Ад закрыт. Все ушли на фронт - Андрей Буровский

«Не верит! – понял Вальтер. – Он не верит, что эти два ненормальных вызовут арийских богов!» А вот Берия боялся, и этот кривой плешивый человек, секретарь Сталина, тоже боялся… Значит, эти двое как раз верили?!

Переводчик бросал немецкие фразы, неоязычники зашевелились. Карл Вайстор установил железный треножник, что-то положил в него. Шипя, герр Карл подносил спичку за спичкой, но что-то у него все время тухло. Вождь кивнул. Один из охранников подошел, щелкнул зажигалкой… Тут же огонек заплясал на треножнике, понесло приятным сосновым дымком.

Вайстор тут же стал кидать в огонь какие-то странные комки, понесло тревожным ароматом, куда гаже соснового запаха. Язычник начал рассказывать, что древние арии всегда привозили из Тибета и жгли на треножниках листья дерева бинь-бинь, смешанные с травой цаофань, этот запах обожали древние арийские боги.

Вальтер с изумлением понял, что он и правда верит в свою способность вызывать древних ариев.

Вождь склонил голову набок, лицо у него принимало все более ироническое выражение. Если бы еще не так страшно хотелось спать… И без терпко-сладкого, тяжелого смрада бинь-бинь отчаянно кружилась голова…

А тут еще Фридрих Хильшер начал произносить какие-то слова… видимо молился на языке, который считал древнеарийским.

– Аквасас аа! – кричал он, дико округливая глаза. – Аа! Аа-а!

На эти вопли охрана сделала пару шагов вперед… Вождь повел бровью; охранники отошли, но на всякий случай бдили.

– Вавакант!!! Вавакананд крудхи!!! Крудхи аваи! Аваи!!! – выкликал Хильшер, начавши кружиться, словно дервиш.

Вайстор махал длинной, раздвоенной на конце палочкой, раздвоенным концом прикасался к треножнику и мелодично подвывал.

– Это жезл из священной повилики! – сообщил он. – Некоторые жрецы используют рябину, но это просто нелепость… Древние арии не любили рябину. Я смеюсь и плачу, я просто в отчаянии и ужасе, когда используют рябину… Тут нужна только повилика! Священный жезл, его еще называют «волшебная палочка»… Из повилики…

Он бросил еще какого-то порошка в чашу на треножнике и опять замахал повиликой. Послышался сильный треск, после чего огонь сделался зеленым, завоняло намного сильнее. Вождь повертел раскрытой ладонью около носа: видимо, Вождь надеялся, что сделается легче дышать. Еще он пытался отогнать невидимые никому, но ясно различимые им самим призрачные колонны, выходящие из стены. Тощие люди в телогрейках шли, опустив головы, со скрученными за спиной руками.

– Кара агхнутаи!!! Агхнутаи! Вавакананд!!! Аваи! Аваи! А-а-а!!! – надсадно орал Хильшер, от напряжения приседая с красным лицом. Лицо у него стало уже совершенно безумным.

Вальтер вглядывался в лица людей. Вождь не верил в заклинания… похоже, ему делалось плохо, и он был занят чем-то другим… Берия и Поскребышев боялись. Охрана истово несла службу, не вникая в зловоние и вопли. А эти двое искренне верили в смысл учиненного ими же безобразия. Хильшер и Вайстор вполне серьезно ждали, когда же в комнате появятся арийские боги, блистательные и прекрасные.

У Вальтера тоже начала кружиться голова, нарастала боль в левом виске. Раза два тянул он камушек из кармана и останавливался: одно дело, говорить о чем-то с Петером и герром Эриком в мудрой тишине библиотеки, совсем другое – перейти от теории к практике, подвергаясь огромному риску. Наконец он достал желвачок кремня – неровный, легкий и твердый… Достал и держал в опущенной руке, чувствуя пальцами каждую твердую неровность. Охрана если и заметила, не придала значения: может быть, извлечение камушка – часть ритуала? Кровь бешено била в висках.

Наконец он решился.

– Вавах агнутаи! – выл Хильшер. – Аа-а! Аа-а-аа-!!

Вайстор кинул в огонь еще какую-то мерзость, на этот раз, кажется, мокрую; повалил черный дым, от него закашлялся один из охранников. Тут огонь пробился через брошенный Вайстором комок, полыхнуло живое пламя, и Вальтер, не размахиваясь, прямо от бедра кинул камешек. Сердце стукнуло сильнее привычного.

