Убийца Шута - Робин Хобб

Глава седьмая

Официальное представление

Жили да были муж с женою. Они работали всю жизнь, и постепенно судьба подарила им все, чего они только могли пожелать. Но вот детей у них не было.

Однажды, когда жена гуляла в саду и плакала, что у нее нет ребенка, из-за лавандового куста вышел пикси и спросил ее: «Женщина, отчего ты плачешь?»

«Я плачу, потому что у меня нет ребеночка», ответила женщина.

«О, вот оно что! Как это глупо!» заявил писки. «Если бы ты только попросила, я бы рассказал тебе, как заполучить младенца еще до конца этого года».

«Тогда скажи мне!» стала умолять его женщина.

Пикси улыбнулся. «Это легко сделать. Сегодня вечером, как только солнце поцелует горизонт, разложи на земле квадратный лоскут шелка так, чтобы лежал он плотно, без складок. А завтра забери то, что найдешь под ним».

Женщина поспешила сделать, как ей было сказано. Когда солнце коснулось горизонта, она плотно, без единой морщинки, разложила шелк на земле. Но когда в саду стемнело, и она ушла в дом, к шелку пробрались любопытные мышки, обнюхали его и стали прыгать по ткани, оставляя по краям крошечные морщинки.

При первом луче зари женщина поспешила в сад. Она услышала тихие звуки и увидела, как шевелится шелк. А когда она подняла ткань, то нашла безупречного ребенка с яркими черными глазами. Но малыш был не больше ее ладони…

Через десять дней после рождения нашего ребенка я наконец решил, что должен признаться Молли. Я боялся, но это было неизбежно, а задержка уже не могла упростить положение.

Так как мы с Неттл сомневались в беременности Молли, кроме семьи, мы никому не говорили об этом. Неттл рассказала братьям, но только как признак увядания матери и ослабления ее ума. Все ребята были заняты своей жизнью, а в случае Чивэла это означало, что необходимо заботиться не только о жене и усадьбе, но и о трех младших братьях. Они слишком увлечены своей собственной жизнью, женами и детьми, чтобы предложить больше, чем мимолетное беспокойство, что их мать может потерять разум. Они были уверены, что Неттл и Том справятся с любой драмой, да и что можно сделать, если мать стареет? Очень корректно признавать беспомощность старости — дело молодых. А теперь придется им сообщить про рождение ребенка. И не только им, но и всему миру.

Столкнувшись с этой трудностью, я пренебрег ею. За пределами Ивового леса никто ничего не узнал, даже Неттл оставалась в неведении.

Пора признаться в этом Молли.

Перед тем, как приступить к этой задаче, я вооружился. На кухне я попросил поднос маленьких сладких булочек, которые любила Молли, блюдо жирных подслащенных сливок и малинового варенья. Большой котелок свежезаваренного черного чая тоже вместился на мой поднос. Я заверил Тавию, что вполне способен справиться сам, и отправился в детскую Молли. По дороге я перебрал все доводы, будто готовился к бою и подгонял оружие по руке. Во-первых, Молли устала, и я не хотел, чтобы гости ее тревожили. Во-вторых, ребенок очень маленький и, наверное, очень хрупкий. Молли сама говорила мне, что она может не выжить, и, конечно, тревожить ее лишний раз не стоит. В-третьих, я никогда не хотел, чтобы кто-нибудь предъявлял требования к нашему ребенку, кроме нее самой… Нет. Это не имело для Молли большого значения. По крайне мере, не сейчас.

Мне удалось открыть дверь в комнату, не уронив поднос. Я аккуратно поставил его на невысокий столик, а затем у меня получилось передвинуть столик с подносом ближе к Молли и ничего не перевернуть. Она положила ребенка на плечо и напевала, похлопывая ее по спине. Мягкая рубашка свисала ниже ножек малышки, а ее рук не было видно из-за рукавов.

Молли зажгла свечу с запахом жимолости, и по комнате разливался резкий сладковатый аромат. В небольшом камине горело лимонное дерево. Других источников света не было, что делало комнату уютной, как в сельском домике. Молли наслаждалась роскошью постоянного достатка, но так и не стала жить как знатная дама.

— Я делаю так, как мне нравится, — не раз говорила она мне, когда я намекал, что личная горничная вполне уместна для ее нынешнего положения. Тяжелую работу в усадьбе, мытье полов и протирание пыли, приготовление пищи и стирку позволялось делать слугам. Но Молли убирала и подметала нашу спальню, стелила свежее, высушенное на солнце белье на кровати или грела перину перед очагом в холодную ночь. По крайней мере, в этой комнате мы были Молли и Фитц.

Ширмы с анютиными глазками были сдвинуты, чтобы поймать и удержать тепло огня. Горящие дрова тихо потрескивали, по комнате танцевали тени. Ребенок почти засыпал в объятиях матери, когда я установил столик с подносом.

