Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова - Владимир Хрусталев

В апреле 1919 г. французский экспедиционный корпус эвакуировался из Одессы, а Красная армия подошла к Крыму, захватив Перекопский перешеек. Дорога большевикам была открыта. Князь Феликс Юсупов позднее вспоминал: «Новость о немедленном отплытии вдовствующей императрицы и великого князя Николая Николаевича распространилась молниеносно и вызвала настоящую панику. Со всех сторон приходили с просьбами об эвакуации. Но один военный корабль не мог увезти тысячи людей, которые попали бы в руки большевиков, если бы остались в Крыму. Мы с Ириной явились на борт «Мальборо», где уже находилась императрица с великой княгиней Ксенией и моими шурьями. Когда она узнала от Ирины, что ничего не организовано, не предусмотрено для эвакуации всех, Ее Величество известила союзные власти Севастополя, что она отказывается отплывать, если кто-либо из тех, чья жизнь под угрозой, вынужден будет остаться в Крыму. Необходимое было сделано, и союзнические корабли вошли в Ялтинский порт, чтобы забрать беженцев».

Князь Феликс Юсупов-младший, как отмечал в воспоминаниях, 1 (13) апреля 1919 г., вместе с супругой, родителями и другими Романовыми (находившимися на тот момент в Крыму) навсегда покинули Россию на борту английского военного корабля «Мальборо». На самом деле, все отправились в плавание на 2 дня раньше, т. е. 30 марта (11 апреля). В последний день пребывания в Крыму вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в дневнике:

« 11 апреля. Пятница .

Встала рано, еще до того, как в 9 часов мы снялись с якоря. Я поднялась на палубу как раз в тот момент, когда мы проходили мимо корабля адмирала, на котором играла музыка. У меня сердце разрывалось при виде того, что этот прекрасный берег мало-помалу скрывался за плотной пеленой тумана и, наконец, исчез за нею с наших глаз навсегда. Позднее установилась замечательная, ясная и тихая погода. Забыла вчера написать, что благодаря моим мольбам всех наших несчастных офицеров охраны взяли на борт английского корабля. Он прошел в непосредственной близости от нас в полнейшей тишине, которую внезапно нарушили громкие крики «ура!», не смолкавшие до тех пор, пока мы могли слышать их. Этот эпизод, в равной мере красивый и печальный, тронул меня до глубины души. Я живу в каюте кап[итана] Джонстона, сплю в прекрасной постели, и, кроме того, в нашем распоряжении замечательный огромный салон, где мы проводим время после еды, а большинство мальчиков и Павел Ферзен ночуют. За столом соседствуют со мной по большей части Николаша и Петюша попеременно с папа Феликса. Черногорские сестры [Милица и Стана – дочери короля Черногории] остаются после обеда, и мы с ними беседуем часов до 11 вечера. Если же они уходят раньше, мы с Юсуповыми раскладываем пасьянс. К сожалению, вечером сгустился туман, корабль шел самым малым ходом, и всю ночь не смолкал гудок» [199] .

Несколько дней спустя Юсуповы 21 апреля (по новому стилю) прибыли на Мальту и через 9 дней отправились в Италию. Позднее Феликс-младший вспоминал:

«1 мая мы отшвартовались в Сиракузах и попали в самый разгар всеобщей стачки. Коммунисты устроили шествие с красными флагами. На стенах было намалевано: Да здравствует Ленин! Да здравствует Троцкий! От чего ушли, к тому и пришли. Настроение вмиг испортилось…

В Мессине пересели на паром и переправились через пролив, доехали до Рима благополучно. Новая забота – кончились лиры. К счастью, было с собой кое-что из ценностей. Почти все наши фамильные украшения остались в России, моя мать и Ирина спасли только то, что имели при себе, уезжая в Крым. Я заложил Иринино брильянтовое колье. Теперь мы могли спокойно продолжать путешествие» [200] .

Через Италию молодые супруги добрались до Парижа, а затем переехали в Лондон.

Феликс-младший с супругой жил в принадлежащей ему квартире в богатом районе Найтсбридж и, по-прежнему, на первых порах по сравнению с другими эмигрантами не имел недостатка в средствах – выбираясь из России, он сумел, помимо других ценностей, вывезти два полотна Рембрандта из своей коллекции живописи. Кроме того, по мнению некоторых очевидцев, вопреки данной ими с великим князем Дмитрием Павловичем друг другу клятве никогда ни с кем не говорить об убийстве Распутина, Феликс Юсупов посвящал в детали их заговора и их осуществления чуть ли не всех желающих. Дмитрий Павлович, который, в отличие от него, сдержал клятву и хранил молчание, чувствовал себя глубоко оскорбленным.

