Дракон в её теле (СИ) - Ёрш Ника "nikaersh"

Ужасно захотелось спросить, чем же его напоили. Может, и мне налили бы немного?

Но стоило взглянуть на седовласого лекаря, как страх стал возвращаться. Я боялась лишний раз открывать рот или шевелиться: казалось, еще одно действие — и всему конец!

Устав от этой пытки, закрыла глаза и принялась думать, что делать дальше.

Где-то там, совсем недалеко, был принц Максимилиан в моем теле. Я ведь даже не расспросила Тина, что он успел натворить и как моя сестра со сьеррой О'нил? Они наверняка ужасно волновались и могли в мое отсутствие сделать что-то нехорошее…

Приоткрыв один глаз, я посмотрела на толпу вокруг короля, все-таки устроенного на второй кушетке. Пока Марк Буджерс спал, над ним водили палочками с благовониями, обеспечивая бедному мужчине мигрень на утро.

Решая, можно ли мне уйти сейчас, я чуть накренилась вперед. Может быть, никто и не заметит, если встану и побегу?

— Мари… — простонал Андрис, будто услышав меня. Снова перевернувшись на спину, он что-то прошептал.

Покосившись на остальных, я прислушалась, теперь склонившись влево, поближе к советнику.

— Все будет хорошо. Я так близок к разгадке, еще немного… — Он снова протянул руку вперед, пытаясь кого-то поймать. — Мари… берегитесь!

Я не успела опомниться, как седовласый оказался у постели старшего советника.

— Андрис, — позвал он, — слышишь меня? Что с тобой?

— М-м-м… — ответил советник, затихая.

— Что он сказал? — спросил лекарь, взглянув на меня.

— М-м-м, — повторила я испуганно.

— До этого! — раздраженно перебил старик.

Я пожала плечами.

— Вы же не могли не слышать! — возмутился седовласый.

— И что? — нагло заявила я. — Мне теперь стать его секретарем и записывать каждое слово?

Старик удивленно заморгал, а я с ужасом подумала, что переборщила и выдала себя.

Страх липкой волной прошелся по спине, сдавил виски, доводя до головной боли. Еще немного, и я сама призналась бы во всех грехах, даже в тех, что никогда не совершала.

Посмотрев на остальных мужчин, я наткнулась взглядом на столик у камина, зацепившись за него, как за спасительную соломинку.

«Ну конечно, он же пьяница! — пронеслось в голове. — Вот оно!».

Резко вскочив с места, я подошла к столику и наполнила бокал янтарной жидкостью, оставшейся в бутылке, из которой недавно пил король.

Выдохнув, сделала пару глотков, сразу же ощутив нестерпимое жжение, от которого даже слезы выступили на глазах.

— Вам плохо? — спросил толстяк заботливо.

— Хорошо! — рявкнула я, набирая воздух носом и пытаясь восстановить дыхание. — Но отца жалко до слез. Я же не совсем бессердечный.

— А, ну да, — неуверенно кивнул седой, переглядываясь с третьим, молчаливым типом в длинной черной мантии.

Я отпила еще. И еще.

«Хочешь быть принцем? — спрашивала у себя. — Тогда думай как он, поступай как он».

Жидкий огонь распространялся по телу, от горла в стороны, наполняя меня всю, разжигая пьянящее чувство вседозволенности. Казалось, что я пью не алкоголь, а храбрость, глоток за глотком, до самого дна бокала.

— Ваше высочество, — седовласый смотрел выразительно, в его голосе сквозили неприкрытое обвинение и прохлада, — нам бы хотелось поговорить с вами, если вы не против.

Он выразительно посмотрел на бутылку, где еще оставалось немного жидкости, скривил губы.

— Против! — заявила я, хватая за горлышко практически пустую тару. — Обойдетесь без меня. Вас вон… как много, а я всего один у папы. Заберу рыжего с собой и пойду посплю. Как только прояснится что-то, сообщите мне.

— Но… — толстый краснолицый от возмущения даже за медаль схватился и рот открыл, не в силах его закрыть.

— Что?! Вы мне запрещаете? — спросила со смехом.

— Нет, конечно.

— Еще бы.

Я поманила за собой бледного Тина и пошла к выходу, широко расставляя ноги. Пол отчего-то качался, стены тоже стали разъезжаться в разные стороны. А потом случилось и вовсе странное: дверь раздвоилась.

Остановившись посередине, между ними, я задумчиво обернулась и сообщила:

— Вам это не поможет! Я все равно разберусь, какая из них правильная.

