Генерал Деникин - Дмитрий Лехович

«Отвратительно, доложу я вам,-закончил свой рассказ Савинков. - Царей можно убивать, но даже с мундиром мертвых царей нельзя фамильярничать!»

Для русского революционера, да еще со стажем Савинкова, такая фраза звучала совершенно необычайно! Весьма возможно, что в своей неоформленной политической философии социалист Савинков действительно оказался предшественником других социалистов, которые через несколько лет основали движение, вошедшее в историю под названием фашизма.

В беседе с близкими людьми Савинков говорил о Совете и о «товарищах»с «таким отвращением, как будто бы глотал какую-то кислую мерзость».

И в этом месте мы предоставим слово Ф. А. Степуну:

«Одинокий эгоцентрик, политик громадной, но не гибкой воли, привыкший в качестве главы террористической организации брать всю ответственность на себя, прирожденный заговорщик и диктатор, склонный к преувеличению своей власти над людьми, Савинков не столько стремился к внутреннему сближению Корнилова, которого он любил, с Керенским, которого он презирал, сколько к их использованию в задуманной им политической игре, дабы не сказать интриге».

С этой оценкой Савинкова сходится и мнение генерала Деникина.

За тридцать лет до Степуна он дал Савинкову следующую характеристику;

«Сильный, жестокий, чуждый каких бы то ни было сдерживающих начал «условной морали», презиравший и Временное правительство и Керенского, в интересах целесообразности, по своему понимаемых, поддерживающий правительство, но готовый каждую минуту смести его - он видел в Корнилове лишь орудие борьбы для достижения сильной революционной власти, в которой ему должно было принадлежать первенствующее значение».

Нет сомнения, что Савинков наметил Корнилова именно на роль «могучего тарана», дабы пробить брешь в заколдованном круге всяких Советов и комитетов, облепивших правительство. А чтобы провести эту операцию по возможности безболезненно, он хотел ввести Корнилова во Временное правительство, затем образовать директорию из Керенского, Корнилова и самого себя.

В разговорах со Степуном он говорил, «что обойтись без Керенского нельзя, не скрывая, однако, своей боязни, что Керенский при новом положении будет большой помехой энергичному и последовательному проведению необходимых мероприятий».

Чего Савинков не говорил, но можно предполагать, что он это обдумал: при первой возможности сократить число участников директории путем устранения Керенского и, предоставив генералу Корнилову чисто военную сферу, самому стать во главе руководства жизнью страны.

«Для меня не подлежит сомнению, - писал Степун, - что, ведя с Главнокомандующим переговоры о преобразовании власти, Савинков превышал свои полномочия как заместителя Керенского по военному министерству и тем вводил Корнилова в заблуждение в отношении истинных намерений и настроений Керенского». По мнению Ф. А. Степуна, интрига Савинкова заключалась не в совместном с Корниловым заговоре против Керенского, «но в смысле насильнической попытки во что бы то ни стало своею волею и по своему плану связать Керенского с Корниловым».

Савинков вел очень сложную игру, и как бы осторожно ни относился к нему Верховный Главнокомандующий, он все же создал у Корнилова уверенность, что его планы о переменах в Петрограде имеют полное сочувствие и одобрение Керенского.

20 августа Савинков добился согласия Керенского на посылку в Петроград 3-го конного корпуса, с прибытием которого в столицу связывалось объявление Петрограда и окрестностей на военном положении. Конечной целью этого шага была борьба с большевиками.

24 августа Савинков приехал в Ставку вместе с полковником Барановским - братом жены Керенского и начальником его военного кабинета. Поездка была связана с окончательным оформлением намеченной задачи.

Протокол переговоров управляющего Военным министерством Савинкова с Верховным Главнокомандующим генералом Корниловым был составлен тогда же в Ставке. Копия его находится в архиве Колумбийского университета. Вот выдержки из этого протокола:

«Разговор Савинкова с генералом Корниловым касался установления тесных отношений между генералом Корниловым и министром-председателем Керенским, так как Савинков считал, что оба эти лица, будучи вождями различных партий, должны работать рука об руку… Сначала обсуждался вопрос о комитетах и комиссарах, причем Савинков и Филоненко (комиссар при Верховном Главнокомандующем) высказывались против Главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Деникина, который не может наладить отношения с комиссарами и комитетами, и высказывали опасение, что если во главе фронтов будут стоять такие генералы, то трудно установить дружную работу и это будет отражаться на состоянии войск.

