрял комок в горле и из глаз опять покатились слезы.

— Да, — с жаром прошептала она. — Это я. — Свое обещание позвонить медсестре при любом изменении его состояния она забыла. Сейчас были только она и Байрон, и больше никого не существовало во всем огромном мире — только они двое.

— Я люблю тебя, Элли.

Больше она не могла держать себя в руках. Ей хотелось сбросить это напряжение и разрыдаться. Байрон произнес эти слова очень естественно, так, как он произносил их, когда они познакомились и затем поженились: «Я люблю тебя, Элли, и всегда буду любить». Как много раз он говорил ей это. «Ты для меня — единственная девушка на свете».

А она ушла от него! Она разбила его сердце! Но больше этого не будет. Она расскажет ему, что заставило ее так поступить. Она признается ему в своей любви. Больше никаких недомолвок. Ведь жизнь так коротка!

— И я тебя люблю, Байрон. — Это было правдивое и решительное заявление, идущее прямо от сердца. — Я очень сильно тебя люблю.

Байрон попробовал улыбнуться, поднял руку и коснулся ее лица. И хотя Даниэлла видела, каких сил ему стоило это движение, она удержала его руку и припала к ней губами, целуя его ладонь, его пальцы. Ее глаза все это время не отрывались от его серых глаз.

Она видела в его глазах страдание, но в то же время они были наполнены и любовью, его любовью к ней.

— Я очень за тебя беспокоюсь, — произнесла Даниэлла.

Он вдруг закрыл глаза, но через секунду открыл их снова и сказал:

— Не нужно беспокоиться. — Ему было очень трудно говорить. — Я… я… — Его рука обмякла, и он снова заснул.

Вернулась медсестра. Даниэлла не сказала ей о том, что Байрон просыпался, — она наслаждалась этими драгоценными минутами. Она не знала, вспомнит ли он их когда-нибудь, но он произнес слова любви, и она наконец призналась, что тоже его любит. Даниэлла бы сказала ему об этом в любом случае, даже если бы не услышала его признания. Сейчас она чувствовала себя немного лучше.

Медсестра посоветовала ей поехать домой, но Даниэлла отказалась. Вместо этого она решила просто подбодрить себя кофе из автомата. Она не хотела уходить из больницы до тех пор, пока не узнает, стало ли Байрону лучше и пошел ли он на поправку.