И пошла к правой. Перед самым выходом рядом объявился Тин и аккуратно направил меня левее, ловко успев поймать убегающую ручку в виде головы дракона и потянуть на себя.

— Прошу вас, ваше выс-сочество, — парень слегка заикался.

Я кивнула и вышла, продолжая помнить о своей роли. Расправив плечи, шагнула за порог и налево. И снова Тин повернул меня в другую сторону, «напоминая»: «Сюда».

Мы в тишине проследовали к покоям принца, поздоровались со стражником и вошли, после чего я, облокотившись на стену, спросила:

— Ну, как я?

— Вы… даже лучше принца, — пролепетал Тин. — Он, оказывается, еще может удивлять приближенных его величества.

— В хорошем смысле удивлять? — обрадовалась я, пытаясь сконцентрироваться на собеседнике, разъезжавшемся надвое.

— Э-э… Да, — парень улыбнулся и попросил: — Присядьте пока. Я, с вашего позволения, схожу и узнаю, как там… эра Айгари.

— Да! — я закивала, позволяя Тину отвести себя к креслу и усадить в него. — Узнай все и доложи мне. Слушай, а может, я сама?..

— Нет-нет, — испугался он, — лучше не нужно. За вами следят, поэтому прошу, побудьте здесь. Я вернусь — не успеете опомниться.

Парнишка убежал, не дав возразить ему. А я осталась одна наедине с тишиной. Повернув голову, увидела сразу три окна, за которыми стелилась ночь. И сразу вопросы снова «ожили» в голове, не позволяя успокоиться: сколько же сейчас времени? Что же будет, когда король очнется? Почему Геррард вспоминал именно меня, будучи в полубредовом состоянии?..

Улыбка сама появилась на губах, а веки сомкнулись всего на минутку…

* * *

Мой разум вместе с телом погружался в пустоту, превратившись в невесомую снежинку. Плавно кружа и лавируя, эта снежинка летела с неба на голую землю, позабыв о страхах и бедах бренного мира.

От прилива счастья хотелось заливисто смеяться, как никогда в жизни: теперь можно было не таиться ото всех, быть собой.

А потом все вокруг прекратило кружиться и передо мной появился небольшой сквер — зеленый, с множеством ярких цветов и с аркой, увитой розами. В центре арки стоял пастырь — высокий сухопарый мужчина с лысиной, тянущейся от лба к макушке. Откашлявшись, он щербато улыбнулся, открыл толстую книгу и заговорил глубоким, хорошо поставленным голосом:

— Согласны ли вы любить свою жену? Чтить ее, разделять с ней горе и радость? — священнослужитель смотрел мне в глаза, и слова его задевали самые важные струны души, даже слезы наворачивались, а в горле стоял ком.

Терзаемая переживаниями, я не смогла ответить ему, потому просто кивнула, прикрыв глаза от накативших чувств.

Надо же, такой день!

Я с детства мечтала обрести вторую половинку и сделать супруга самым счастливым мужчиной! Меня учили быть покорной, верной и любящей. Клянусь, я бы смогла влюбить в себя любого, нашла бы способ снять свое проклятье и сделать нашу семью образцом для подражания остальных. Мама с пеленок внушала, как все это необходимо, а папа внимательно следил за моим воспитанием, не позволяя непокорности взять верх над разумом. Ошибки выйти просто не могло.

Мне подошел бы любой смельчак, не побоявшийся соединить судьбу с такой девушкой. Вот только они сбегали, стоило понять, что проклятье — не шутка. Кто-то, убегая, ломал ноги, кто-то отделался легкими неприятностями в жизни… Но всех, кто пытался стать ближе ко мне, захватывала нехорошая участь.

В шестнадцать лет меня впервые поцеловали. Тобиас, сын конюха, краснея, признался мне в чувствах, а после зажал в тесных объятиях неподалеку от сараев. Он прижался горячими губами к моим губам и какое-то время горячо дышал мне в лицо, давая понять, как у нас все может быть серьезно. В конце этого почти-поцелуя я чинно отругала его, как велели приличия, и ушла с гордо поднятой головой, а потом долго стояла у окна в своей комнате и улыбалась, как дурочка. Это было невероятно здорово — чувствовать, что нравишься кому-то, хоть приличия и не одобряли подобного. Я даже подумала снова поехать верхом, как только представится случай. Вот только через несколько часов у Тоби началась лихорадка, да такая, что лекари едва смогли выходить бедолагу. Сразу после выздоровления он уехал…