Фартовое дело - Леонид Влодавец

— Я буду правдив, господин партизан! — испуганно завертел глазками Якоб Мюллер. Три человека, сидевшие перед ним, заросшие до ушей бородищами, с воспаленными глазами и жесткими морщинами, пугали его своим видом. К тому же тот, что переводил, был чистокровный еврей, а Якоб Мюллер слышал, что партизаны-евреи с особой жестокостью относятся к таким истинным арийцам, каким был он. Мюллер начал говорить. Бедный Арон Семенович даже не всегда успевал с переводом и заставлял немца повторять одно и то же. Климыч отмечал на своей трехверстке все немецкие объекты, о которых рассказывал «язык»… Наконец Мюллер выдохся. Он сказал все, что знал, как на духу. Впрочем, недоверчивый Климыч решил продержать его еще какое-то время, чтобы потом проверить, заставив пересказать все еще раз… Колька Марьин взял финку и срезал с немца все пуговицы на штанах, после чего освободил ему руки. Каску немцу не отдали, а оставили только подшлемник. На босую ногу немцу выдали лапоть с портянкой и отправили на «отсидку». Тюрьму партизаны соорудили простую, на манер азиатского зиндона, в которую как-то раз сажали даже немецкого полковника. Это была яма глубиной три метра, с отвесными стенками, а сверху закрывали ее решеткой.

Внизу была набросана солома, так что пленник даже не очень замерзал. Туда же иногда сажали и своих за служебные проступки.

Когда Колька доложил, что пленный «оприходован» и получил питание — ломоть хлеба и тарелку супа из общего партизанского котла, — в штабной землянке оставались уже только двое: Климыч и Майор. Арона Семеновича отпустили отдыхать, а сами принялись строить догадки насчет того, что и как получилось.

— Ясно, что не могли Юрка с Зойкой такого бугая одолеть, — сказал Климыч, — наверняка это десантники высадились…

— Почти наверняка, — осторожно сказал Майор, упирая на слово «почти». — Во-первых, почему нас не предупредил о них Центр? Допустим даже, что это какая-нибудь сверхзасекреченная группа, но все равно так и так предупредить должны были, потому что отходить им в случае чего все равно к нам…

— …Или к Сергееву… — заметил Климыч с ехидцей. — Вот ему, может, и сказали… Сергеев — чекист, его здесь с заданием оставляли. А ты кто? Окруженец. Кому веры больше? Только ты не злись, это я ситуацию объясняю…

— Может быть, — кивнул Майор, — я не обижаюсь… Опять же допустим, что эта группа шла к Сергееву. А на чем они прилетели? На помеле?! Самолеты в том районе не появлялись. И потом, на кой черт выбрасывать их на объект без разведки, нахрапом?! Не проще ли было сбросить их к Сергееву, а там с чувством, с толком, с расстановкой, с отвлечением и привлечением ударить?

— Вот, смотри, — сказал Климыч, показывая командиру обслюнявленный кляп, вынутый из пасти Мюллера. — От чего это, как, по-твоему?

— От шинели фрицевской, — пожал плечами командир, немного недоумевая.

— Верно! А заметил ты, Майор, что шинелька-то на нашем фрице целехонька?

— Нет… — наморщил лоб Майор.

— А я приметил, привычка довоенная. Я ведь до прокуратуры и в угрозыске поработал… Значит, срезано это с другой шинели. А вот здесь, приглядись, пятна. Кровь это, я тебе без анализа скажу. Резали эту тряпку ножом, который был в крови, впопыхах и торопливо, раз даже нож не успели обтереть. Значит, немцев было двое. Одного зарезали, а другого повязали.

— Ну, он и говорил, что с ним был ротенфюрер… — заявил командир.

— Да ты представь себе, что такое ротенфюрер, если у него солдат верзила! Неужели же те люди, что он нам описал, могли с ними сладить? Один парашютист их бы не взял…

— Но ведь был же там мальчишка!

— Был… Только вот как он туда попал?

Глава V

Кружок света от выхода стал уже совсем небольшим, но на его фоне довольно четко были видны фигуры немцев. Эсэсовцы, потревоженные перестрелкой и минометным обстрелом, решили выставить у тоннеля охрану. Беглецы остановились перевести дух. Зоя, взяв у Клавы из вещмешка индивидуальный пакет, на ощупь бинтовала Дуське плечо. Юрка от бега вверх по уклону согрелся, но знал, что это ненадолго.