— Что это? — спросила Молли с испуганной улыбкой.

— Я просто подумал, что у нас выдалась спокойная минутка, и мы могли бы перекусить чего-нибудь сладкого.

Ее улыбка стала шире.

— Не представляю, чего мне хочется больше!

— Вот и я тоже.

Я сел рядом, стараясь не толкнуть ее, и наклонился, чтобы заглянуть в крошечное лицо моей дочери. Она была красной, и сосредоточенно морщила светлые брови. Ее волосы торчали пучками, ноготки были меньше рыбьей чешуйки и очень нежные. Какое-то время я просто смотрел на нее.

Молли взяла печенье и окунула его в варенье, а затем зачерпнула немного сливок.

— Запах и вкус совершенно летний, — сказала она, помолчав.

Я налил чаю для нас обоих, и аромат от него смешался с запахом малины. Я взял печенье и намазал его вареньем и сливками гораздо обильнее, чем она.

— Это точно, — согласился я.

Какое-то время мы просто делили еду, чай и тепло огня. На улице падал легкий снежок. Мы были здесь, внутри, в безопасном и теплом логове. Может быть, лучше поговорить с ней завтра…

— Что такое?

Я удивленно посмотрел на нее. Она покачала головой.

— Ты два раза вздохнул и начал ерзать, будто у тебя блохи, а ты не решаешься почесаться. Выкладывай.

И будто сорвали повязку с раны. Все произошло очень быстро.

— Я не буду говорить Неттл о рождении малышки. И не отправлю твои письма мальчикам.

Она слегка напряглась, и ребенок открыл глаза. Я чувствовал, как Молли старается расслабиться и успокоиться ради ребенка.

— Фитц? Почему же нет?

Я колебался. Не хотелось разозлить ее, но я отчаянно желал быть понятым. Наконец я неловко заговорил.

— Я подумал, что мы могли бы какое-то время держать ее рождение в тайне. Пока она не подрастет.

Молли положила руку на ребенка. Я видел, как она измеряет крошечную грудь, меньше, чем расстояние между пальцами.

— Ты понимаешь, как она необычна? — тихо сказала она. — Такая маленькая.

Ее голос стал хриплым. Я кивнул.

— Я слышал, что говорят служанки. Я не хочу, чтобы они ее видели. Молли, они испугались ее. «Как живая кукла, такая маленькая, с бледно-голубыми глазками, всегда широко раскрытыми. Она должна быть слепой, а кажется, что она смотрит сквозь тебя». Вот что Тавия сказала Майлд. А Майлд добавила, что она «неестественная». Ни один ребенок не может быть таким крошечным, и молодежь надо подготовить к этому.

На меня будто зашипела кошка. Глаза Молли сузились, плечи сжались.

— Вчера они приходили сюда прибраться. Я сказала им, что не нуждаюсь в их помощи, но я точно знаю, зачем они пришли. Чтобы увидеть ее. Потому что вчера я взяла ее на кухню. Ее увидела кухарка Натмег. Сказала: «Малютка совершенно не подросла, правда?» Конечно, правда. Но это не касается кухарки, — она стиснула зубы. — Выгони их. Всех их. Служанок и кухарку. Выгони их прочь.

Ее голос был полон гнева и боли.

— Молли, — я сохранял спокойствие, пока перебирал причины, по которым не могу исполнить ее желание. — Они жили здесь много лет. Колыбель Майлд стояла на кухне, и только в прошлом году она начала работать судомойкой. Она еще совсем ребенок, и ее дом был всегда здесь. Пейшенс наняла кухарку Натмег много лет назад. Тавия была с нами шестнадцать лет, а до этого — ее мать Салин. Ее муж работает на виноградниках. Если мы их прогоним, это вызовет недовольство среди остальных слуг! И разговоры. И слухи, что с нашей малышкой что-то не так, и мы стараемся это скрыть. И мы не будем знать ничего о новых людях, которых примем взамен этих, — я потер лицо, а затем добавил еще тише: — Они должны остаться. И, возможно, нам придется хорошо им заплатить, чтобы убедиться в их лояльности.

— Мы и так платим им хорошо, — отрезала Молли. — Мы всегда были щедры с ними, всегда брали на работу их детей, когда они достаточно подрастали. Когда муж Тавии сломал ногу и был вынужден пропустить всю жатву, мы сохранили место за ним. А кухарка Натмег больше сидит, чем занимается готовкой в эти дни, но мы ничего ей не сказали. Мы просто наняли больше людей ей в помощь. Фитц, ты серьезно думаешь, что я должна подкупить их, чтобы они не думали плохо о моем ребенке? Ты считаешь, они опасны для нее? Потому что, если так, то я убью их обоих.