Метод Нестора - Яна Розова

Доступ к архивам она получила угостив шоколадкой уборщицу, имевшую ключи от заветной комнаты. Доступ можно было бы получить и законным методом — через начальство, но Вике не хотелось, чтобы все вокруг знали о ее изысканиях в старых номерах «Гродинского химика». Будут спрашивать зачем и что ищешь, потому что все журналисты ужасно любопытны до чужих дел. Неминуемо пойдут домыслы. Это ни к чему. Лучше остаться после работы и пока уборщица будет мыть полы в кабинетах на этажах, порыться в газетах двадцатитрехлетней давности.

В отличие от хранилища, организованного Олей, старье хранилось удивительно аккуратно и было разложено на полках с потрясающей педантичностью. Семьдесят шестой год нашелся на шестой снизу полке большого удобного стеллажа. С удовольствием вдыхая особый застарелый запах времени, Вика отнесла скрепленные вместе февральские номера на стол. Бережно переворачивая хрупкие страницы, добралась до номера от 12 февраля и сразу наткнулась на заголовок «Изверги понесут справедливое наказание!»

Это он (часть вторая)

Визит к Диме Иващенко Вика нанесла в тот же день вечером. Муж предупредил, что задержится вечером на работе, значит, и ей можно будет прийти домой попозже. Жаль терять вечер даром. Тем более, что у Золотовой уже был план действий на последующие несколько дней — статья в «Гродинском химике» дала несколько новых идей, требующих воплощения.

Подходя к знакомому дому, Вика немного волновалась, несмотря ни на что надеясь, что Дима каким-то образом связан с таинственной личностью убийцы врача. Вдруг шеф Семенова и вправду выполнил заказ жениха Кати Мелиховой?

Вздохнув поглубже, Вика нажала на кнопку звонка. После мелодичной трели раздались быстрые, спортивные шаги, распахнулась дверь и на пороге появился молодой парень. Правильные черты лица, густые русые волосы, современная стрижка, имитирующая художественную неухоженность волос, толстый свитер, стилизованный под бабушкин самовяз.

— Здравствуйте, — сказала Вика, слабо представляя, как она будет объяснять цель своего визита.

— Здравствуйте, — ответил парень, рассматривая посетительницу. — А вы — журналистка? Да?

Золотова немного растерялась:

— Откуда вы знаете?

— Вичка рассказала, — просто объяснил он.

— А! — сообразила наконец журналистка. — Ну, да! Я недавно с ней разговаривала.

— Входите, — предложил Дима, отступая в глубину прихожей.

Вика вошла в уютную квартиру, где вкусно пахло пирогами. Все вокруг говорило, что своим жилищем хозяева гордятся. Удобно, светло, просторно, чисто.

— Кто там, Дима? — спросил звонкий женский голос из кухни.

— Это ко мне, мама! — отозвался он. — Можно нам чаю?

— Ага! — приветливо согласилась кухонная фея.

Дима проводил гостью в свою комнату. Помещение было маленькое, но очень функциональное: узкий диван у стены, вместительный шкаф с антресолями, письменный стол, компьютер, магнитола, деревянные стеллажи, заваленные книгами, дисками и видеокассетами. Все стены были увешаны плакатами и постерами известных рок-групп. Над диваном, между «Арией» и «Judas Priest» висела большая фотография миловидной улыбающейся девушки.

— Это Катя? — спросила журналистка, остановившись перед фотографией.

— Да, — просто ответил Дима. Он молча постоял за спиной Вики и вышел из комнаты.

С трудом оторвавшись от очаровательного лица давно погибшей девушки, Золотова села на диван. Она подумала, что Кате за ее двадцать лет жизни удалось то, чего другие не могут сделать и за девяносто. Она заслужила дружбу и любовь. Ее помнят.

Вошел Дима с подносом, на котором уже парили изящные белые чашки с чаем и красовались два куска пышного яблочного пирога.

— Вот, угощайтесь! — предложил он приветливо. — Так вы хотите написать статью о медицинских ошибках?

Если сейчас ответить, что да, интересуюсь себе понемногу врачами — убийцами, то тема разговора иссякнет очень быстро. Как вызвать парня на откровенность? Вика поколебалась немного, а потом сказала:

— Все немного сложнее, Дима. Понимаете, когда я взялась писать на эту тему — мне представлялось все очень и очень просто, но по мере продвижения накопалось много разного материала. Вчера я немного систематизировала свои наброски и поняла, что статьей тут не отделаться. Теперь я хочу написать книгу.

Дима удивленно распахнул глаза и с уважением покачал головой:

— Круто! Книга — это круто! И о чем вы будете писать?

— О случаях, сходных с вашим...

— Нет, вы не поняли, — живо остановил он журналистку. — Смысл вашей книги в чем?

Вика задумалась, но лишь на секунду. Нужное определение само всплыло в мозгу:

— О справедливости. — она еще про себя покрутила так и сяк это слово, примеривая его к своим ощущениям и добавила: — О справедливости, как ее понимает каждый из нас. Я хочу сказать, что мы все понимаем ее по-разному.

— Это точно! — мрачно усмехнулся он. — А как вы ее понимаете?

— Я? — вот это вопрос! Она с трудом нашлась: — Я пишу книгу о других людях, а не о себе. Возможно, в процессе работы, найду что-то близкое и для себя. А вы как ее понимаете?

Пришла очередь задуматься и для Димы. Он отвернулся на минуту к портрету Кати Мелиховой, а потом неожиданно улыбнулся:

— А можно я вам расскажу один случай?

— Конечно, я для того и пришла! — Вика взяла чашку с чаем, отпила из нее, зажмурившись от удовольствия, и приготовилась слушать. Она не ожидала ничего особенного, но по мере развития сюжета рассказа начала понимать, что пришла сюда не зря.

— Это случилось как раз после смерти Кати, — начал Дима медленно, подбирая слова. — Я тогда был в таком шоке, что даже с мамой говорить не мог. А мама меня всегда понимала! Тогда тоже она поняла и не стала особенно навязываться с утешениями. Я был немного не в себе, хотел... забыться. Встретил школьного приятеля, а он наркоманил. Я присоединился к нему. Глупо, понимаю, но было так хреново, что шарики за ролики совсем закатились! От дури становилось немного легче, вроде бы забывалось. Я думал, что еще немного продержусь на таблетках, а потом, когда меня отпустит, брошу. Но эти вещи так не делаются. Это же как дьяволу душу продать — никогда ее потом не выкупишь! Нечем будет выкупать. Я уже еле держался, чтобы не начать колоться, только глотал таблетки, но уже подумывал попробовать ширнуться. За то время прошел суд над хирургом, его оправдали. Потом еще два месяца из моей памяти выпало. Все было как в тумане: утром плохо, кое-как держишься до конца занятий в институте, а потом бежишь из последних сил к Генке за дозой! Весь вечер дома делаешь вид, что учишься, сидишь в своей комнате одуревший и только ждешь ночи, чтобы доесть свою норму таблеток перед сном. Генка еще водкой все запивал, а я боялся, что запах заметит мама. Вскоре Генку увезли на «скорой» и он пропал на некоторое время. Это был полный аут! Меня начало ломать, потому что это он добывал наркоту, а я даже не знал, у кого покупать. Ну, пошел искать, где чего раздобыть. Знаете, как плохо, когда ломает?