Зов Орианы. Книга первая. В паутине Экора. [СИ] - Владимир Царицын

  - А не далее как сегодня, - возмущённо сообщил он, - заглянул я ради любопытства в тетрадки двоих наших курсантов...

  Иннокентий Иванович неуютно заёрзал в кресле, подозревая, что речь идёт об Иванове и Репине.

  - И знаете, что я там увидел?

  - Понятия не имею, - честно признался Рябов, но, спохватившись, добавил: - Голые тезисы, по-видимому?

  - Голые, - кивнул Млечин. - Только не тезисы, а бабы!

  "Да ну, не может быть, чтобы Иванов с Репиным занимались такими глупостями! - подумал Рябов. - Взрослые мужики, да и период воздержания у них уже закончился..."

  - Это не вам, Иннокентий Иванович, упрек, а куратору Фролову. Я с ним ещё проведу беседу по поводу этих... сексуально озабоченных близнецов! Как бишь их?..

  - Александр и Павел Журкины, - с готовностью подсказал Рябов, не сдерживая вздоха облегчения и довольной улыбки. Затем, спохватившись, поспешно спрятал улыбку в ладонь, сделав вид, что чешет нос.

  - Между прочим, вы напрасно радуетесь, Иннокентий Иванович, - заметил Станислав Александрович, от внимания которого не ускользнули ни выражение лица куратора, ни истинный смысл его жеста. - Ваши парни тоже не идеальные курсанты. Мало того, что слушают в пол-уха, так ещё позволяют себе переговариваться во время лекции. И это несмотря на то, что читает её сам Магистр!.. И не возражайте, сам видел - у Иванова такие же голые бабы на уме, только он их в голове, а не в конспектах рисует! А вот на занятиях по оперативной работе ваши сидят тихо, как мышки, и ловят каждое слово преподавателя. И конспекты по оперативке намного лучше и полнее, чем по НЭПу. Как вы это поясните?

  Рябов уже приготовился произнести одну из своих заготовленных на все случаи жизни фраз, которые не объясняли ничего, но эффективно разряжали обстановку, как вдруг Млечин задал неожиданный вопрос, пристально глядя ему в глаза:

  - Вы считаете допустимыми сексуальные отношения курсантов с сотрудницами учреждения, господин Куратор?

  Рябов выдержал строгий взгляд шефа и спокойно ответил:

  - Не вижу в этом никакой беды, господин Магистр. Курсанты - будущие работники нашего учреждения. Контракты с ними подписаны, а там, как вы помните, нет ни слова о каких-либо ограничениях сексуальной свободы. А всё, что не запрещено - то, как известно, разрешено. Иванов и Репин - здоровые крепкие парни, пусть себе сбрасывают накопившуюся сексуальную энергию. Для нас это только большой плюс - досуг курсантов определён, и вероятность того, что в результате избытка свободного времени в их головах возникнут дурные мысли, существенно уменьшается... Тем более что всё находится под моим контролем, господин Магистр, - после небольшой паузы добавил Иннокентий Иванович.

  - То есть, вы хотите сказать, что эти барышни - Мария Михайлова и Елизавета Скрипченко - делятся с вами некоторыми подробностями своих отношений с курсантами?

  - Я бы выразился иначе: докладывают мне о настроениях наших подопечных и о том, что они говорят и, самое главное - думают в минуты, когда самоконтроль ослаблен, а сознание раскрепощено.

  Млечин удивленно крякнул:

  - Вот даже как!.. Вы меня удивили, Иннокентий Иванович. Я и не знал, что Михайлова и Скрипченко - такого рода агентессы. Ни в их досье, ни в спецреестрах об этом ничего не сказано. Это вы их завербовали?.. Интересно - когда? И почему я об этом ничего не знаю?

  - Видите ли... - Рябов слегка замялся, решая, как оправдаться перед шефом. - По поводу Скрипченко я ещё только готовлю отчет. Собственно, вербовки как таковой не было. Когда по халатности Елизаветы произошёл тот самый неприятный инцидент, я просто провёл с ней беседу на тему лояльности и корпоративной этики. Девушка всё поняла и изъявила желание искупить вину. Причём совершенно бескорыстно.

  - Вы имеете в виду встречу Иванова и Репина со сбежавшим из изолятора Симагиным?.. Нарушение инструкции в таких вопросах недопустимо...

  - Конечно! Но насколько жёстко карается тот или иной проступок, решает руководство, - хитро улыбнулся Рябов.

  - Ну, вы и жук, Иннокентий Иванович! - не то похвалил Куратора Магистр, не то выразил свое недовольство. Помолчав, задумчиво произнес: - Да... кажется, слишком много мой предшественник отдал на откуп Кураторам. Зачастую излишняя самостоятельность вредна, а порой и преступна. Придётся менять старые порядки... - он покосился на зеркальную дверку бара, увидел себя в отражении, тряхнул головой и перешёл к делу. - Ладно, со Скрипченко понятно, ваш отчет по вербовке жду завтра. Ну, а Михайлова? Она тоже - "злостный" нарушитель инструкции?

