Список Шиндлера - Томас Кенилли

Некоторые из его курьеров были чистыми идеалистами и работали из твердых убеждений. Седлачек, который в конце 1942 года наводил в Кракове справки о Шиндлере, относился именно к этой категории. У него в Вене имелась процветающая стоматологическая практика. Ему было сорок пять, и у него не имелось ровно никакой необходимости доставлять в Польшу саквояжи с двойным дном. Однако он прибыл в Краков со списком имен в кармане, и список этот был составлен в Стамбуле.

Второе имя в списке принадлежало Оскару Шиндлеру.

Это означало, что кто-то – Ицхак Штерн, бизнесмен Гинтер или доктор Александр Биберштейн – сообщил сионистам Палестины это имя.

Так, даже не подозревая об этом, герр Шиндлер обрел звание порядочного человека.

У доктора Седлачека имелся приятель в краковском гарнизоне, его земляк из Вены, который в роли пациента как-то пришел к нему на прием. Это был майор вермахта Франц фон Кораб. В первый же вечер пребывания в Кракове дантист пригласил майора выпить с ним в отеле «Краковия». Прошедший день оставил по себе у Седлачека мрачное впечатление: стоя на берегу над серыми водами Вислы, он смотрел на Подгоже – неприступную крепость, мрачные высокие стены которой были обнесены колючей проволокой. Стоящая над крышами дымка говорила о приближающейся зиме, резкие порывы дождя поливали ворота с восточной стороны гетто, около которых ежился нахохлившийся полицейский…

Когда пришло время идти на встречу с Корабом, Седлачек с облегчением покинул свой наблюдательный пост.

В предместье Вены назойливо ходили слухи, что у фон Кораба была еврейская бабушка. Пациенты порой намекали на это – в пределах рейха сплетни на генеалогические темы были столь же распространены, как и разговоры о погоде. За выпивкой люди совершенно серьезно обсуждали, правда ли, что бабушка Рейнхарда Гейдриха вышла замуж за еврея по фамилии Зюсс. И как-то, поддавшись дружескому расположению и презрев все соображения здравого смысла, фон Кораб признался Седлачеку, что в данном случае слухи соответствуют истине. Это признание было жестом доверия, которое он мог сейчас без опаски вернуть. Поэтому Седлачек расспросил майора о некоторых людях из стамбульского списка. На имя Шиндлера фон Кораб отозвался благосклонным смешком: он знаком с герром Шиндлером и несколько раз обедал с ним. Он обладает внешней привлекательностью, признал майор, и деньги у него не залеживаются. Он куда интереснее, чем старается делать вид. Я могу тут же позвонить и договориться о встрече, предложил майор фон Кораб.

В десять часов следующего утра они появились в конторе «Эмалии». Шиндлер вежливо принял Седлачека, но выжидающе посмотрел на майора фон Кораба, оценивая, насколько тот доверяет дантисту. Спустя некоторое время Оскар стал относиться к новому знакомому с большей симпатией, и майор, извинившись, отклонил приглашение остаться на чашку кофе.

– Очень хорошо, – сказал Седлачек, когда Кораб покинул их, – теперь я вам изложу, с чем прибыл.

Он не стал упоминать ни о доставленных им деньгах, ни о перспективе получения вознаграждений в наличных деньгах из средств Еврейского объединенного распределительного комитета доверенными лицами в Польше. Пока что дантист хотел узнать лишь, что герру Шиндлеру известно о судьбах польского еврейства во время войны.

Едва только гость стал задавать вопросы, Шиндлер замялся, и Седлачек предположил, что сейчас он услышит отказ продолжить беседу. Всего на производстве у Шиндлера работало 550 евреев, за которых он вносил СС арендную плату. Инспекция по делам вооруженных сил гарантировала таким людям, как Шиндлер, неизменность заключенных с ним контрактов; СС обещала, что и в будущем будет поставлять ему рабскую силу, не дороже 7,5 рейхсмарки за душу в день. Так что было бы неудивительно, если бы он, откинувшись на спинку кожаного кресла, изобразил бы полное непонимание.

Но Шиндлер этого не сделал.

– Проблема существует, герр Седлачек, – проворчал он. – И вот в чем она заключается: то, что в этой стране делают с людьми, превышает всякое воображение…

– Вы хотите сказать, – уточнил Седлачек, – что мои доверители просто не поверят вам?

– Поскольку я и сам с трудом верю себе, – сказал Шиндлер.

