Очаг вины - Татьяна Огородникова

Швахер оценивал Машу по медицинским параметрам.

Мария обладала модным на сегодня силуэтом: очень длинная тонкая талия, плоский живот, кривоватые ноги с тонкими вогнутыми икрами. Привлекали внимание Машины руки – несоразмерно большие кисти с круглыми, широкими, выпуклыми ногтями казались отдельно прилепленным элементом хрупкого туловища. Профессионал с первого взгляда видел контраст между нормального размера головой и слишком развитой нижней челюстью, но простому смертному это не бросалась в глаза, потому что в целом Маша не была уродиной. Эти мысли просвистели в голове Швахера, пока пациентка выносила вердикт:

– У тебя есть три дня на решение вопроса. Дальше решать буду я... – сказала Маша и помолчала. – И Миша... – Лицо девушки исказилось в отвратительной гримасе, предполагающей прощальную улыбку.

По большому счету Мисс Почин было наплевать на проблемы Швахера, Миши, а заодно и Ксюши.

Подмена

В любом обществе существовали и существуют группы людей, агрессивные потенции которых превышают необходимые любому индивидууму для реализации честолюбивых замыслов, нередко полезных обществу. Их действия должно ограничивать и корригировать общество – если общество здорово само, если большая его часть прочно базируется на фундаменте нравственных норм. Если общество нестабильно, оно легко модифицируется, и не всегда – к лучшему.

Доктор Швахер был не промах. Он отчетливо понимал, что девка способна на многое. Перед трусливым акушером встал непростой выбор: сообщить всемогущему Михаилу о проблеме или тайно подменить ребенка. Швахер мучился две ночи, даже начал курить, чем вызвал бурное недовольство жены Изольды Исааковны. Впрочем, ее гневное выражение лица пугало не так сильно, как обычно. Мишин гнев был пострашнее. Взвесив все «за» и «против», Швахер пришел к единственно верному выводу: Михаил сам виноват, что нанял в мамаши девушку с неизученной родословной. Вляпавшись в историю с подменой ребенка, Швахер поставит себя под угрозу на долгие годы, не исключено, что девушка Маша будет шантажировать его до скончания лет... Вполне возможно, что болезнь у ребенка проявится в малой степени или не проявится вовсе – здесь уж его, доктора, вины нет вовсе. Акушер придумал гениальную схему.

На третий день после неприятного ультиматума Швахер как ни в чем ни бывало зашел в палату к роженице.

– Лапочка, как себя чувствуете?

Маша была удивлена таким неделовым приветствием.

– Что ты решил?! Не мотай мне нервы, говори сразу! – Девка была и вправду чересчур наглой и бескомпромиссной.

– Не надо нервничать, дорогая, не надо. Я нашел очень симпатичную, похожую на вашу, девочку, которую тоже зовут Ксюша. Вам принесут сюрприз сразу после моего ухода.

– Тогда вали скорее.

– Краткость, говорят, сестра таланта?! Я восхищен!

Акушер удалился, пятясь толстым задом.

Через минуту дверь действительно растворилась, и в палату вошел осунувшийся Миша. Казалось, даже его необъятный живот немного сдулся и повис, как воздушный шарик на второй день после праздника.

– Слышь, Почин! Вот твоя котлета, – Миша бросил на тумбочку полиэтиленовый пакет, перетянутый резинками в трех местах. – Чтобы я больше тебя не встречал на своем жизненном пути!

Михаил собрался выйти, но вдруг остановился и достал из внутреннего кармана ручку и сложенный вчетверо листок.

– Пиши! – почти крикнул он.

Маша спросила:

– Что писать?

– Я, Мария Почин, то есть фамилия, имя, отчество... взяла в долг у меня – Михаила такого-то, один миллион. Понятно? Или еще раз продиктовать?

– Понятно, понятно, – быстро согласилась Маша, и внутри ее все потеплело. На ум пришла первая попавшаяся песня про миллион, правда, алых роз, а в душу пришло ликование: ее шрам на животе, который скоро станет невидимым, стоит миллион! У нее не будет старого жирного мужа, не будет недоразвитого ребенка! Она свободна и богата!!!

Она сосредоточенно начала писать: «Я, Мария Тимофеевна Попова, взяла в долг у Михаила Заблудного один миллион».

– Что еще писать? – робко поинтересовалась она.

– Ставь дату и подпись!

Миша практически вырвал расписку из Машиных рук и удалился.

