Открыть ящик Скиннера - Лорин Слейтер

— Поэтому-то мои родители и разошлись, — говорит старший сын Харлоу, Роберт Израэль. — Все было очень просто: у отца начался роман.

Клара осталась с двумя детьми и впоследствии вышла замуж за строителя, с которым и жила в трейлере на юге страны. Харлоу едва ли это заметил. Да, у него была женщина — мы не знаем, кто она такая, возможно, студентка, — но главное, у него была та, кого он называл Железная Дева. Железная Дева представляла собой особую суррогатную мать, придуманную Харлоу: она выставляла шипы и обдавала детенышей струями холодного воздуха, такими сильными, что малыши с визгом отлетали к стенкам клетки. Это, утверждал Харлоу, была злая мать, и ему было интересно узнать, что же теперь произойдет

С этого момента Харлоу начал приобретать зловещую репутацию. Теперь он из ученого сделался сказочным персонажем — вроде жестокой мачехи из сказок братьев Гримм или Железной Девы из волшебного леса, от которой разбегались деревья. Почему Харлоу хотелось увидеть подобные вещи? Защитники животных называют его просто-напросто садистом. Я этого не думаю, хотя и не знаю, что двигало Харлоу, какие переменные. Может быть, у Мейбл были острые шипы? Это слишком просто. Была ли природа Харлоу изначально, физиологически ориентирована на трудности? Возможно, но тоже, пожалуй, слишком просто. Повлияло ли на него то, что ему пришлось увидеть? Харлоу служил в армии и в Нью-Мексико был свидетелем того, как производились атомные взрывы. Он видел зловещие грибообразные облака, черные осадки, ужасающе яркий свет. Обо всем этом он никогда не писал.

Но вот о Железной Деве Харлоу писал почти со злорадством. Он сделал несколько разновидностей: одни злые матери обрушивали на детенышей потоки холодной воды, другие кололи их. Но каковы бы ни были мучения, Харлоу видел, что малыши не утрачивали привязанности к суррогатным матерям; их ничем нельзя было отвратить от них. Боже мой, до чего же сильна любовь! Над вами издеваются, но вы ползете обратно. Вас обдают холодом, но вы все ждете тепла от того же негодного источника. Такое поведение нельзя объяснить частичным подкреплением; есть только темная сторона прикосновения, реальность отношений между приматами, которая заключается в том, что объятие может оказаться смертельным, — и это печально. Однако все же я нахожу в этом и красоту: мы — создания, которые не теряют веры. Мы будем строить мосты, против всякой вероятности успеха мы будем строить мосты: отсюда — туда, от меня — к тебе. Подойди поближе!

Как и Милграм, Харлоу имел вкус к драматическим, лирически извращенным поворотам, так что он снимал на пленку обезьянок, обнимающих своих матерей, холодных и злых железных дев. Эти фильмы — впечатляющие демонстрации отчаяния, и Харлоу не боялся показывать их. Он знал, что популяризация науки содержит в себе элемент искусства, элемент развлечения.

В 1958 году Гарри Харлоу был избран президентом Американской психологической ассоциации, удостоен большой чести. Он отправился в Вашингтон, готовый выйти на трибуну и показать свои фильмы об обезьянах. Харлоу ликовал. К тому времени он женился вторично, на коллеге по имени Маргарет Куэнн, которую он называл Пегги. Он стоял на кафедре в похожем на пещеру конференц-зале, оглядывая толпу серьезных ученых, и говорил:

— Любовь — великолепное чувство, глубокое, нежное, приносящее радость. Из-за его интимной и глубоко личной природы некоторые считают ее неподходящим для экспериментального исследования предметом. Однако каковы бы ни были наши чувства, принятая нами как психологами на себя миссия — проанализировать все аспекты поведения человека и животных и изучить входящие в них переменные… Психологи, по крайней мере те из них, кто пишет учебники, не только не обнаруживают интереса к возникновению и развитию любви или привязанности, но словно и не знают о ее существовании.