Сестра Дмитрия Павловича великая княгиня Мария Павловна с некоторым чувством возмущения писала о Феликсе в своих воспоминаниях: «Дмитрий избегал Юсупова, но мы с мужем продолжали видаться с ним.

В те дни Юсупов был среди нас, беженцев, счастливцем, он был материально обеспечен. Ему удалось вывезти из России произведения искусства и драгоценности на очень крупную сумму; правда, как и мы, он жил на выручку с вынужденной распродажи. Он тогда всерьез вообразил себя важной исторической личностью и своими поступками всячески раздувал свое значение. Он питал надежду сыграть свою роль в истории России, считая достаточным для начала убийство Распутина, а ведь оно доставило ему печальную известность, но никак не славу. В своем желании любой ценой быть на устах у всех он не брезговал ничем.

Его первой заботой по прибытии в Лондон было заявить о себе как о благодетеле русских эмигрантов, в чем он, безусловно, преуспел. За высокую плату он снял красивый старый дом, организовал мастерскую, где делалось то же, что у меня, но с большим размахом, и в обстановке, не сравнимой с моей. В мастерскую приходили работать нуждающиеся беженцы, и их труд оплачивался. Раскройные столы и швейные машинки помещались в комнате с золотой лепниной, окна выходили на один из самых аристократических кварталов Лондона. Некая высокородная дама, мало разумевшая в деле, была приглашена руководить работами. Щедрой и обычно неразборчивой рукой Юсупов спускал тысячи фунтов из собственного кармана.

Раз-другой в неделю Юсупов устраивал у себя приемы. Это были самые обычные вечеринки, довольно веселые и затягивавшиеся за полночь. Были русские гости, в основном мужчины и дамы одного с ним круга, но вкрапливался и чуждый элемент, с хозяйскими гостями никак не сочетаемый. Подавленная окружающим, посторонняя публика помнила свое место и старалась не привлекать к себе внимания. Впрочем, иногда случались казусы, которые друзья Юсупова воспринимали болезненно. Однажды Феликс переодевался к ужину и сунул в конторку несколько пакетиков с камнями, а запереть в спешке забыл. Уже к ночи он вспомнил о них и, заглянув в ящик, ничего в нем не обнаружил. История мгновенно получила огласку, и, пока не нашли виновного, а его потом нашли, все бывшие на том приеме чувствовали себя крайне неловко. Юсупову нравилось перемешивать гостей, он упивался замешательством, с каким его друзья приветствовали чужого и, угождая хозяину, попирали светские и сословные предрассудки. Сам он был талантливым и остроумным заводилой на этих необычных сборищах. Его молчаливая красавица жена оставалась, судя по всему, простодушным зрителем» [201] .

У князя Ф.Ф. Юсупова-младшего был весьма активный и беспокойный характер. В Лондоне он принял деятельное участие в содействии русскому Красному Кресту, организовывал благотворительные балы и представления для поддержки беженцев из России. Два года спустя Юсуповы обосновались во Франции, где вновь организовывали помощь для нуждающихся эмигрантов и пытались заняться бизнесом. В эмиграции они проживали в Париже, в доме на ул. Пьер-Герен.

Любопытно отметить, что Н.А. Соколов (белогвардейский следователь по особо важным делам), ведший расследование дела по обстоятельствам убийства Царской семьи, великих князей и их приближенных в советской России большевиками, в числе прочих свидетелей 3 и 4 января 1921 г. допрашивал князя Ф.Ф. Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона. Следователь продолжал вести это дело и за рубежом, находясь в эмиграции. В итоге, по опросу был составлен соответствующий протокол, который был подписан Феликсом.

Великая княгиня Ксения Александровна в письме из Лондона к княгине А.А. Оболенской (1851–1943) от 31 января 1923 г. писала о молодой семье Юсуповых: «Феликс много рассказывал про свою работу в Париже и собирается открыть здесь филиал, так как магазин там удачно идет и, по-видимому, имеет успех» [202] .

Убийство Григория Распутина в особняке на набережной р. Мойки (д. 94) в Петрограде преследовало Юсупова и в Лондоне, и в Париже. В частности, он подчеркивал в воспоминаниях: «Во Франции моя скандальная известность стала причинять мне сильнейшие страдания. Куда ни пойду – провожают взглядами, шепчутся за спиной. Прежде, в Англии, такого не было. Англичане сдержанны и воспитаны.

Но хуже взглядов исподтишка на улице были бесцеремонные, неуместные или неприличные вопросы в гостиных. Одна хозяйка дома даже заявила при гостях: “Юсупов войдет в историю как полуангел-полуубийца”» [203] .