Оскар Уайльд и смерть при свечах - Джайлз Брандрет

— Это каноник, благослови его Бог. Вас ждали. Он не католик, бедная душа, но мы со святой Еленой над этим работаем. — Она повернулась к лестнице, и мы тут же оказались в темноте — такой массивной была ее фигура. — Следуйте за мной, джентльмены. Вас ждет немало удовольствий. — Миссис О’Киф через плечо снова посмотрела на Оскара и повторила: — Как хорошо снова видеть вас, сэр.

Когда мы поднялись на верхнюю площадку лестницы, человека, который звал нас, там уже не было, и мы оказались перед закрытой дверью.

— Вам нужно постучать, — объяснила миссис О’Киф. — Таковы правила клуба. — Она смотрела на Оскара сияющими глазами. — Вы ведь его член, я знаю, но мне сказали, что вы уже давно сюда не наведывались. Были заняты Моцартом и чтением мыслей, наверное.

Оскар одарил ее очаровательной улыбкой и трижды громко постучал в дверь тростью. После небольшой паузы дверь распахнулась, и перед нами возник низенький священник англиканской церкви, который протягивал нам руки. Ему было около шестидесяти, и в глаза сразу бросались лысая голова и обезьянье лицо в морщинах от улыбки.

— Аллилуйя! — вскричал он пронзительным радостным голосом. — К нам вернулся блудный сын!

Если миссис О’Киф во время нашей первой встречи напомнила мне даму из пантомимы в «Друри-Лейн», то крошечный священник, обнявший Оскара, представлял собой, ни больше ни меньше, копию лучшего комика «Друри-Лейн», бессмертного Дана Лено — чемпиона мира по чечетке, прославившегося (и справедливо!) как «самый смешной человек на земле». Священник был таким же маленьким и жилистым, как Лено, и столь же симпатичным, с удивительно забавным лицом и невероятно изящными движениями; его доброжелательность показалась мне столь искренней, что сопротивляться ей не представлялось возможным.

Когда Оскар высвободился из его объятий, священник потянулся ко мне обеими руками и слегка ущипнул за щеки неожиданно нежными и мягкими пальцами.

— Добро пожаловать! — воскликнул он. — Добро пожаловать, молодой человек, трижды добро пожаловать к нам!

— Это Роберт Шерард, — представил меня Оскар.

— Саттон Куртни, — ответил священник и принялся пожимать мою ладонь двумя руками. — Каноник Куртни… называйте меня Саттон, называйте, как пожелаете. Мальчики зовут меня Кан-Кан — потому что я исполняю этот танец! — Каноник двумя руками сжимал мою ладонь и мягко тянул за собой в комнату. — Познакомьтесь с мальчиками! — Он посмотрел на экономку. — Благодарю вас, миссис О’Киф. — Сияя и кланяясь, послав последнюю жеманную улыбку Оскару, добрая леди отступила на лестничную площадку и закрыла за нами дверь.

Я оглядел комнату, и моим глазам предстало впечатляющее зрелище, достойное музея восковых фигур мадам Тюссо. Всего я насчитал семь человек, лениво развалившихся на полу, рядом с каждым стояла свеча, тарелка с закусками и серебряный кубок — они тут устроили пикник. Лишь один человек сидел на стуле — Беллотти. Он расположился немного в стороне за маленьким столиком в углу у окна. Четверо мужчин с благодушными улыбками (одному немногим больше тридцати, остальные выглядели заметно старше), и двое симпатичных юношей в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет лежали на коврах и пальто, расстеленных на голых половицах, часть опиралась на локти, другие, повернувшись спинами, друг на друга. Мужчины были одеты соответственно времени года. А на юношах — удивительное дело — были лишь купальные костюмы.

— Добро пожаловать на наш D’ejeuner sur l’herbe[77] — воскликнул каноник Куртни. Все собравшиеся посмотрели на нас и с энтузиазмом поприветствовали. Каноник достал еще два бокала и наполнил их шампанским. — С кем вы уже знакомы? — спросил он. — С мистером Беллотти, конечно. — Он кивнул в сторону сидящего в углу Беллотти, который помахал нам в ответ клешней омара. — Астон Апторп — ваш старый друг, Оскар, не так ли?

Мистер Апторп, очевидно, старейший член клуба, начал с некоторым трудом подниматься на ноги.

— Прошу вас, не вставайте, — сказал Оскар. — Мы присоединимся к вам. Как видите, он замечательный художник, Роберт, и носит чудесный берет.

Апторп, с набитым ветчиной ртом, что-то радостно пробормотал и протянул мне руку. Оскар положил на пол трость, снял перчатки и пальто, которое расстелил возле стены. Мы с каноником поддержали его с двух сторон и помогли устроиться на полу. Он сел, прислонившись спиной к стене, словно выброшенный на берег дельфин, опирающийся на скалу.

