Ледниковый щит и люди на нем - Джемс Скотт

"Если до конца октября не доставите нам керосин и продовольствие, вернемся на базу. Георги и Зорге".

Эта лаконичная записка двух наблюдателей, пересланная из станции "Айсмитте" через погонщика-эскимоса, вызвала переполох в "Вест-пойнт" штаб-квартире Вегенера. Переполох, граничивший с ужасом. Неужели все затраченные усилия пропадут даром? Столько трудов, столько лет кропотливой подготовки!

Без систематических наблюдений в самом сердце материковых льдов, в "Айсмитте", работа обеих береговых станций не могла дать тех пионерных материалов, которые так давно ждала наука и о которых мечтал профессор. Однако не последнюю роль здесь играла и болезненно уязвленная гордость.

- Эти студентики-англичане (как иронически говорил он об экспедиции Уоткинса) наверняка не потеряют время зимой. Вряд ли что-либо расхолодит или запугает их. Молодые, полные сил и энтузиазма, они будут вести свои наблюдения даже в самых тяжелых условиях. А мы со всеми нашими знаниями должны потерпеть фиаско?

Профессора Вегенера вывести из равновесия было нелегко. Однако теперь он не скрывает своей горечи и досады, что его питомцы и ближайшие соратники, полярники с арктической закалкой - Георги и Зорге не справились со своей задачей. Не задумываясь о последствиях, не сознавая ответственности за взятые на себя обязанности, легкомысленно угрожают прекратить наблюдения и покинуть свой пост. Трудно даже поверить! Признать свое поражение? Сдаться? Ни за что!

Вегенер решает бороться до последнего за судьбу своей станции. Он наспех организует большую экспедицию, чтобы прийти на выручку этим слабым, нерешительным людям на "Айсмитте", и сам ее возглавляет. Он не верит уже больше никому.

Поступок, внушающий глубочайшее уважение. Однако обида оказывается обычно плохим советчиком. Законы Арктики извечны и неумолимы: слишком поздно предпринимать в такое время года тяжелый переход по пустынным материковым льдам. Побуждаемый самыми благородными намерениями и полагаясь на свой большой арктический опыт, профессор забыл об осторожности. Правда, он неоднократно бывал уже в Гренландии. За восемнадцать лет до этого, будучи участником известной датской исследовательской экспедиции Коха [15], он прошел всю северную часть острова от восточных берегов до западных. Это дает ему основание рассчитывать на успех и нынешней экспедиции.

Пятнадцать тяжело груженных саней, полторы сотни собак и двенадцать погонщиков срочно готовятся к отправке. Доктор Лёве, сопровождавший профессора, за день до отправления увещевал его хорошенько все продумать, взвесить все "за" и "против", послать других, тех, кто помоложе, а не рисковать самому. Но все уговоры оказались напрасными.

* * *

Не успел караван пройти несколько километров от "Вест-пойнт", как Вегенер получил радостное сообщение.

- Десять дней назад на полпути, в двухстах километрах отсюда, мы повстречали аэросани. Водители уверяли, что на следующий же день доберутся до места, - заявили погонщики упряжек, возвращавшихся с "Айсмитте".

Радость оказалась недолгой.

На пятнадцатом километре профессор неожиданно встречает водителей. Промерзшие, съежившиеся от холода, растерянные, они едва волочили ноги.

- Ничего не поделаешь... Может быть, весной удастся их запустить, беспомощно повторяли они.

- Весной? Это невозможно! Нужно изо всех сил спешить, чтобы наблюдатели не успели покинуть своих постов.

* * *

Октябрь - это уже глубокая зима на материковых льдах Гренландии. Точно атакующая вражеская армия, пурга следовала за пургой, на целые сутки останавливая санный поезд. Сильный мороз обжигал лицо, захватывал дыхание. Арктика предостерегала людей.

Альфред Вегенер, один из самых выдающихся геофизиков своей эпохи, автор знаменитой теории дрейфа материков, был талантливым ученым, но плохим психологом. В свои пятьдесят лет, пройдя суровую школу жизни, он верил, что и в этих тяжелых условиях сумеет добраться до "Айсмитте", убедить наблюдателей остаться на своих постах, собственным примером вдохнуть в них мужество. Возможно, это ему и удалось бы, если бы он лучше знал психологию эскимосов. Большой ученый никогда не задумывался над особенностями характера народов Севера. Он рассчитывал на них, не допуская и мысли, что они могут подвести. Вегенер не говорил на языке погонщиков, как адмирал Пири. И поэтому он не мог убедить их, увлечь, разъяснив им, почему он сам, немолодой уже человек, вынужден идти в такой поход, почему он приказывает другим отправиться в этот ад, в эту враждебную пустыню.