  - Послужной список Марии Михайловой безупречен, - возразил Рябов. - За пять лет, в течение которых она работает в нашем отделе, я не слышал ни единого упрёка или замечания, брошенного кем-либо в адрес этой девушки.

  - Что ж вы из неё святую мученицу делаете? - хмыкнул Млечин.

  Рябов, пропустив мимо ушей реплику шефа, продолжил:

  - Два дня назад Михайлова пришла ко мне по личной инициативе и поставила в известность, что решила завязать роман с курсантом Репиным, и согласна давать информацию по любому интересующему меня вопросу.

  - Прямо так и сказала?

  - Прямо так. С Михайловой вообще всё непросто, господин Магистр. Как я уже говорил, она в команде более пяти лет. В администраторах недавно - всего около трёх месяцев. А до этого работала в группе по доставке рекрутов. Всегда считалась рейнджером очень высокой квалификации, да собственно и была такой. Без преувеличения могу сказать: едва ли не треть наших экорейнджеров - её крестники.

  - И что же произошло? Если она такая крутая оперативница, почему ушла с более интересной и высокооплачиваемой работы?

  - Три месяца назад Михайлова написала рапорт на имя Магистра ЭКОР, и её просьба была удовлетворена. Никому и ничего она объяснять не стала, а о чём они с бывшим Магистром толковали в этом самом кабинете, я знать не могу.

  - Вот как? Странно... Нет, не то, что вы не знаете подробностей, странно, что бывший Магистр вообще подписал её рапорт. Я, правда ещё не все дела работников успел досконально изучить... Кто был её Куратором, когда она пришла в ЭКОР?

  - Не знаю, - честно признался Рябов. - Михайлову мы не вербовали и не курировали, её вместе с отцом перевели из другого отделения, кажется, из Южно-Сахалинска. Она уже тогда была подготовленным специалистом.

  - Михайлова, Михайлова... - задумчиво пробормотал Млечин. - Говорите: с отцом из Южно-Сахалинска прибыли? А она не родственница какая-нибудь... - Магистр, не договорив, нахмурился и вопросительно взглянул на Рябова.

  - Так точно, Мария - дочь вашего предшественника, Георгия Фомича Канина. Приёмная дочь, - уточнил Куратор.

  - Ну, тогда всё ясно, - нахохлился Магистр. - Сегодня собирался отправлять в Центр отчёт о состоянии дел во вверенном мне отделении, кажется, придётся немного повременить. Надо дополнить его сведениями о творящихся здесь безобразиях и об этой... семейственности. И вообще, - добавил он, презрительно фыркнув, - следует тщательно разобраться - кто тут кем друг другу приходится, и кто с кем спит.

  - А надо ли? - рискнул заметить Рябов. - Несомненно, необходимо во всём разобраться, и я ни в коем случае не призываю вас пускать всё на самотёк. Но стоит ли спешить с докладом?

  - Не понял! Вы предлагаете умалчивать о том, что вытворял здесь мой предшественник?! Чего ради?

  - Не будем же мы уподобляться знаменитому королю, который всё на предков валил. Гены, мол, покойной тетушки играют, а сам я чистый-пушистый. Излишняя инициативность часто оборачивается против того, кто её проявил. Вы доложите наверх об имеющихся недостатках, о допущенных ранее нарушениях, и какова будет реакция высшего руководства? Скорее всего, сюда направят авторитетную комиссию, и поверьте, много чего интересного нароют - того, что мы с вами не заметили, пропустили. В таких случаях часто находят даже то, чего нет. И плохо от этого бывает только делу и сотрудникам, а хуже всего - руководителю. Думаете, Станислав Александрович, вам зачтется то, что вы не особенно давно возглавляете отделение?

  - Я лжецом никогда не был! - важно надул щеки Млечин, продолжая играть роль принципиального и дисциплинированного топ-менеджера, хотя уже начал понимать, что его подчиненный совершенно прав.

  - А кто говорит о лжи? Умолчание - не презренная ложь, а грамотный тактический ход. Тем более что после смерти Канина у нас уже была комиссия.

  - Да, я читал её отчеты, но так и не понял главного - кто виноват в том, что произошло, и какого рода эксперимент проводил Канин в тот злополучный день. Но я точно помню, что фамилия Михайловой в отчёте не упоминалась.

  - Думаю, виновных не найти, - покачал головой Рябов. - По поводу экспериментов Георгия Фомича я имею весьма общее представление. Насколько я знаю, была идея, что при очень кратковременном электрическом разряде высокого напряжения, типа молнии, человек приобретает необычные способности. Видимо, Канин пытался ускорить высвобождение экстрасенсорики таким способом, вместо длительных и порой неэффективных занятий в аудитории.