Ценный подарок (сборник) - Евгений Мин

Оленька была последней, губы у нее дрожали.

Держа книгу в руках, она прочла с отчаянной смелостью:

— Козьма Прутков. Сочинения.

— Что ты сказала? — удивленно спросила учительница.

— Козьма Прутков, сатирик прошлого века, — твердо повторила Оленька.

— Читай, — махнула головой Мария Сергеевна.

Оленька вытянула шею, отбросила одну руку и прочла басню «Цапля и беговые дрожки».

Кончив читать, она спросила учительницу:

— Можно еще — афоризмы, а потом уж анализ?

Мария Сергеевна молчала, но тут раздался звонок.

— Ребята, вы свободны, а ты, Ласточкина, останься.

Все с шумом и веселыми выкриками выбежали из класса, а Боря Архангельский сказал свое-му другу Сене Бобовичу:

— Будет Ольке! Разгром немцев под Сталинградом.

Когда Мария Сергеевна и Оленька остались одни в классе, учительница сказала:

— Садись!

С минуту они молчали, затем Мария Сергеевна спросила:

— Значит, тебе понравилась эта басня?

— Эта, и другие, и афоризмы.

— Читай!

Оленька стала читать афоризмы. Мария Сергеевна сказала:

— Пожалуйста, дай мне книгу.

Оленька протянула ей книгу, и Мария Сергеевна молча читала афоризмы и басни, а порой у нее вырывался смех.

Дома бабушка, мама и Сергей Антонович скучно пили чай.

Бабушка волновалась:

— Боже мой, где она? Уже поздно, а на улице всякие…

— Ничего, — хохотнул Сергей Антонович, — девицу такого роста никто не решится обидеть.

— Наверное, ее поставили в угол, — кисло сострила Нина Викентьевна. — Впрочем, такие меры теперь не применяются даже для маленьких.

Щелкнул замок в передней, и в комнату в плаще и берете влетела Оленька.

— Мамочка! — размахивала она портфелем. — Мария Сергеевна похвалила меня.

— Учительница? — удивился Сергей Антонович. — Впрочем, теперь разные учительницы бывают, надо еще проверить, кто она и откуда.

— Мамочка, — не обратив внимания на отчима, продолжала Оленька, — ты не сердись, она взяла у меня на несколько дней Пруткова, у нее такой книжки нет.

— Вспомнила, как этого артиста фамилия была, — громко сказала бабушка. — Степанов-Спокойский. Как я могла забыть!

— Что это она? — испуганно спросил Сергей Антонович.

— Заговаривается, — вздохнула Нина Викентьевна, — ничего не поделаешь, возраст.

Нет, не анекдот!

Телефон разрывался шрапнелью звонков.

Директор повернулся на другой бок. Он спал и видел все тот же сон: город в белом кипенье акаций, море, как синька, бесконечную лестницу, прославленную в знаменитом фильме. Шел дождь, хрустальные шарики капель с легким звоном раскалывались о крыши домов и асфальт мостовой.

Капли звенели сильней и сильней. Директор, не открывая глаз, снял трубку с аппарата и тускло сказал:

— Слушаю.

— Добрый вечер, котик, ты спал? — прозвучало глубокое контральто жены.

— Нет, что ты, — подавляя зевоту, сказал директор, — я ждал твоего звонка.

— Умница, похвалила его жена и вдруг перешла на сухой, деревянный тон. — Я вижу, тебе еще не предоставили квартиры и ты живешь в затхлой комнате, как какой-нибудь командировочный из Пензы.

В комнате для приезжих, где временно жил директор, были все удобства, но директор не стал рассказывать об этом жене, зная, что она не поверит ему.

— Скоро, все скоро будет, — успокаивал он свою воинственную супругу, а она шла в атаку:

— Ты должен настаивать, требовать, стукнуть кулаком. Такие директора, как ты, на улице не валяются. Будь энергичен, мой милый, и береги нервы — они у тебя слабые, как у всех мужчин.

Нервы были у жены, но директор не спорил.

— Дима, — с томным перебором гитары прозвучал голос жены, — у меня к тебе маленькая просьба, манюсенькая. Надеюсь, ты выполнишь это для своей крошки?

В жене директора было без малого восемьдесят килограммов, но директор звал ее крошкой так же, как двадцать пять лет тому назад, когда ее можно было обнять одной рукой.

— Ну так вот, — продолжала ворковать директорская крошка, — когда ты будешь гулять после работы и устанешь, зайди для отдыха в продуктовые магазины и посмотри, что там.

— Анастасия! — резко произнес директор, так, словно говорил с начальником цеха, систематически не выполнявшим план. — Анастасия!.. — повторил он, но крошка ничуть не испугалась.