— Уйдут они оттуда или нет? — прошептал он Клаве в ухо, указывая на фигурки эсэсовцев у входа в тоннель…

— До темноты не уйдут, так, значит, и вовсе не уйдут… Потревожили их. Теперь наверняка и днем, и ночью будут в дотах сидеть… А тоннель этот на коллектор похож. Наверняка у них тут подземные бункера есть, и они грунтовые воды от них через этот коллектор отводят… Я метростроевка, милок, соображаю кой-чего…

— Ух ты! — забыв о серьезности момента, восхитился Юрка, вспоминая, как за два года до войны отправлялись они на юг через Москву и прокатились от «Парка культуры» до «Сокольников». Они выходили на каждой станции и, задирая голову, рассматривали подземные дворцы, катались на эскалаторах вверх и вниз и садились в ярко освещенные блестящие вагоны, двери которых сами открывались и сами закрывались… Юрка словно побывал в сказке. Да что Юрка, когда и отец его, давно не бывавший в Москве и увидавший метро впервые, сказал, восхищенный красотой и техническими новинками: «Вот так везде при коммунизме будет!» И с тех пор каждый раз, когда Юрка слышал слово «коммунизм», он совершенно непроизвольно представлял себе московское метро, гранит, мрамор, самодвижущиеся лестницы и автоматические двери. И вот, оказывается, что эта тетя старшина строила все это великолепие… Эх, сколько «как», «почему», «зачем» и так далее вырвалось бы у Юрки, если бы не ситуация! Ведь так интересно узнать, почему громадные каменные дома, стоящие над подземными дворцами, не проваливаются? И почему Москва-река не заливает метро? Но некогда, некогда было задавать эти вопросы!

— А куда он ведет? — спросил Юрка, имея в виду тоннель.

— Не знаю, — сказала Клава, — чертежа мне не выдали… Похоже, что ведет он только к немцам, что в одну сторону, что в другую…

— Надо бы его пройти до конца, — сказал Юрка, — может, выберемся, так потом нашим скажем. Они залезут сюда и взорвут эту нору…

— Верно, — сказала в ответ Клава, — пойдем поглядим. А вы, — она с трудом разглядела в темноте Зою и Дуську, — тут сидите!

Шли ощупью, касаясь ладонями осклизлых, леденящих кожу стен. Вдруг рука Юрки нащупала пустоту.

— Боковой ход какой-то, — прошептал он, хватая Клаву за локоть.

— Не заплутать бы, — опасливо сказала Клава, оглядываясь на выход из главной трубы. Он был теперь еле виден. «Метров на десять по уклону поднялись… — отметила про себя Клава. — Достану-ка фонарик! Может, не заметят?!» Она вынула из кармана полушубка маленький плоский фонарик с кнопочкой и выключателем, похожим на застежку чемодана. Тусклый свет осветил круглую дыру в стенке коллектора. Из этой дыры неспешно струилась вода в главный тоннель. Дыра была диаметром больше чем в полметра, и Юрка вполне мог бы пролезть в нее на четвереньках.

— Давай слазим? — предложил Юрка. Клава поколебалась, а потом кивнула. Мокнуть так мокнуть… Освещая себе дорогу фонариком, Клава вползла в трубу, предварительно закрыв своей огромной шапкой оптический прицел винтовки, чтобы не раскокать его невзначай. За ней в трубу пролез Юрка. В этой трубе ощущался уклон, хоть и не такой крутой. В трубе чувствовалось легкое движение воздуха.

— Где-то есть выход, — не оборачиваясь, сказала Клава. Слабый свет фонарика высвечивал стенки трубы на расстояние не более чем метров пять-шесть, а дальше была чернота. Проползли эти пять метров, потом еще и еще, а казалось, что они не сдвинулись с места. Холод все больше и больше проникал под одежду, ледяная вода сводила руки. Но они ползли. Клава не хотела показать свою слабость Юрке потому, что была старшина, вояка, воевавшая уже вторую войну, а Юрка не хотел показать этой «тетке», что он маленький мальчик, а не партизанский разведчик. Нечего и говорить, что и у одной, и у другого то и дело возникало жуткое ощущение, что они все глубже и глубже забираются в собственную могилу. Лишь ветерок, дувший в лицо, давал эфемерную надежду…

Тем временем Дуська и Зоя, оставшиеся в главном тоннеле и следившие за входом, где маячили фигуры немцев, увидели, что количество этих фигур увеличилось, а затем засветилось два или три мощных фонаря. Лучи еще не достигали девушек, но было ясно, что немцы собираются проверить коллектор. Поддерживая ослабевшую, отяжелевшую Дуську, Зоя стала медленно подниматься вверх по тоннелю, стараясь не делать шума.

— Оставь меня, — пробормотала Дуська, — дай пулемет, я им врежу…

— Потом, потом, милая… — шепнула Зоя, — может, еще и не заметят…

Свет фонарей приближался. Шестеро эсэсовцев двигались медленно, держа на изготовку автоматы. Свет все еще не дотягивался до девушек, а журчание воды, текущей по коллектору, заглушало шум их осторожных шагов, поэтому немцы все еще шли наугад.