Смерть и Золотой человек - Джон Карр

Не было произнесено ни одного слова, не высказано ни одного намека. И все же трое мужчин, помнивших, какое было лицо у мертвого человека этажом ниже, вероятно, прихватили с собой часть атмосферы той комнаты. Г. М., Ник и Буллер Нейсби не могли бы избавиться от гнетущего впечатления, даже если бы хотели. Г. М. бесстрастно спросил:

— А где остальные?

— Какие остальные? — крикнула сзади Элинор. — Рыжик и Винс чинят подъемник. В него попал подол платья Бетти, и он сломался. Хотите, чтобы они пришли?

— Сейчас же, — кивнул Г. М. — Доктор, вы лучше сядьте.

Доктор Клементс, чье бледное лицо заметно контрастировало с темными бородкой и усиками, поспешил вперед и споткнулся о поваленный стул. К изумлению присутствующих, доктор, которого минуту назад не было в зале, как будто материализовался из серой шторы на стене.

— Моя дорогая миссис Стэнхоуп, — начал он. — Мне никто ничего не сказал! У меня не было возможности увидеть…

— Погодите! — резко перебил его Г. М. — Вы тоже лучше садитесь с нами, сынок.

Из-за сцены вышел до того невидимый Ларкин; фигура его являла собой воплощение скорби. Он скромно кашлянул, обозначая свое присутствие, и неуклюже спрыгнул со сцены.

Бетти, стоявшая за стойкой, первая подала голос.

— Я знаю, — сказала она. — Ад!

Кристабель повернулась к ней:

— Дорогая, прошу тебя, не ругайся. Я не возражаю, только тебе святотатство не к лицу. Не твой стиль.

— На самом деле, — Бетти отодвинула вбок блюдце с чипсами, — я и не ругалась. Разве ты не помнишь выставку на Монмартре, куда вы с отцом возили нас, когда мне было пятнадцать, а Элинор — восемнадцать? Там ничего такого не было, но отец быстро увел нас оттуда. Выставка называлась «Ад». Вчера наш театрик напомнил мне о ней.

— Неплохая догадка, — заметил Ник.

— Да в чем же дело? — осведомилась Кристабель, изумленно оглядываясь по сторонам.

Г. М. пристально посмотрел на нее.

— Мадам, когда я скажу вам, кто покушался на жизнь вашего мужа, — в наступившем молчании Г. М. чиркнул спичкой и прикурил сигару, — кое-кто, возможно, потребует моей крови.

— Так вот вы о чем, — протянула Элинор.

— Ник! — крикнула Бетти, протягивая к нему руку. — Ник!

Он тут же подошел к ней. Кристабель вздохнула.

— Ах, Бетти, Бетти! — ровным тоном произнесла она. — Бетти, Бетти, Бетти!

— Кое-кто, — продолжал Г. М., — возможно, назовет меня старомодным ископаемым, который движется прямиком к старческому маразму и палате лордов. Поэтому всем вам будет полезно послушать, какие доказательства добыли мы с инспектором Вудом.

— Погодите, пожалуйста, — попросила Кристабель. На губах ее заиграла самая милая улыбка из всех, какие видел Ник. — Мистер Вуд, если вы не против, можно задать вам очень личный, очень грубый и даже оскорбительный вопрос?

— Пожалуйста. Задавайте.

— Каков ваш годовой доход?

Ник задумался.

— Сразу подробно не ответишь, миссис Стэнхоуп. Но порядка трех тысяч фунтов.

— Вот как? Должно быть, в полиции очень хорошо платят.

— Дело не в жалованье. — Ник поморщился. — Вам бы следовало догадаться со слов Винса Джеймса. Извините: деньги я получил в наследство. Может показаться, будто я кого-то обманул; но я не могу просто сидеть и ничего не делать.

— Угу. И это тоже входит в схему, — задумчиво заметил Г. М.

— Правда? — Кристабель повернулась к нему. — Как?

— Мадам, вчера вы задали мне два вопроса. Во-первых, зачем ваш муж нарядился грабителем. Во-вторых, кто ударил его ножом. Если вы согласны меня выслушать, я отвечу на оба.

— Пожалуйста, будьте так добры.

Г. М. помолчал, собираясь с мыслями.

— Для начала вам не мешает узнать то, что выяснил инспектор Вуд. Потом я сообщу вам то, что удалось раскопать мне. Вы поймете, что мы с ним двигались из разных отправных точек. Но наши линии сошлись и совпали. Как маска с лицом. Как ключ с замком. — Г. М. два раза пыхнул черной сигарой и стал наблюдать, как дым, клубясь, уплывает к полутемному золоченому гроту сцены. — А теперь попрошу всех вернуться к вечеру четверга. Или, если уж быть до конца точными, к ночи с четверга на пятницу. В дом вламывается грабитель. Стэнхоупа, надевшего маскарадный костюм, кто-то пырнул ножом и избил. У буфета его находит инспектор Вуд. Мельком осмотрев лежащего на полу человека, инспектор Вуд просит Ларкина проверить запоры на всех дверях и окнах на первом и втором этажах. — Г. М. подмигнул Ларкину: — Что вы обнаружили, сынок? Ну-ка, расскажите.