— Я знаю, я прекрасно знаю, что ты терпеть не можешь все эти торговые точки, но ведь дома ты не ходишь никуда, даже в булочную, а наш сосед, член-корреспондент Поплавский, стоит вместе с женой в очередях и носит белье в прачечную. Я никогда не унижу тебя так, я отдам тебе всю до конца жизнь. Но сейчас меня нет с тобой. А я должна знать, как буду хозяйствовать, когда приеду. Вот я прошу тебя: только зайди в магазин, сделай это для своей рыбки, если ты хоть чуточку любишь меня.

Звучный голос наполнился слезами и директор поспешно сказал:

— Хорошо, я все сделаю.

Как только разговор окончился, он лёг и закрыл глаза, мечтая увидеть тот легкий сон, который он видел до звонка жены. Но снились один за другим стоящие на простое станки.

На следующий день после работы он направился в продуктовый магазин. Оглянувшись кругом, он стал в самую длинную очередь, состоявшую главным образом из женщин. Он вспомнил, как однажды жена ему сказала: «Там, где женщины, — там надежда».

Директор держался спокойно и независимо, думая о трудных заводских задачах.

Вдруг он заметил, что близ очереди, то направляясь к хвосту, то к голове, сновал маленький лысый человек с черными влажными глазами. Время от времени он останавливался рядом с директором и, ничего не говоря, уходил.

Сначала директор не обращал внимания на этого пронырливого человечка, потом ему стало казаться, что тот все время трется возле него.

«Глупости, — подумал директор, — просто ему не стоится на месте, есть такие люди».

Он поднял высоко голову, чтобы не видеть раздражающего его субъекта, и медленно вместе с очередью продвигался вперед. И вдруг очередь мигом растаяла, как тает глыба льда под лучами жаркого солнца. Директор остался один на один с продавщицей, смотревшей как сомнамбула.

Директор перешел в другой отдел, там очередь была меньше, и снова рядом с ним оказался маленький лысый человек.

Директору стало не по себе.

«Ерунда, — подумал он. — Просто он так же, как и я, не нашел в том отделе ничего нужного и зашел сюда».

Ночью ему позвонила жена. Он с протокольной точностью рассказал о посещении магазина, не упомянув о человеке с черными влажными глазами, которого он уже успел забыть.

— Ясно, — гулко вздохнула жена, — а теперь у меня к тебе маленькая просьба, сущий пустяк. Я прошу тебя, когда будешь гулять, зайди в магазин тканей. Ты только посмотри, какие там материалы на мужские костюмы и женские платья.

— Позволь, — запротестовал директор, — у меня есть три костюма, а у тебя целый шкаф платьев.

— Три костюма, — засмеялась жена, — это достаточно для нашего города, но в городе, где мы будем жить, это — жалко. Мои тряпки, — нехорошо засмеялась она, — в них стыдно показаться в приличном обществе. Если ты хоть немного любишь меня, как тогда…

— Хорошо, хорошо, — перебил ее директор, боясь, что жена начнет вспоминать, как он любил ее двадцать пять, десять лет назад.

Назавтра он пошел в магазин, где продавались ткани. Покупателей было гораздо меньше, чем в продуктовом, и продавец, обслуживавший его, видя, что покупатель чем-то смущен и растерян, сказал:

— Простите, что вы хотите — на костюм, пальто или на брюки?

— На костюм, — неуверенно сказал директор, вспомнив ночной разговор с женой.

— Пожалуйста, — стал снимать продавец рулоны тканей и раскатывать их по прилавку. Здесь были материалы разной расцветки и плотности. Будь рядом с директором жена, она, конечно, выбрала бы тот материал, который хочет директор, потому что она всегда лучше его знала, чего хочет он. Директор растерянно разглядывал ткани, как вдруг увидел, что неподалеку стоит маленький человек с черными влажными глазами.

— Так на чем же остановимся? — приветливо спросил продавец.

— Завтра, — как-то нелепо сказал директор и пошел быстрым шагом, словно убегал от кого-то.

Он не хотел идти в отдел женских тканей, но, вспомнив, как огорчится жена, пошел туда. Там он успел рассмотреть много материалов и совсем было успокоился, но там снова появился маленький лысый человек.

Ночью, с трудом скрывая волнение, он рассказал жене о мужских и женских тканях, и снова — ничего о маленьком человеке с черными влажными глазами. «Зачем волновать ее, — подумал он, — она такая нервная и может подумать неизвестно что».

— Какой ты у меня молодец! — восхитилась жена. — Теперь у меня к тебе маленькая, совсем манюсенькая…