Мастер дымных колец - Владимир Хлумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
24
Больше ждать не было сил. Соня уже второй час ходила туда-сюда по площади перед государственным домом, ожидая, когда наконец из дверей выйдет отец. Холодный пронзительный ветер, будто сорвавшийся с цепи злой пес, носился по площади, поднимая то тут, то там вихрастые снежные воронки. Вначале это ее немного развлекало. Снежные вихри покачивались словно кобры, завороженные монотонным степным воем. Ей казалось: во всем окружающем мире только и есть, что одна бескрайняя снежная степь, и что площадь отгорожена от степи только музеем и полукруглым государственным домом. И нет никакой такой Северной Заставы, нет ее дома, нет библиотеки, а есть только эта площадь да еще эта тяжелая дубовая дверь, из которой все никак не выходит отец. И ждать больше не было сил. Она замерзла. Ей чудилось, что все ее бросили одну наедине с вьюгой, с этой колонной, с этим ее ожиданием. В голову лезли всякие дурацкие мысли. Она уже была готова поверить во что угодно. Или отец не пришел вообще, или он пришел, и его...
Соня напоследок еще раз подошла к третьему окну и тихонько постучала той самой веточкой, сломанной на берегу речки Темной. Она уже столько раз проделывала эту операцию, что разуверилась в успехе окончательно. Не ожидая никакой реакции, ее глаза полуавтоматически скользнули по стеклу, и тут ей показалось, что через запыленное, столетиями немытое окно на нее смотрит Евгений. От неожиданности она даже отпрянула назад, но тут же, почти присев, наклонилась к окну. На этот раз там уже ничего не было видно. Да нет, ей не показалось. Она точно видела широко раскрытые, прозрачные для внешнего света глаза Евгения. Но это было всего лишь мгновение, и сколько она потом ни напрягала близорукие глаза, все было бесполезно. Соня еще немного постояла у окна и, чтобы окончательно не замерзнуть, решила идти домой и выяснить, там отец или нет.
Отца она застала в кабинете за письменным столом. Он что-то с увлечением писал.
- Папа! - окликнула Илью Ильича Соня.
Тот, не поворачивая головы, что-то буркнул в ответ.
- Отец! - еще громче повторила Соня.
- А, Сонечка, да-да, - едва повернувшись, он отрешенно посмотрел на нее и тут же опять принялся скрипеть пером.
Раньше в таком положении она не стала бы больше трогать отца бесполезно. Но сейчас подошла к нему и холодной с мороза рукой потрясла его за плечо.
- Что ты, Соня? - удивился отец.
- Ты был?
- Где?
- В государственном доме.
- Нет, нет, - Илья Ильич не понимал, зачем ему сейчас докучают вопросами. - Я не пошел, Сонечка. Подожди, все это пустяки.
- Как пустяки? Ты же обещал, ты же говорил - все выяснится, - Соня чуть не плакала. - Ты же обещал... Ты говорил, Сергей Петрович поможет...
- Сергей Петрович! - обрадовался отец. - Сергей Петрович приехал! Да, да! Завтра мы с ним... В общем, тут такое, Соня! - глаза его горели юношеским естествоиспытательским огнем.
- И что с Евгением? - не утерпела Соня.
- А-а, ты об этом, - Илья Ильич поскучнел. - Все устроится, Соня, сейчас это не главное. Ты не беспокойся...
- Ты уезжаешь? - Соня заметила на диване полураскрытый чемодан с наспех набросанными туда предметами первой необходимости.
Илья Ильич виновато пожал плечами. В комнате стало тихо. Соня теперь заметила, что в доме нетоплено, и Илья Ильич выдыхает морозный пар. Она поправила платок и теперь услыхала, как со второй половины дома доносится завывание гармони и пьяное разухабистое пение.
...Всю ночь в лазарете покойник лежал,
Наутро ему надоело,
Он вышел на палубу, громко сказал:
Беритесь, ребята, за дело...
- Это Афанасич, - обрадовался Илья Ильич. - Слышь, как тянет. А вот, вот, послушай, Соня, еще один голос... Нет, послушай, какой голос!..
За стенкой кричали еще громче.
...Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут, она зарыдает.
А волны несутся одна за одной
И след их вдали исчезает.
- Сколько лет не пел Афанасич, не играл, а теперь, а?! Какой красавец, как тянет. Баян - это не шутка.
- Холодно, - сказала Соня и вышла из кабинета, едва не задев локтем космический посадочный бот.
Ее знобило. Она зашла к себе в комнату, достала из шкафа зимнее пальто и, укрывшись им, легла на кровать. Здесь она быстро согрелась и уснула. Тепло шло не только от старого маминого пальто, но и с другой половины дома. Там к вечеру хорошенько протопили и кое-что перепало пригожинской половине.