Дворецкий откашлялся.

— Что ж, сэр, все двери были заперты изнутри на засов и на цепочку. И все окна в нижнем этаже тоже были закрыты изнутри.

Г. М. кивнул:

— Правильно. А теперь прошу вас вспомнить столовую. За окнами столовой находится крылечко, покрытое в ту ночь тонкой наледью. На льду осталась цепочка следов, оставленных теннисными туфлями грабителя; следы вели внутрь, к окну, через которое он забрался в дом. Никаких других следов нет! Ничего! Вы понимаете, куда я клоню? Отсутствие других следов означает только одно. Стэнхоуп не вылезал наружу через окно; затем он не поворачивал и не возвращался назад. Он не мог так поступить. Оба окна были заперты изнутри. Он подошел с улицы, оставив единственную цепочку следов на льду; вырезал кусок стекла, отодвинул задвижку и забрался внутрь. Да?

— Да, — кивнула Кристабель.

— Ну? — Г. М. сел и развел руками. — Чтоб мне лопнуть, разве вы не понимаете?!

— Нет.

— Тогда для начала объясните, — продолжал Г. М., — как, во имя всего святого, Стэнхоуп выбрался из дома?

Ответом ему было молчание.

— Вылез из окна с верхнего этажа… нет, погодите.

— Окно верхнего этажа? — повторил Г. М. — Давайте проверим. Представьте себе этот дом. Стены у него ровные, гладкие; нет ни водосточных труб, ни даже побегов плюща. Потолки в комнатах высотой пятнадцать футов. Да еще два фута промежуток между этажами. То есть ему бы пришлось спускаться с высоты семнадцать футов. Как он спустится? Спрыгнет?

Кристабель встревоженно воскликнула:

— Боже правый, нет! У Дуайта…

— У Дуайта кости хрупкие, как стекло, — мрачно закончил за нее мистер Нейсби. — Прыгать? Не говорите ерунды. Он даже не играл в подвижные игры. Я уже говорил об этом инспектору Вуду.

Г. М. снова кивнул:

— Правильно. И вот посреди ночи инспектора Вуда вдруг осенило: человек такого склада не стал бы прыгать с высоты семнадцать футов на твердую землю, даже если бы у него была веревка. — Г. М. воззрился на Ника. — Мысль странная и огорчительная; но кто знает? Для Стэнхоупа прыгать с такой высоты — ужасный риск; но, опять-таки, кто знает? И вот наш молодой друг попытался выяснить, имеется ли в доме веревка — ну, или канат, словом, все, что может пригодиться для такого предприятия. Он позвонил Ларкину по телефону, разбудил его посреди ночи, и Ларкин сказал…

Дворецкий откашлялся.

— Я сказал, сэр, что осмотрел и окна верхнего этажа сразу после того, как закололи мистера Стэнхоупа. Ни из одного из них не торчала веревка — или вообще что-нибудь, напоминающее веревку.

Ник сжал руку Бетти, лежавшую на барной стойке. В душном, спертом воздухе вонь сигары Г. М. становилась невыносимой; от дыма резало глаза. Из заднего ряда послышался цинично-усталый голос Элинор:

— Послушайте, Гомер. Куда вы клоните? Если папа не мог выйти из дома через первый этаж и не мог спрыгнуть из окна верхнего этажа, то как он все-таки смог выбраться наружу?

Г. М. развел руками:

— Никак не смог, дорогая моя. Он просто никуда не выбирался.

— Что?!

— Взять, к примеру, меня. — Г. М. привстал с места и смерил всех вызывающим взглядом. Потом он похлопал себя по груди. — Я попал в этот дом со стертыми ногами, усталый, противный самому себе. Ах, чтоб мне провалиться! Я чувствовал себя чем-то средним между Карлом I на плахе и уткой, замерзающей в метель. И тут… что я слышу? В столовой для слуг мне сообщили нечто, что никак не могло быть правдой. И все же я побеседовал с парнем, одним из тех, кто нес Стэнхоупа наверх, раздевал его, мыл, укладывал в постель и убирал его вещи в гардероб до прихода врача. Уж он-то должен был знать то, что мне нужно.

Г. М. подмигнул доктору Клементсу.

Коренастый маленький доктор сидел на краю стула, подавшись вперед, и смотрел в пол. Когда он поднял голову, лицо его исказила гримаса.

— Далее, — продолжал Г. М., — возьмем рану в груди Стэнхоупа. Послушайте, доктор! Сейчас я повторю все, что вы говорили о ране инспектору Вуду. Поправьте меня, если я вдруг ошибусь, хорошо?

— Я к вашим услугам, сэр.

— Отлично! Ранение под прямым углом, глубокое, проникающее, произведено очень тонким лезвием, длина которого составляет четыре-пять дюймов.

— Совершенно верно.

— Угу. Однако опасность для жизни Стэнхоупа представляло внутреннее кровотечение?