Счастливые слезы Марианны - Хосе Антонио Бальтазар

— Пусть они перебесятся, там разберемся, — сказала Марианна, как бы соглашаясь с доводами Джоаны и понимая, насколько ей труднее в этой щекотливой ситуации.

— Она ведь берет только самое необходимое, — успокаивала Джоана. — Так что…

И умолкла.

«Так что прощай, моя доченька», — с печалью подумала Марианна, сказав, что сама привезет Марисабель.

В машине они молчали. И лишь прощаясь у подъезда с Марианной, Марисабель пустила натуральную детскую слезу с подрагиванием губ и жалостливым нытьем.

Горячо целуя ее, Марианна шепнула, пошлепав ее по одному месту:

— Будут наказывать или ставить в угол, позвони, я им задам!

За этой сценой смущенно наблюдал спустившийся за чемоданами Карлос.

— Прощание блудной дочери! — глуповато пошутил он.

Марианна успела вернуться до прихода Бето.

Он понял, что Марисабель покинула их, и со злостью швырнул ранец в угол прихожей.

— Бето, ты в своем уме? — строго выговорила ему Марианна. — Раньше надо было думать. Я бы на ее месте поступила так же.

Пока он ел, Марианна внимательно присматривалась к нему. Хотела угадать, как сложится его разговор с отцом. Это было первое напряженное противостояние между ними с того дня, когда Луис Альберто чуть не застрелил его, не зная, что Бето его сын.

— Ты расскажешь ему все как есть?

Бето, словно просыпаясь, исподлобья взглянул на мать.

— А что остается?

Его обреченный тон пробудил в ней чувство жалости и одновременно возмущение: послушать его, так он снисходит до правды только потому, что у него нет другого выхода. Однако она тут же поняла причину его растерянности. С одной стороны, только правда могла объяснить все. С другой — стоит Себастьяну прислать подметное письмо Луису Альберто, и Бето в один миг превратится в грязного лгуна…

Однако пути к отступлению не было.

Бето вошел в большой кабинет отца, почти не думая о теме предстоящего разговора, все его мысли были заняты отъездом Марисабель.

— Я слушаю тебя, сын, — сказал Луис Альберто, приглашая его на длинный диван, где сидел сам, указав на место рядом с собой. — Прошу тебя только об одном, расскажи все без утайки. Пойми, меня интересуют не только четки, но и мотивы, по которым…

Луис Альберто осекся.

— Отец, — сказал Бето, ставя на письменный стол баночку с бусинами. — Здесь все четки… Я хочу сказать, все бусины, не хватает только шнурка…

Луис Альберто встал и отошел к письменному столу.

— Что произошло?

— Их выкрали, чтобы потребовать у меня за них выкуп.

Луис Альберто пристально взглянул на сына и пристукнул кулаком о кулак.

— Почему именно у тебя, а не у меня, не у мамы? — с издевкой спросил он.

— Отец, позволь мне пока не отвечать…

Если бы он рассказал отцу все как есть, он назвал бы имя Себастьяна, у которого он должен был еще взять шнурок. Кто знает, как повел бы себя отец.

— Ты можешь не отвечать, но я не могу не спрашивать. Может быть, тебе еще не известно, что четки достались мне от покойной матери, а ей подарила их ее бабка…

Слово «еще» кольнуло самолюбие Бето.

— Отец, ты прав, я многого здесь еще не знаю, — буркнул он, делая упор на слове, подчеркивающем то, что он лишь недавно переступил порог дома семейства Сальватьерра. — Но, поверь, я понимаю, что значит для тебя эта вещица…

— Это не «вещица»! — отчеканил Луис Альберто. — И даже не вещь. Это святыня! Она могла бы украшать любой музей. Возможно, она принадлежала великой поэтессе. И я вправе знать, чьи грязные руки на нее позарились?

Луис Альберто чувствовал, как в нем закипает злоба. С какой стати он должен подлизываться к сыну, щадить его самолюбие, если тот не щадит его отцовское!

— Отец, ты не знаешь, что мне и маме пришлось испытать прежде, чем эта баночка оказалась на твоем столе!

— Баночка с хламом!

— Прости, отец…

Луис Альберто открыл ящик письменного стола, достал оттуда конверт и протянул его Бето.

Это было полученное незадолго до прихода Бето и возвращения Марианны письмо от «старьевщика».

С благородным негодованием тот поносил неблагородство Бето, который подсунул ему вещь, занесенную во все каталоги! Он, «старьевщик», хотел было сделать из каждой бусины подвеску и для этого снял бусины со шнурка, но, когда один знакомый антиквар обратил его внимание на происхождение четок, он, честный «старьевщик», испугался и вернул все бусины Бето, востребовав у негодяя в рассрочку заплаченные ему деньги, о чем он и сообщает отцу — как выяснилось, благородному и достойному сеньору!

К письму был приложен шнурок.

— Вот здорово! — непроизвольно воскликнул Бето. — Он отдал шнурок!

— Вор! — крикнул Луис Альберто. — Как был вором, так и остался им! Но только вор теперь носит мою фамилию!

Бето не верил своим ушам, — и это говорит отец!

— Отец, ты ничего не знаешь и не смеешь судить! Ты…

— Ступай вон! Видеть тебя не хочу! — крикнул Луис Альберто.

Бето вздрогнул и направился к двери.

Там стояла, прижав руки к сердцу, Марианна. Бето прошел мимо нее, задев ее плечом.

Она пошатнулась и стала медленно оседать на пол. Луис Альберто бросился к ней.

Глава 67

— Что новенького, Белинда? — спросила на следующее утро Чоле, спустившись в кухню. Она почувствовала себя лучше и решила наконец встать. Бето, не заглянув к ней, умчался в школу. Марианна не вышла к завтраку: по словам Рамоны, она приболела…

— Марисабель съехала! — сообщила кухарка.

— Решила погостить у Джоаны с Карлосом, — высказала Чоле предположение, оставляющее надежду на возвращение девушки. Тут же она подумала, что недомогание Марианны именно этим и объясняется.

— Да уж совсем, наверно! — Белинда злорадно крякнула.

— А ты чего радуешься?

— Мое дело сторона, но я тебе так скажу, Чоле! Чтобы я стерпела, ежели бы мой мне рога наставлять стал!..

— Белинда, имей совесть! Когда это мальчик наставлял кому рога?

— А фотографии эти! — сказала Белинда и осеклась, поняв по удивленным глазам Чоле, что она слышит об этом в первый раз.

— Какие фотографии?

— Ну, эти, — заюлила Белинда, опасаясь, как бы Чоле не стала после выведывать, откуда она знает про фотографии. Рассказал-то ей об их существовании Диди, а вот откуда он прознал, ей было невдомек — Диди тут же стал отшучиваться. — Не знаю, может, я чего и не так поняла, — буркнула она и вернулась к тому, с чего начала: — А Марисабель я понять могу. Я тоже была девушкой, так однажды…

— Ты вот что, «девушка», занимайся стряпней и не суй носа в чужие кастрюли!