Время остановилось. Маленький серо-белый камушек переворачивался, подпрыгивал на деревянном полу. Он все катился, все летел, переворачивался, скользил по полу… камешек остановился, как и хотел Вальтер, только уже возле Хильшера. Кто-то вскрикнул, кто-то шагнул вперед; Вальтер не видел, не слышал, словно прикованный к этому небольшому, чужеродному в комнате предмету. А в следующий момент любое внимание с него исчезло, и надолго: посреди комнаты, возле треножника, поднимался Ваал Саам во всей красе. Только сейчас юноша сообразил, что Ваал Саам чуть выше человека, но куда тяжелее и массивнее. Ноги у чудовища были короткие, кривые и толстые, верхние лапы тоже короче человеческих, покрытые грязно-белой шерстью с круглыми розовыми пятнами. Жуткий идол палеолита, доживший в Индии под именем Ганеша. Но Ганеша с головой слона индусы изображают добродушным, милым… Дальний предок Ганеша, Ваал Саам, был каким угодно, но не добрым.

Приземистый, сутуло могучий, он хищно пригнулся, поворачивался всем торсом. Кошмарные глаза – смесь кошки и совы, по сторонам основания хобота, уперлись в Берию… И вдруг Берия дико завизжал. Натурально завизжал, с совершенно безумными глазами. До сих пор Вальтер был уверен, что взрослый мужчина просто физически не способен издавать такие звуки. Сам он визжал последний раз в двенадцать лет: потом ну никак не получалось. Но Берия именно визжал, дико визжал, трясясь всем телом, не способный сойти с места, оцепенев. По брюкам текло, а он визжал. Звук получался такой, что Ваал Саам, кажется, пришел в смущение. Затопав на месте ногами (отчего пол заколыхался), Ваал Саам переместился; теперь его взгляд перешел на Вождя…

К удивлению Вальтера, Поскребышев сделал шаг, растопырил трясущиеся руки… Губы у него прыгали, зубы лязгали, с лысины текло; он буквально корчился от страха, но он все же прикрывал собой Вождя. Вождь же только вынул изо рта трубку, сидел как сидел. Он сделался еще темнее лицом, стали заметнее пигментные пятна. Но сидел.

Только теперь Вальтер услышал пальбу, заметил пороховой дым: охрана сажала по чудовищу из пистолетов. Не было ни малейших признаков, что пули попадают в Ваал Саама; они словно пропадали в нем, не оставляя даже вмятин. Не обращая никакого внимания на стрельбу, Ваал Саам вдумчиво уставился на Янкуна. Немолодой ученый побледнел и отступил, чудовище как-то подобралось…

– Нет! Не его! – закричал Вальтер. – Не его! Вот его!

Это был чистой воды порыв, ненадежный и случайный путь. Вальтер кричал по-немецки, показывал рукой на Хильшера, вне себя от отчаяния, что прямо вот сейчас, на его глазах, вызванное им чудовище пожрет замечательного ученого. Хильшер продолжал выкрикивать «Вавах!», с напряжением кряхтел: «А-аа!!!», весь трясся от возбуждения. Наверное, Хильшер верил, что это он вызвал Ваал Саама. Ваал Саам подобрался и прыгнул. Мгновенным рывком лапы легли на плечи Хильшера, хобот задрался. Распахнулась пасть, неуловимо напоминавшая пасть акулы множеством острых зубов. Пасть раскрывалась все шире, неправдоподобно широко. Неуловимо быстрое движение, и голова Хильшера полностью исчезла в этой пасти. Что-то еще произошло, и Хильшер нелепо забился – так бьется петух с отрубленной головой, так поднимается и опускается его обезглавленная шея. Только у петуха кровь толчками льется из обрубка, а сейчас не так уж много крови выплеснулось наружу. Даже сквозь частую пальбу и визг Берии слышен был гнусный всасывающий звук, бульканье и журчание. Вальтер чувствовал себя, как в страшном сне, у него подгибались колени.

Вайстор стоял на коленях, простирал руки к Ваал Сааму. Было совершенно непонятно, умоляет он о пощаде или молится… В любом случае Ваал Саам отшвырнул Хильшера и прыгнул. Хильшер летел, нелепо мотая руками, с грохотом рушился на пол, а Ваал Саам уже поднял за плечи вопящего Вайстора, опять сунул человеческую голову в свою окровавленную пасть. Вайстор задирал голову, не давался. Под грохот нескольких выстрелов огрызок головы без нижней челюсти со стуком рухнул на пол, чудовище опять сосало, пока не выпустило трепещущий, сокращающийся труп, не облизало морду дымящимся полуметровым языком.

Пока Ваал Саам высасывал Вайстора, Хирт кинулся бежать, сломя голову. Охранник оттолкнул его обратно, тот опять попытался. Тогда охранник ударил, заставив Хирта согнуться, обхватив руками живот; охранник швырнул его обратно.

Пока Ваал Саам ел и пил, Хирт бежал, охранник бил, Вождь бешено рявкнул:

– Не стрелять!

Хотя стрельба к тому времени уже и как бы сама собой остановилась по причине своей полной бессмысленности. Тогда же Берия на мгновение перестал визжать. Стало тихо, и в этой тишине Ваал Саам поворачивался, ища жертву.

– Останови его! – Вождь обращался к Янкуну. Лязгая зубами, переводчик начал бормотать немецкие слова, но Янхун понял и так, развел руками с бледной улыбкой: «Не могу!»