Босс для Золушки - Алёна Амурская

— Ну так, бывает…

Внедорожник заезжает в раскрывшиеся ворота. Дом-крепость вырастает перед нами темной громадой и продолжает расти с каждым метром, пока не заслоняет весь обзор. В окнах света нет. Зато где-то на заднем дворе слышны голоса.

Царевичев тянет меня в обход, и мы попадаем в яркое пятно света перед уличной беседкой. Вокруг везде горят садовые фонари, поблескивает плитка аккуратно выложенных дорожек, потрескивает костёр. И в воздухе витает запах шашлыка.

— Быстро ты, — говорит Батянин, выходя навстречу из тени беседки. — Катя, здравствуй. Чувствуй себя, как дома.

Робко здороваюсь с хозяином этой крепости, а сама думаю: разве можно здесь чувствовать себя, как дома? Да на такой огромной территории потеряться можно! И лес этот жуткий вокруг…

— Катюша! — кричит от костра Боярка и приветственно машет мне шампуром.

Я в ответ киваю и улыбаюсь куда более искренне. Из всех партнёров Царевичева только лёгкий в общении Василий не вызывает у меня напряга. Наоборот, такое ощущение, будто он для меня прост и понятен, как хороший, но очень хулиганистый брат.

— Катя, я украду у тебя ненадолго Артёма? — риторически, но вежливо говорит Батянин.

— Конечно, — отвечая, я стараюсь не смотреть на страшный шрам этого человека. У меня всегда плохо получается скрывать свои эмоции, а ему моя реакция может быть неприятна.

Пока Царевичев с Батяниным толкуют о своих делах, я подхожу ближе к беседке. Внутри стоят садовые шезлонги и столики. Слышно звяканье бокалов или бутылок, мужской смех и один-два женских голоса.

Входить внутрь не хочу. Поворачиваю в сторону и медленно прогуливаюсь между красивых клумб. Тут все организовано с таким вкусом и размахом, что сразу ясно — работа профессионального ландшафтного дизайнера.

Присаживаюсь на скамеечку и смотрю на пышные бутоны алых роз вокруг. Аромат потрясающий. Хочется просто вдыхать его и ни о чем не думать.

— Ты чего заскучала, Катюша? — рядом со мной на скамейку плюхается Боярка. Он с аппетитом жуёт что-то и вытирает пальцы салфеткой.

— Я не заскучала. Просто сижу, — объясняю я. — Тут так хорошо. Люблю розы.

При моих словах этот шутник сразу же беспощадно срывает один цветок, надламывает на стебле шипы и торжественно изрекает самую дурацкую банальность:

— Роза для розы!

При этом на его лице такая нарочито серьезная гримаса, что я трясусь от смеха.

— М-да… — с притворной печалью Боярка качает головой. — Хотел быть галантным, а оказался смешным. Закон подлости.

— Ладно, роза принимается, — говорю я и протягиваю руку.

Но Боярка ловко уклоняется от нее и втыкает стебель мне в волосы. Потом склоняет голову набок и с видом художественного критика цокает языком:

— А неплохо смотрится.

— Это уже слишком, — бурчу я и тяну цветок назад. — Сейчас он запутается, и потом весь вечер с ним возиться… Блин! Ну так и знала. Боковые стебельки застряли. Фиг теперь распутаешь…

— Так, спокуха, — сообразив, что создал мне проблему, Боярка отбрасывает шутливость и начинает командовать: — Наклони голову, сейчас разберемся….

Совместными усилиями цветок из моих волос мы извлекаем. Правда, совсем без жертв не обходится, и несколько волосков остаются на многострадальной розе.

— Спасибо, настоящий друг, — хмыкаю я. — За то что не оставил меня без скальпа…

— Ага, я такой. Вот, ещё листик тут остался, — Боярка протягивает руку к моему виску.

— Бояров! — угрожающе цедит голос моего босса.

Как в дурном дежавю, я выглядываю из-за плеча Боярки, и встречаю его взгляд. Мрачный и тяжёлый.

Глава 26. Босс ревнует

Поначалу Боярка смотрит на Царевичева с обычной шутливой ухмылкой. Но она быстро исчезает с его лица. Наверное, мой босс реагирует как-то уж совсем нетипично, раз даже его приятель по бизнесу вдруг посерьезнел.

Что же он такое заметил?

Ну да, Царевичев смотрит на нас недобро. Я бы даже сказала, зло смотрит. И вены у него на висках вздулись, и желваки на лице играют. Что ж в этом такого? Да и какому мужчине будет приятно, если рядом с девушкой, на которую у него есть планы, будет ошиваться такой впечатляюще обаятельный соперник, как Василий Бояров?

Я изо всех сил стараюсь понять, что изменилось, но не улавливаю. В прошлый раз, когда Царевичев застал нас возле батута, Боярка продолжал веселиться и подтрунивать над ним. А сейчас вдруг напрягся, как будто оказался перед лицом настоящей опасности.

— Царевич, ты чего так набычился? Я же просто…

— Отойди от нее, — угрожающе цедит Царевичев. — Следующего предупреждения не будет.

Боярка понимающе косится на меня и встаёт со скамейки. Более того, он даже поднимает обе руки вверх. А затем обходит босса по широкой дуге, как опасного дикого зверя, которого нельзя провоцировать, и примирительно сообщает:

— Спокойно, друг, спокойно… всё нормас. Она прекрасна, но я не претендую, серьёзно. Всё понимаю, не дурак… Катя, приятного вечера.

Царевичев следит за отступлением гипотетического соперника исподлобья, пока мы не остаемся с ним наедине.

— Артём… — неуверенно говорю я, настороженная его агрессивным поведением. — Василий просто дурачился.

— Василий, значит, — со странной желчью в голосе уточняет босс. — Как я понимаю, ему не пришлось долго уговаривать тебя, чтобы ты звала его по имени.

Я пожимаю плечами.

— Это само собой как-то получается. С ним общаться легко. И он мне не начальник.

— А кто он для тебя? — Царевичев вдруг оказывается совсем близко, и мои плечи попадают в жёсткий плен его рук. — Он тебе нравится, Катя?.. Больше, чем я?

Я ошеломленно смотрю ему в лицо, загипнотизированная этой нескрываемой ревностью. Если бы босс был абсолютно трезвым, то вряд ли он позволил бы себе так откровенно показывать свои слабые места. Впервые вижу его таким простым и… диким.

Не дождавшись от меня мгновенного четкого ответа, Царевичев сгребает меня в охапку и пересаживает на свои колени.

— Артё…мгхм… — мой вскрик тонет в невнятном мычании, когда он ловит мои губы и начинает целовать в каком-то жадном и безумном ритме. Его руки горячи и настойчивы, от них никуда не спрятаться. Они неустанно бродят по всему моему телу, сжимают и поглаживают в самых нескромных местах.

Голова идёт кругом от этого яростного напора. Я сама себе кажусь былинкой, подхваченной неудержимым водоворотом сладостного безумия.

— Катя, моя Катя… — шепчет Царевичев между поцелуями. — Девочка моя…

От его дыхания мое лицо овеивает слабый аромат дорогого терпкого напитка. Я чувствую себя одурманенной. Как будто и сама отведала его вопреки своей силе воле и всем жизненным принципам. И эта смутная мысль оказывается той самой соломинкой, за которую цепляется мое сознание и вытаскивает себя