Город в законе: Магадан, триллер - Валерий Фатеев

И пошел к выходу. Я еще видел, как он толкнул стеклянную крутящуюся дверь, повернул к автомобильной стоянке, смешался с толпой пассажиров, выгрузившихся из автобуса, и пропал…

Больше я его не встречал.

— Пассажиров, следующих рейсом номер шестьдесят два Магадан — Москва, просьба пройти на посадку.

ЭПИЛОГ

Лучше ужасный конец,

чем ужас без конца.

Поздней осенью я возвращался домой.

Я летел в первом салоне, в бизнес-классе. Я позволил себе эту маленькую роскошь, хотя бизнес-класс вряд ли чем отличался от остальных. Разве что спиртное давали бесплатно, но от этого соблазна я воздержался. Достаточно погулял.

Мои остались в Беларуси. Если бы я не привез тогда этих денег, ничего бы не случилось отдохнули бы у Максимовны и вернулись восвояси.

Но тут подвернулась трехкомнатная квартира всего за три тысячи баксов. И когда мы — сначала любопытства ради — пошли посмотреть, то отказаться уже не смогли.

Квартира располагалась на втором этаже старого прочной постройки трехэтажного дома. С одной стороны примыкал к дому старый парк, а прямо из окон открывалась гладь Днепра и бесконечная зеленая пойма на другом берегу.

Меня очаровал вид из окон, жену — просторная с выходом на застекленную лоджию кухня, а ребят дом и то, что рядом парк. И мы решились — оседать все равно где-то надо, почему не здесь.

За несколько дней мы одолели все формальности купли-продажи и справили новоселье. Остаток денег ушел на мебель.

На семейном совете ребята наотрез отказались возвращаться в Магадан. Жена помалкивала, но ее желание мне тоже было ясно.

Максимовна давила на то, что сейчас с Севера все бегут и что рядом Гомель с его институтами и университетами. А сыновьям надо учиться.

В душе мне тоже нравился этот маленький древний городок. Но слишком много нитей связывало меня с Магаданом, чтобы вот так, в одночасье я мог порвать их.

Остановились на том, что я полечу один, уволю жену, продам квартиру, рассчитаюсь сам. О работе я не беспокоился — в городке на русском языке выходило пять газет и я полагал, что место старому газетному волку в них найдется.

Я глядел в иллюминатор, но внизу насколько хватало глаз тянулась облачная равнина. Ярко светило солнце и не верилось, что подо мной больше десяти километров высоты и случись что, от нас и косточек не останется.

Я думал, что наше поколение запросто можно назвать летающим. Еще отец мой в жизни ни разу не побывал выше крыши своего дома, разве что во время войны, когда их сбрасывали в немецкий тыл. Но то можно считать исключением. А я за свою жизнь намотал по воздуху куда больше полмиллиона километров только до Москвы и обратно.

А полетов стал бояться еще больше, чем в первый раз.

Умом все понимаю. И что аварийность здесь в десятки раз по сравнению с автотранспортом меньше, и надежность выше. А вот спать в самолете не могу и от каждого толчка и воздушной ямы чуть ли не холодным потом обливаюсь. Всем своим хребтом я ощущаю неестественность и беспомощность своего положения. Ведь на самом деле я не лечу — я как мышь в консервной банке, которую запулили с одного края земли на другой. Я бывал в авариях на земле, тонул на рыбацком сейнере, в страшный тайфун у Курил, но такого унизительного страха никогда не испытывал.

Небо для нас стихия враждебная — человек вышел из воды и освоил землю, но крыльев у него никогда не было. И здесь я полностью завишу от мотора, от керосина, от того, не выпил ли сегодня на службе диспетчер и не сидит ли за штурвалом маньяк.

А состояние нынешней российской авиации таково, что у самолетов крылья на лету стали отваливаться, а горючего часто еле хватает до порта назначения.

Надежда только одна — на Бога и, прочитав про себя молитву, сцепив зубы, ты считаешь часы до долгожданного — "наш самолет начал снижение". Как только в иллюминаторе я вижу близко землю, все мои страхи улетучиваются, хотя тут-то именно — на посадке и взлете — и происходит большая часть катастроф.

Но мне на эти расчеты наплевать. Главное, что земля родная — вот она, под носом. И чтобы там ни суждено, произойдет все быстро и не предстоит кувыркаться с высоты поднебесной, позоря свои последние минуты паническим страшным криком.

Последнего я боялся больше всего.

Однажды зимой вместе с Сашей Светченко, нынешним начальником областного Центра занятости, мы летели в столицу. Он — в отпуск, я в командировку. Нас долго не выпускали из Магадана — только что в сторону материка прошел сильный циклон и на летном поле гудела снегоочистительная техника.