— Боже мой, — простонал он, — какие усилия! Если так дальше пойдет, скоро я начну играть в гольф с Конаном Дойлом.

— Астон, конечно, лучше всех знал несчастного Билли Вуда, — продолжал каноник. — Билли у него работал и был его любимчиком. Впрочем, мы все дружили с Билли.

Оскар наконец сумел отдышаться и спросил:

— Все, кто собрался сегодня, были на последнем обеде… последнем обеде Билли, я хотел сказать?

— Да, Оскар. Мистер Беллотти рассказал мне, что вас это интересует, — участливо ответил каноник.

— Но миссис О’Киф в тот день не было?

— Увы, — ответил каноник. — В тот день нам вообще пришлось обходиться без хозяйки, мы были предоставлены самим себе. Миссис О’Киф с нами только с сентября. Нам она нравится. Оказалось, что на нее можно полностью положиться.

— А карлик мистера Беллотти? — поинтересовался Оскар. — Он был здесь в тот день?

— Карлик мистера Беллотти?.. — Вопрос позабавил каноника.

Жерар Беллотти повернул к ним голову, не вставая из-за столика в углу.

— Он мой сын, мистер Уайльд.

— Простите, — смутясь, проговорил Оскар. — Я не знал.

— Он уродливый и жалкий человечек со злобным характером. Но в тот день его с нами не было. Он никогда не сопровождает меня по вторникам. Он ездит в Рочестер, в психиатрическую больницу, навестить мать. Эта слабоумная женщина его обожает.

Наступило неловкое молчание.

— Я не знал, — повторил Оскар.

— Не имеет значения, — ответил Беллотти, высасывая из панциря креветку.

Каноник Куртни откашлялся, чтобы разрядить обстановку.

— Давайте завершим знакомство, Оскар, после чего сцена будет предоставлена вам, — сказал он, и Оскар благодарно ему кивнул. — Мальчиков вы, конечно, помните — Гарри и Фред. Только не спрашивайте, кто из них кто. Я знаю, но делаю вид, что мне это неизвестно. — Мальчики в купальных костюмах помахали Оскару руками. Каноник продолжал: — Остальные джентльмены, как мне кажется, появились у нас уже после того, как вы перестали бывать в нашем клубе. Они присоединились к нам, когда мы покинули Каули-стрит. Мистер Стоук Талмейдж, мистер Беррик Прийор, мистер Астон Тирролд. — Трое мужчин отсалютовали своими бокалами Оскару, потом мне.

— Да, еще один Астон, — сказал мистер Тирролд, самый молодой в компании и единственный, кто носил усы. — Иногда возникает путаница, но мне кажется, Кан-Кану это нравится. — Каноник на цыпочках прошел мимо Тирролда, направляясь к корзине с продуктами для пикника и по пути взъерошив его густые светлые волосы.

— Какие у вас замечательные имена, — негромко заметил Оскар. — Имена меня всегда завораживают.

Каноник накладывал в тарелку разнообразные деликатесы для Оскара.

— У вас у самого получилось совсем неплохо, мистер Оскар Фингл О’Флаэрти Уиллс Уайльд.

— Это что, на самом деле всё ваши имена? — спросил один из мальчиков в купальном костюме.

— На самом деле.

— Оскар мне нравится больше, — заметил другой.

— Мне тоже, — ответил Оскар, поднимая бокал в его честь.

Каноник с полной тарелкой на цыпочках подошел к Уайльду.

— Мистер Уайльд ирландец, — объяснил он мальчикам. — Оскар был любимым сыном Оссиана, легендарного ирландского воина-барда. Он погиб в битве при Габре в поединке с королем Кэйбром. Это был ужасный день даже по представлениям третьего столетия. Стоит ли объяснять, что наш Оскар продолжает ирландскую традицию бардов, а не воинов.

Каноник с поклоном вручил Оскару большое блюдо, наполненное устрицами, разделанным крабом, копченой рыбой, тонкими ломтиками вареного мяса, самыми разными желе, кусками пирога с дичью, маринованными огурцами, майонезом, горчицей, хлебом и сыром. Оскар улыбнулся и из-под вытянутой руки каноника сказал театральным шепотом, обращаясь к мальчикам:

— На самом деле, меня назвали в честь шведского короля Оскара. Он был моим крестным. Мой отец, хирург, специализировался на болезнях глаз, он сделал операцию королю Оскару и избавил его от катаракты.

— Вот что мне необходимо, — пробормотал в своем углу Беллотти. — Когда тебе нужен отец, ты получаешь сына. Такова жизнь.

— Как жаль, что с нами нет Дрейтона, — сказал один из старших мужчин, мистер Талмейдж, обладатель красного, испещренного морщинами лица веселого пьяницы, слезящихся глаз и неестественно черных длинных волос. — Дрейтона завораживает хирургия, — добавил он в качестве объяснения. — Вы могли бы описать ему операцию, он бы пришел в восторг.