Поднявшись, он подошел к бару, наполнил две рюмки коньяком и протянул одну доктору Седлачеку. Вернувшись на свое место с рюмкой в руке, он сделал глоток, нахмурился, прислушиваясь к чему-то, на цыпочках подошел к дверям и резко распахнул их, как бы намереваясь поймать того, кто подслушивал. Несколько мгновений он стоял, застыв в дверном проеме. Седлачек услышал, как он спокойно обратился к секретарше с вопросом о каких-то счетах-фактурах. Через несколько минут он закрыл за собой дверь, сел за стол и, сделав еще один основательный глоток, стал рассказывать.

Да, в небольшом кругу друзей Седлачека, в его венском антинацистском клубе, не имели ни малейшего представления о том, что преследование евреев носит столь продуманный, систематический и организованный характер! Истории, которые поведал ему Шиндлер, поражали не только с моральной точки зрения: просто невозможно было поверить, что, напрягая все силы в отчаянных военных сражениях, национал-социалисты могли предназначить тысячи людей, драгоценную пропускную способность железных дорог, огромные объемы грузовых перевозок, построить дорогостоящие инженерные сооружения, бросить последние силы ученых на научно-исследовательские разработки, создать чиновничий аппарат и арсеналы автоматического оружия с огромными запасами боеприпасов – и все это для одной цели: истребления человеческого поголовья, которое не имело ни военного, ни экономического значения, а только психологическое.

Доктор Седлачек ожидал услышать просто рассказы о голоде, об экономическом разорении, о погромах или насилии над собственниками – привычные в истории вещи.

Но услышал нечто гораздо более страшное…

Отчет Шиндлера о событиях в Польше окончательно сформировал у Седлачека представление о нем как о человеке. Как бизнесмена оккупационный режим более чем устраивал его: вот он, сидит себе в сердце своей собственной маленькой империи с бокалом коньяка в руке! Однако спокойный внешне, он клокочет от неудержимого внутреннего гнева. Шиндлер оказался в положении человека, который счел для себя невозможным и неприемлемым отворачиваться от самого худшего.

И чувствовалось, что он не преувеличивает излагаемые факты.

– Если мне удастся организовать вам визу, – спросил Седлачек, – согласитесь ли вы прибыть в Будапешт и изложить свой рассказ моим доверителям и кое-кому еще?

Какую-то секунду Шиндлер не смог скрыть удивления.

– Вы же сами можете написать отчет, – сказал он. – И конечно же, такого рода информация поступает к вам из других источников.

Увы, нет, сказал ему Седлачек. Тут важен ваш личный взгляд, подробности историй и тому подобное. Нет исчерпывающего представления. Вы нужны в Будапеште, повторил Седлачек. Но должен вас предупредить, что путешествие будет не из приятных.

– Вы хотите сказать, – спросил Шиндлер, – что мне придется перебираться через границу пешком?

– Не так страшно, – заверил его дантист. – Возможно, вам придется ехать на товарном поезде…

– Я приеду, – сказал Оскар Шиндлер.

Доктор Седлачек осведомился у него об остальных именах из стамбульского списка. Вот, например, возглавляющий его некий зубной врач из Кракова. Дантисту, как правило, нанести визит без подозрений проще простого, сказал Седлачек, потому что у любого человека на земле есть как минимум одно дупло в зубе. Нет, сказал Шиндлер, не стоит идти к этому врачу – он уже привлек внимание СС.

Прежде чем оставить Краков и вернуться в Будапешт, к Шпрингману, доктор Седлачек еще раз встретился с Шиндлером. В кабинете Оскара на ДЭФ он выложил едва ли не всю валюту, которую вручил ему Шпрингман для поездки в Польшу. Тут был определенный риск: учитывая гедонистские наклонности Шиндлера, можно было предположить, что он способен спустить эти средства на черном рынке на покупку драгоценностей. Но ни Шпрингман, ни кто-то еще в Стамбуле не требовал никаких гарантий. Надежды произвести позже аудиторскую проверку у них все равно не было.

Необходимо отметить, что в данном случае Оскар повел себя безупречно и через своих связных передал всю наличность в еврейскую общину, чтобы они потратили ее, как сочтут нужным.

Мордехай Вулкан, которому, как и госпоже Дрезнер, довелось в свое время познакомиться с герром Оскаром Шиндлером, по профессии был ювелиром. В конце года его посетил один из работников политического отдела службы порядка Спиры.

Беспокоиться не стоит, сказал он ювелиру.

В прошлом году Мордехая прихватила OD за торговлю валютой на черном рынке. Когда он отказался быть агентом Бюро контроля валютных операций, его избили в СС, и госпоже Вулкан пришлось нанести визит вахтмейстеру Беку в управление полиции гетто, чтобы дать взятку за его освобождение.