Мертвая вода (СИ) - Локалова Алиса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только потом, спустя несколько лет, Брисигиду настигло чувство стыда за то, что после той размолвки она не пыталась наладить отношения с подругой. Ее взор застилал жреческий идеализм, порой — чего уж там — здорово отдававший ханжеством. Когда Феликса все-таки приехала в храм извиняться за вспыльчивость и излишнюю радикальность суждений, Брис приняла ее извинения отстраненно и холодно. Они не стали врагами или совсем уж чужими, нет, до этого было далеко. Но эта огромная разница в мировоззрении навсегда их разделила и не позволила их дружбе наполниться той сердечностью, которая начала зарождаться когда-то.
Больше всего Брисигиду расстроило то, что она узнала от верховной жрицы том пророчестве через несколько месяцев после их ссоры с чародейкой. Нокт призналась ей, что Дочь Меча и Магии из пророчества — это и есть Феликса, и ей предстояло стать живым мертвецом, а возможно, и уничтожить Сердце Мира. Брисигида от такого толкования несколько дней не могла прийти в себя. В конце концов, она решила рассказать все Феликсе и попросить ту поберечься.
Подруга поблагодарила ее, хоть и не поверила, что речь идет о ней, а потом, словно назло, записалась на практику в военно-морской флот боевым магом.
Теперь Брисигида видела, как чародейку гложет изнутри страх, что все это пророчество и его толкование окажется правдой. Оттого она была еще более колкой, чем обычно, и немного успокоилась, лишь когда они покинули демонический туман и увидели перед собой чистое море без всяких кораблей и погони.
— Ты вся взопрела, — заметила Брис, когда Феликса разобрала свои спицы и проволоку.
— И слава Богине, — хмыкнула та. У нее действительно катились капельки пота по вискам, как будто она бежала марафон. Одно из заклинаний жрицы запустило выделительную систему организма, и тот теперь освобождался от всего, от чего положено освобождаться через пот. — Чувствую себя живее, чем была.
Брисигида не могла не заметить многочисленных перемен в девушке. С тех пор, как Феликса присоединилась к императорскому флоту, Брисигида редко ее видела. До нее постоянно доходили слухи о подвигах подруги: Ферран разгромила пиратский корабль одной только магией, Ферран вытащила терпящий бедствие баркас, Ферран — покорительница штормов… Феликса подралась с офицером. Феликса на спор вышла на дуэль против пятерых императорских гвардейцев и проиграла. Феликса охотилась на медведя с волшебной рогатиной. Феликса здесь, Феликса там — драки, демонстрация силы и бесстрашия, бесконечный вызов всем на свете.
У нынешней Феликсы благоразумия и самосохранения не прибавилось, но Брисигида с возрастающей радостью смотрела на то, как волшебница возится с Диной. Такой Феликсы она еще не видела. Вечно раздраженная, высокомерная, нетерпеливая дворянка демонстрировала образец понимания и заботы. Она спала с девочкой на палубе под навесом, расчесывала ей волосы по утрам, постоянно рассказывала ее родителям, что она научилась делать за день. И никогда, ни разу за все время, не повышала на Дину голос, не выражала недовольства.
Даже сейчас, освободившись от необходимости поддерживать барьер, она позвала Дину, спустилась с ней в каюты, чтобы убрать все ингредиенты заклинания, а потом вернулась на палубу, шутя и смеясь с девочкой. Дина, первые дни не решавшаяся заговорить лишний раз, смеялась вместе с ней, громко и заливисто.
— Никуда он не убежит! — хохоча выкрикнула девочка.
— Нос-то? — подняла брови чародейка. — Если ты будешь держать его сопливым, обязательно убежит. Тебе бы понравилось быть в соплях с головы до ног?
Дина только снова рассмеялась.
— А не будешь мыть голову — волосы сбегут, — с самым серьезным видом продолжила Феликса.
— Это уж точно, — крякнул у румпеля Кистень. — У нас один матрос как-то все плавание башку не мыл, а плавали почти полгода!
— И что? — с улыбкой спросила Дина.
— Облысел! — ответил Кистень. — Правда ему в тот год аккурат пятьдесят стукнуло…
Тут рассмеялись все моряки, да и Брисигида не удержалась от улыбки.