Материковые льды, как говорили гренландские легенды, полны враждебных человеку духов. Они неустанно подстерегают людей то бурей, то метелью, то трещиной, разверзающейся вдруг прямо перед санями. Эскимосы прибрежных районов, всегда отличавшиеся всевозможными суевериями и табу, никогда не отваживались до сих пор проникать в глубь острова, где, как предупреждали шаманы, люди "с голоду едят собственных собак".

Зачем же им теперь рисковать жизнью ради этого чужестранца? Разве ему неизвестно, что "великую ледяную пустыню" с незапамятных времен населяют неумолимые враги человека - "симертси" - лукавые великаны, наделенные огромной силой, кидающие обломки скал и льда на расстояние в несколько десятков километров, а также кровожадные "экридит" - полулюди, полусобаки, и, наконец, "ингадидет", преследующие тех злосчастных, кто осмелится стать им поперек пути.

Каждая новая метель вселяла в них суеверный страх, предостерегала, чтобы они, пока не поздно, вернулись. Не помогали ни удвоенные пищевые пайки, ни обещания значительно увеличить плату. Эскимосы не задумываются о будущем, а живут сегодняшним днем. Они мешкали, шли все медленнее, все неохотнее. И уже через неделю после начала похода отказались идти дальше. Двое суток еще простояли на месте, раздумывали о чем-то, совещались между собой. Все доводы профессора, старавшегося объяснить им возвышенные цели экспедиции, не встречали у них отклика. Они попросту не могли понять их. Боялись морозов и голода. И чувство страха победило. В одну из ночей они тайком исчезли из лагеря, словно их поглотила пурга.

* * *

А ведь эскимосы обычно никого не покидают в пути. Ведь в свое время они добровольно отправлялись в неизвестность, сопровождая Пири во всех его попытках достигнуть Северного полюса. Ибо Пири умел убеждать их.

* * *

Это был жестокий удар. Неожиданный, чреватый грозными последствиями, он решил судьбу трех человек, оставшихся в одиночестве в пустыне: профессора, его ассистента доктора Лёве и единственного верного погонщика-эскимоса - Расмуса.

Тусклый серый свет лишь на несколько часов рассеивал теперь мрак ночи. С каждым днем переходы становились короче, а привалы дольше. Сани с ценным грузом, продовольствием, керосином, со всем, ради чего и предпринималась эта рискованная экспедиция, пришлось бросить по пути.

Нелегко было Вегенеру решиться на это. С отчаянием глядел он, как снег покрывал все это белым саваном, словно принимая очередную жертву. Это второй акт катастрофы. А что же дальше? Идти с пустыми руками? Но зачем? Вернуться с полпути на базу? Невозможно. Простое самолюбие не допускает этого. Профессор выбирает первое.

* * *

500 километров пути по льдам выматывают из людей все силы. В тот день, когда они добираются наконец до "Айсмитте", столбик спирта в термометре опускается почти до самого конца шкалы, показывая минус 68° Цельсия.

В ледяной яме безраздельно господствует мороз. Минус 23°. Оба потрясенных наблюдателя с ужасом глядят на пришельцев: их не ждали. Они ведь уже давно решили, что продуктов и горючего им хватит, что как-нибудь перезимуют здесь. И уже давно забыли о записке, посланной в момент отчаяния. Вегенер с трудом скрывает чувство горечи. Он рисковал жизнью. И не только собственной.

Весь ужасный переход оказался бесполезным, перенесенные муки бессмысленными. Рассудок диктовал необходимость перезимовать в "Айсмитте", но откуда взять провизию на пятерых? Итак, придется оставить здесь доктора, которого приковывает к месту тяжелое обморожение обеих стоп. Но хватит ли продовольствия даже на троих?

И спустя всего несколько дней, первого ноября, в пятидесятую годовщину своего рождения, профессор Вегенер отправляется с эскимосом в обратный путь, захватив из скудных запасов станции 140 килограммов продовольствия и один бидон керосина - меньше взять уже просто невозможно.

Отправляется, так как другого выхода нет. Ибо... никто его не удерживает.

В южной части горизонта ноябрьское небо розовеет лишь на несколько часов. Вскоре и эту тусклую полосу света поглотит темнота. Семнадцать тощих собак, похожих скорее на скелеты, чем на ездовых животных, с трудом тащат почти пустые нарты. Вегенер понимает, что ему вновь предстоит пройти 500 километров в мороз, метель и в темноте. Лишь бы двигаться скорее, лишь бы скользили быстрее нарты по ледяной глади. Но сердце отказывается повиноваться, оно то бешено колотится в груди, точно собираясь разорвать грудную клетку, то вновь замирает, терзая приступами боли.