Ночью даже стало жарко. Она откинула на пол пальто и во сне наблюдала далекие картины детства. Дело было в феврале. Маленькую ученицу третьего класса задержали школьные дела и домой ей пришлось возвращаться одной-одинешенькой, да еще по темным пустынным улицам Северной Заставы. Было очень темно, из трех фонарей горел один. И пока она шла от одного пятна желтого света к другому, на нее наваливался со всех сторон колючий безлунный мрак. В эти моменты улицу обступали темные дикие звери с еле мерцающими желтоватыми глазами. Было страшно повернуть голову. Страшно и холодно. При любом незначительном движении колючий мороз тут же забирался в небольшие щелки и жалил нежную детскую кожу. Мороз был редкий даже для здешних северных зим. На таком морозе вырастали особые крупные снежинки с прекрасными преломляющими свойствами. Желтый свет вольфрамовой спиральки из редких фонарей рассыпался в темноте пригоршнями драгоценных и полудрагоценных камней. Барское излишество холодной ночи тоже пугало Соню. Ей казалось, какие-то недобрые люди разграбили городской музей и, убегая, впопыхах бесхозяйственно обронили вдоль дороги расхищенное народное добро. Миновав очередное светлое пятно и погрузившись в холодный мрак, она вдруг подняла к небу глаза и обнаружила безвоздушное космическое пространство, обильно утыканное молочными звездами. Оттуда, из однородных пустынь Вселенной, повеяло леденящим детскую душу арифметическим порядком. Два плюс два. Три плюс три. И еще, еще... Можно было складывать бесконечно, покоряя безжизненные пространства с помощью одного математического закона. Таким простым показалось Соне это ночное небо, что она от удивления задрала голову вверх, не понимая, где же там могут прятаться идеальные существа, о которых так много рассказывал ей отец. Прошагав с задранной вверх головкой какое-то время, она вдруг почувствовала, что кто-то больно ударил в грудь, да так сильно, что звезды словно молочные зубы посыпались во все стороны со своих насиженных мест. Дальше она бесчувственная лежала, накрытая сверху ранцем, и бессознательно пыталась выдернуть ногу из вмороженной в ледяную дорогу проволочной петли. После подошел к ней соседский худощавый паренек, потрогал за плечо, поднял ее на руки и понес, словно раненую, домой. Разбуженная наконец шаганием, она приподняла длинные ресницы и увидела маленькие блистающие в темноте глаза.
- Вы?! - удивилась она, поджимая под себя голые замерзшие ноги.
- Да, Соня, это я, - послышался голос из темноты.
- А где папа? - почему-то спросила она.
- Илья Ильич спит.
- Спит, - словно пропела Соня и вдруг обнаружила, что обе ее руки находятся в его холодных сухих ладонях.
Нужно было как-то срочно исправить это положение, но мышцы у нее обмякли, и все ее мысленные приказы бесполезно терялись на запутанных лихорадкой тропинках нервных окончаний.
- Он опять в кресле уснул? - спросила Соня, а сама подумала: зачем я об этом его спрашиваю.
- Дха, - гость кашлянул. - Да.
- Он меня обманул, - вдруг пожаловалась Соня. Она ожидала, что гость спросит, почему, но тот промолчал. Он знает, когда нужно молчать, подумала Соня. - И Евгений меня обманул. Они все бросили меня одну там на площади. Мне жарко, Сергей Петрович, - снова пожаловалась Соня и почувствовала, как на мизинце вокруг родимого пятна образовалось еще одно горячее пятнышко.
Оно так сильно жгло кожу, что она закрыла глаза. Потом новое пятнышко появилось на безымянном пальце, потом дальше, дальше, и так пять раз. Наконец Соня выдернула руку и звонко шлепнула гостя по щеке. Зазвенело во всех уголках их совместного дома. Наверное, если бы Афанасич не разбил сервиз тогда, то сейчас он еще долго пел бы свои хрустальные песни.
- Простите, Сергей Петрович. Зачем вы... - Соня попыталась найти какое-нибудь подходящее слово, но не смогла и спросила: - Его отпустят?
- Конечно.
- Правда? - обрадовалась Соня и вернула ночному гостю руку.
Ей стало вдруг на душе покойно и хорошо, как будто она опять на его руках покачивается и жмурится, чтобы никто не догадался, очнулась она или нет. Она опять почувствовала себя маленькой девочкой, которой ничего не стоит довериться доброму деятельному другу.
- Садитесь, - вдруг предложила она и чуть подвинулась. - Папа говорил, что вы все можете. Вы волшебник?
Он молча улыбнулся и присел.
- Почему у вас дрожат руки, волшебник? Вы замерзли? - Соня замолчала. - Вы опять молчите, вы боитесь говорить вслух, чтобы я не проснулась. Вы очень хитрый, вы целовали мне руку, а потом что-то шлепнулось, как будто что-то упало на пол. Так?