* * *
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Данатосу тяжело давалось морское путешествие. Качку он почти не ощущал, но ограниченное пространство и отсутствие твердой земли под ногами сказывались не лучшим образом. По ночам ему снились кошмары, в которых он бежал по пустыне, а его преследовали песчаные дьяволы — смерчи из пыли, песка и мелких камней. Под утро, бывало, он снова видел землянку посреди тундры с бликами белого огонька под самой крышей. Этот сон был особенным, вещим. Но истолковать его ни он, ни Брисигида так и не сумели.
Днем тревожные мысли тоже не отступали. Он надеялся поговорить с Феликсой наедине, но та все свое время посвящала Дине. Хоть Дани и восхищался юной элементалью, досада из-за невозможности поговорить с волшебницей заставляла его уходить с палубы каждый раз, когда Фель и Дина начинали занятие.
— Все-таки реки мне как-то милее, — пожаловался он как-то Лаэрту. — Куда ни глянь, кругом одно и то же. Хоть бы остров какой мелькнул…
— Я думал, ты вообще ненавидишь воду после той твари, — хмыкнул в ответ шпион. — Помнишь змея-мутанта? Я еще две недели держался подальше от воды. Даже в порт не ходил.
Дани недоверчиво покосился на друга.
— Мне казалось, ты стал избегать портовых кварталов ради Брисигиды, — поджал губы оборотень. — Все-таки порт известен определенным… э-э-э… контингентом. Ну, ты знаешь, о чем я.
— Разумеется, — поспешно согласился Лаэрт. — Ха, из одного заведения ко мне даже посыльного прислали! Спрашивали, не случилось ли со мной чего, — рассмеялся юноша, но тут же поперхнулся под взглядом Дани. — Ты ведь знаешь, я уже давно не завсегдатай борделей. Я верен Брис. Даже несмотря на то, что мои чувства безответны…
— Ладно, ладно, я тебе верю, — поморщился Данатос. Негласный уговор не обсуждать отношения Лаэрта и Брисигиды возник между ними давно. Дани не хотел снова ссориться из-за этого. — Я тоже вспоминал то страшилище из реки. Все-таки оно нас чуть не прикончило. Но сейчас… не знаю. Это какое-то другое чувство.
Лаэрт пожал плечами и приподнял брови. Дани попытался объяснить:
— Я плохо сплю. Я все время боюсь, но не за себя. Я будто замок в осаде. Не справлюсь я, а погибнуть может кто-то другой.
— Так речь о Феликсе, — Лаэрт стукнул по фальшборту и присвистнул. — И как я сразу не понял, брат!
Дани опустил глаза и глубоко вздохнул. Комментировать догадки Лаэрта он не хотел.
— Разве мы уже не делаем все возможное, чтобы помочь ей? — почесал в затылке шпион. — Брис день и ночь следит за ее самочувствием. Все ведь под контролем.
Дани кивнул. Он боялся признаться себе, что дело совсем не в физическом состоянии чародейки.
Несколько мгновений они молча смотрели на волны, пока не послышался глухой ритмичный стук. Протез Кистеня. Войлочная накладка не могла полностью заглушить удары металла о дерево.
— Хорошо плавать с магичками, а? — довольно причмокнул рулевой. — У меня еще ни одно плавание так гладко не шло.
— С такими волшебницами еще никто из нас не путешествовал, — сверкнул зубами Лаэрт. — Да что уж там! С элементалью воздуха даже императоры у нас не ходили.
— Погоди, — насторожился Данатос. — А кто же сейчас у руля?
— А зачем мне там круглые сутки торчать? — хохотнул Кистень. — Нынче курс у нас прямой. Раздал указания рулевым и свободен. Сейчас бы выпить еще! Да капитан больно строгий, — штурман покосился на Акыра, который с суровой миной слушал отчет квартирмейстера.
— Скорее бы уже доплыть, — вздохнул Дани. — Как-то мне на воде неспокойно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ну правильно, ты ж кот! — рассудил Кистень. Лаэрт прыснул.
— Да ну тебя, — возмутился перевертыш. — И ты туда же! Что за нелепые стереотипы! Между прочим, я отлично плаваю.
— Ишь ты, — Кистень окинул его недоверчивым взглядом. — А отлично — это по чьим меркам? У меня вот один кореш был из береговых, тоже говорил, что отлично плавает. По-собачьи…
Лаэрт откровенно расхохотался. Данатос закатил глаза и покачал головой. Обижаться на старого пирата бесполезно — тот попросту не умел иначе разговаривать с людьми. Дани помнил себя вспыльчивым и ранимым юношей. Несколько лет тесной дружбы с Лаэртом сделали его менее уязвимым к насмешкам, хотя гневливый нрав по-прежнему доставлял множество неудобств.