Это было замечательное выступление, приуроченное к значительному событию: Харлоу знал, как преподнести себя. В свой доклад он вставлял отрывки из черно-белого фильма; на экране появлялись словно рожденные научной фантастикой суррогатные матери и льнущие к ним детеныши-макаки. Свою речь, которую он назвал «Природа любви» и впоследствии опубликовал в журнале «Америкен Сайколоджист», Харлоу умело завершил крещендо:

Я буду благодарен, если завершенные и планируемые исследования окажутся сочтены вкладом в науку, но я также много думал о возможных их практических приложениях. Социоэкономические потребности настоящего, грозящие усугубиться в будущем, привели к тому, что американские женщины все больше заменяют мужчин в науке и производстве. Если эта тенденция сохранится, перед нами со всей серьезностью встанет проблема должного воспитания детей. В предвидении этого следует порадоваться тому, что американские мужчины обладают всеми поистине важными качествами, позволяющими им на равных конкурировать с женщинами в этой важнейшей области. Мы теперь знаем, что работающие женщины не нужны у себя дома в качестве кормящих матерей; вполне возможно, что в будущем уход за новорожденным будет рассматриваться не как необходимость, а как роскошь, форма привилегий, доступная, возможно, только представительницам высших классов. Однако какой бы путь ни выбрала история, приятно знать, что мы теперь соприкоснулись с природой любви.

Я представляю себе момент пораженного молчания, сменяющегося бурными аплодисментами. Харлоу поднимает руки: достаточно! (Пожалуйста, продолжайте!) Продолжение последовало. Харлоу представил данные, которые ясно показывали: матерчатая суррогатная мать важнее для малышей, чем кормящая, и вполне может заменить настоящую; детеныши «любили» ее, хорошо развивались в ее присутствии, играя и исследуя окружающую среду. Вскоре после того как Харлоу произнес свою речь, Висконсинский университет в Мэдисоне выпустил пресс-релиз, озаглавленный «Презираемое материнство». Тему подхватила пресса. А Харлоу? Что ж, его карьера шла в гору, охватывая теперь уже не только чисто профессиональные сферы, но и культуру в целом. Он появился на телевидении в программе «Сказать правду», компания CBS сняла о нем документальный фильм, комментировавшийся Чарльзом Коллингвудом. Его главное содержание, адресованное женщинам, и огорчало, и радовало: с одной стороны, ваши дети в вас не нуждаются; с другой — выходите из дома и будьте свободны. Это был выстрел, нацеленный в феминисток, но выстрел шумный, путаный, многослойный, распространявший одновременно любовь и сожаления — мощную комбинацию.

У Харлоу было еще двое детей от его второй жены. Хотя Пегги занимала достойное место в психологии, она, как и Клара, отказалась от работы ради того, чтобы растить детей. Впоследствии Харлоу говорил:

— Обеим моим женам хватило здравого смысла не бороться за свободу женщин; они понимали, что мужчина важнее всего.

Сначала родилась Памела Харлоу, потом ее младший брат Джонатан. Теперь эти дети — люди среднего возраста. Памела живет в Орегоне и изготавливает металлические скульптуры, суровые и впечатляющие. Джонатан работает с деревом: среди прочего делает маленькие сосновые ящички, которые продает в лавки, торгующие изделиями ремесленников.

— Ящики… — говорит он.

Ящики…

Что-то пошло не так. Происходило что-то нехорошее. Суррогатная мать из ткани была не хуже настоящей, прикосновение было главным для обезьяньего сердца, и все же… В течение следующего года Харлоу заметил, что детеныши матерчатой матери не процветают — и это после того, как он сделал такое заявление перед научной общественностью! Когда Харлоу открывал клетки, чтобы макаки могли поиграть и образовать пары, они проявляли яростную необщительность. Самки нападали на самцов; они явно не имели никакого представления о правильных позах для спаривания. Некоторые из детенышей, «воспитанных» матерями из ткани, начали проявлять что-то похожее на аутизм: они раскачивались и кусали себя, так что на их черных руках расцветали раны и кровь сочилась сквозь шерсть, как яркий сок. Одна из таких обезьянок сжевала свою руку целиком… Что-то — теперь Харлоу это видел, — что-то было ужасно, ужасно неправильно.

— Конечно, он был разочарован, — говорит биограф Харлоу Дебора Блюм. — Он думал, что выделил единственную переменную, определяющую материнское воспитание, — прикосновение, и что эта переменная, так сказать, перемещающаяся: ее может обеспечить любой. Он сделал об этом публичное заявление, а тут, через год, увидел, что его обезьянки совсем свихнулись.

Репортер из «Нью-Йорк таймс» явился в Мэдисон, чтобы написать о судьбе детенышей, выросших «под присмотром» мягкой суррогатной матери, и Харлоу отвел его в лабораторию, где он увидел раскачивающихся, бьющихся головой о стенки клеток, отгрызающих собственные пальцы макак.