Маша подождала несколько минут, ожидая увидеть ребенка, ставшего залогом материального благополучия, но ожидания оказались тщетными. В понимании ивановской девушки «несколько» означало не больше трех. Когда истекло ивановское «несколько», Мария лихорадочно распечатала банковскую упаковку и принялась любовно пересчитывать деньги. Раньше Маша думала, что миллион – это много. Считать – не сосчитать! Сейчас, разложив пачки по порядку, она поняла, что надо считать всего лишь до ста! Всего сто пачек! «Господи, как же это много! – благодарила она про себя. – Но почему-то это совсем немного», – сомневалась Мисс Почин, перекладывая пачки в стопки по две, четыре, пять... Особенно ей не понравился расклад по десять пачек – десять по десять, – это не может быть мечтой!

В секунду сомнения возникло жгучее желание позвонить маме. Мамаша роженицы не была допущена даже в пределы Московской области, потому пыталась загасить алчные порывы поллитровочкой в неприбранной однокомнатной квартире на задворках великого русского города ткачих.

Мама

Некоторые зоны, называемые нами жесткими или скелетом системы, особенно важны для определенных функций, поскольку они обязательно должны включаться в нашем мозгу, чтобы осуществить какую-то функцию, например выполнить определенное действие или включить определенную эмоцию.

– Ну что, что там у тебя творится? – У мамы немного заплетался язык, но в целом она пока была в форме.

Маша прошептала в трубку, прикрывая ее огромной ладонью:

– Мам, я не понимаю, что случилось, но, по-моему, у нас с тобой больше нет ребенка...

Мама потеряла самообладание и сразу протрезвела:

– Ты остервенела, ты гонишь, что ли, в беспамятстве?! Как это нет ребенка? Что, помер выродок?

Даже для натренированного Машиного уха эти эпитеты показались слишком жесткими.

– Мам, – чуть не плача, ответила Мисс Почин, – это была ОНА – девочка, понимаешь? Она родилась не совсем нормальной. Козел Швахер пообещал мне подменить ее на нормальную... В итоге Миша пришел, принес миллион денег и ушел, не попрощавшись.

Мать, видимо, очумела от такой новости. Она молчала почти минуту.

– А ребенок? Ты видела другого ребенка?

– Нет, мне его не принесли. Подожди, кто-то стучит! – Мария нажала отбой и быстро прикрыла деньги одеялом. Изобразив на лице умилительную мину матери, ожидающей вноса первенца, Мария уставилась на дверь.

– Входите, входите!

Когда в палату вошел Швахер, Машино лицо приобрело привычное злобное выражение:

– А, это ты, докторишко!

– Да, мамаша, это я, доктор, пришел к вам с новостью про вашу девочку.

Маша насторожилась:

– С какой еще?

– Отец пожелал самостоятельно воспитывать ребенка, потому велел любезно выпроводить вас из дорогостоящей клиники и, кажется, намекнул, чтобы я сопроводил прощание хорошим пинком под зад! – Глаза Швахера сияли огнем реализованной мести.

– Слышь, ты, паскуда безродная! Я те не девочка! Кроме Миши, нормальные пацаны еще остались. А я теперь для тебя – состоятельный клиент, которому ты, по своим червивым понятиям, должен ноги мыть! – Мисс Почин откинула одеяло.

На Швахера увиденное не произвело ожидаемого впечатления.

– Могу только посочувствовать Михаилу, который не только не догадался разобраться в вашей наследственности, но еще и оказался человеком, который соблюдает правила игры независимо от личности партнера. Кстати, Миша забрал ребенка – Ксюшу, ту самую, которую вы ему выносили. Он сказал, что ему все равно, здорова она или больна. Мы, правда, и сами еще не разобрались...

– Ты что хочешь сказать этим, акушер несчастный?! Что ты мне все наврал?

– Нет, ни в коем разе! Я предупреждал вас, что обозначенный диагноз – 50 на 50. Михаил сказал, что предпримет все усилия, чтобы болезнь не развилась. Но, должен заметить, потому что как матери вам это может быть интересно: жизнь родителей в таких случаях становится и жизнью ребенка. Только в этом залог успеха!

– Мне это вообще неинтересно, дорогой Швахер! Кстати, откуда у тебя такая противная фамилия? Мне интересно, чтобы ты держал язык за зубами и дал мне возможность спокойно свалить домой!!! Если из моих денег пропадет хоть одна бумажка, поверь, тебе будет нечем работать!

Швахер снова испугался злобного взгляда девушки, но не потерял самообладания:

– Не волнуйтесь, милая, все будет в целости и сохранности. Не потому, что я вас испугался, а потому, что очень уважаю Михаила Вениаминовича.

– А кто это? – удивленно спросила недавняя роженица.

– Это – отец ребенка. ВАШЕГО ребенка.

– Ты еще тупее, чем я думала. Это для тебя он Михаил Винаминович, а для меня просто – Миша!