После набора высота мы расставили шахматы — у Саши первый разряд, он прекрасный знаток дебютов, но мне не терпелось доказать, что теория в этой игре не самое главное.

Мы разыграли ферзевый гамбит. У меня были черные и вопреки все канонам я решил сохранить лишнюю пешку. Завязалась интереснейшая интрига.

И тут самолет резко тряхнуло и через секунду камнем, не побоюсь этого слова, он пошел вниз.

Не успевшие застегнуться пассажиры вываливались из кресел, сверху посыпались сумки, пакеты, кто-то истошно завопил.

Потом точно с такой скоростью и легкостью самолет подкинуло вверх, да так, что я почувствовал себя в невесомости.

— Самолет проходит район со сложными метеусловия- ми, просьба всем пристегнуться, детей взять на руки, — раздался встревоженный голос стюардессы.

А мы летали то вверх, то вниз, как на гигантских качелях. Ощущение полной неуправляемости судна, как будто это не многотонный Ил-62, а перышко, попавшее в ураган, овладело мной.

Я почувствовал обреченность.

А самолет бросало так, что фюзеляж — я это слышал явственно — начал трещать. Какую перегрузку он мог выдержать, я не знал, но каждый пируэт мог стать последним.

Я закрыл глаза и вцепившись в подлокотники молил только об одном, чтобы скорее все кончилось. Я чувствовал, что вот-вот закричу, наверное, только присутствие Саши сдерживало меня.

Через двадцать минут, показавшиеся мне вечностью, болтанка прекратилась. По трансляции раздался голос командира:

— Самолет неожиданно попал в хвост циклона. От имени экипажа приношу извинения за причиненные неудобства. — На остальной части маршрута погода хорошая.

Мы подобрали рассыпанные шахматы, но играть я уже не мог. Саша вытащил из дипломата бутылку водки и мы молча выпили. Молча потому, что каждый знал за что, но говорить об этом не хотел.

В этот раз полет проходил без приключений. Грозы уже отошли, а пора осенних циклонов еще не наступила. Строго по расписанию мы вышли на дальний привод и вот уже щелкнули, открываясь, шасси и нос самолета нацелился на посадочную полосу.

Я включил транзистор и ведущий Магаданских новостей Бухаркин — привет, старина! — сообщил:

— Нами получено приятное известие. Президент подписал Закон о свободной экономической зоне города Магадана. Теперь перед магаданцами открываются широчайшие перспективы.

Но это был один источник. Два остальных — народный и забугорный сообщали совсем о другом. Бюджет оголен, трансферты разворованы, цены на золото стремительно падают и возможно Магадан ожидает судьба брошенных городов.

Представить себе я этого не мог.

Неужели труд, усилия многих тысяч и миллионов людей, невиданные жертвы и лишения, положенные на алтарь Севера судьбы, в том числе и моих друзей, и моя — все впустую!

Это невозможно.

Должен же быть какой-то выход. Люди со здравым смыслом. Не все же сошли с ума и продались!

Проклятие… по привычке подумал я и сплюнул. Какое там проклятие, все от нас самих — нашего равнодушия, лени… ожидания, что придет добрый дядя и все за нас решит. А мы тем временем в теплые края. А еще считаешь эту землю своей родиной…

Но ведь я еще не сбежал.

И кто знает…

Легкий толчок и за иллюминаторами побежали ангары, самолеты, здание аэропорта и люди возле него.

Меня не встречали, но я шел сквозь толпу и видел знакомые лица, улыбался и мне улыбались в ответ, жал руки, меня похлопывали по плечу и говорили: привет, с прилетом!

Да, я прилетел. Я был дома.

И как это говорил Борщев…

— Все еще только начинается.

РАССКАЗЫ

АНИКА-ВОИН

Маленькая человеческая фигурка наконец-то вскарабкалась на вершину, секунду помаячила на молочной плоскости неба и с криком ринулась вниз…

— Есть упоение…

Крик и полет оборвались вместе. Только снежный фонтан ударил и, вынырнув из него, стремительно покатилась вниз красная лыжа…

— Цел? — Я помог Володьке выбраться из сугроба.

Он что-то буркнул, отряхиваясь, и заковылял за лыжей. Потом опять полез вверх.

— Есть упоение…

— Может, хватит?

— Нет, ты понимаешь, в чем тут дело! Главное, допеть фразу, и будешь уже внизу. Пока поешь — удержаться на ногах? Всего две секунды — "Есть упоение в бою и мрачной бездны на краю".