Генерал Корнилов и генерал Лукомский (начальник штаба Верховного Главнокомандующего) горячо восстали против возможности легко убирать отличных боевых генералов из-за того, что у них являются иногда шероховатости в работе с комитетами и комиссарами…

…Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, почти дословно сказал следующее: «Таким образом, Лавр Георгиевич, ваши требования будут удовлетворены Временным правительством в ближайшие дни, но при этом правительство опасается, что в Петрограде могут возникнуть серьезные осложнения. Вам, конечно, известно, что примерно 28 или 29 августа в Петрограде ожидается серьезное выступление большевиков. Опубликование ваших требований, проводимых через Временное правительство, конечно, послужит толчком для выступления большевиков, если последнее почему-либо задержалось. Хотя в нашем распоряжении и достаточно войск, но на них мы вполне рассчитывать не можем. Тем более что еще неизвестно, как к новому закону отнесется Совет рабочих и солдатских депутатов. Последний также может оказаться против правительства, и тогда мы рассчитывать на наши войска не можем. Поэтому прошу вас отдать распоряжение о том, чтобы 3-й конный корпус был к концу августа подтянут к Петрограду и предоставлен в распоряжение Временного правительства.

В случае, если кроме большевиков выступят и члены Совета рабочих и солдатских депутатов, то нам придется действовать и против них. Я только прошу вас во главе 3-го конного корпуса не присылать генерала Крымова, который для нас не особенно желателен. Он очень хороший боевой генерал, но вряд ли пригоден для таких операций…»

…Затем Савинков вновь вернулся к вопросу о возможном подавлении при участии 3-го конного корпуса выступления в Петрограде большевиков и Совета рабочих и солдатских депутатов, если последний пойдет против Временного правительства. При этом Савинков сказал, что действия должны быть самые решительные и беспощадные.

На это генерал Корнилов ответил, что он иных действий и не понимает, что инструкции будут даны соответственные и что он вообще к вопросу употребления войск при подавлении беспорядков относится серьезно и уже им отдавалось приказание о предании суду тех начальников, которые допускают стрельбу в воздух. Что и в данном случае, раз будет выступление большевиков и Совета рабочих и солдатских депутатов, то таковое же будет подавлено со всей энергией.

Полковник Барановский, стоявший около стола, со своей стороны прибавил: «Конечно, необходимо действовать самым решительным образом и ударить так, чтобы это почувствовала вся Россия».

После этого Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, сказал, что необходимо, дабы не вышло недоразумения и чтобы не вызвать выступления большевиков раньше времени, предварительно сосредоточить к Петрограду конный корпус, затем к этому времени объявить Петроградское военное губернаторство на военном положении и -объявить новый закон, устанавливающий целый ряд ограничений.

Дабы Временное правительство точно знало, когда надо объявить Петроградское военное губернаторство на военном положении и когда опубликовать новый закон, надо, чтобы генерал Корнилов точно протелеграфировал ему, Савинкову, о времени, когда корпус подойдет к Петрограду».

Подлинник протоколабыл подписан генералами Корниловым, Лукомским и Романовским.

После визита Савинкова у генерала Корнилова появилось чувство большого облегчения. Шаги, предпринятые Ставкой без ведома правительства, вдруг так удачно получили не только санкцию, но и живейшее одобрение министра-председателя и управляющего военным министерством. Вопрос о «легальности»корниловских действий казался почти урегулированным.

Но тут произошло событие, перемешавшее все карты. 22 августа в Зимний дворец к Керенскому явился дружески расположенный к нему Владимир Николаевич Львов. Ни родства, ни свойства у него с князем Г. Е. Львовым не было. Не было и княжеского титула. Член Государственной думы, обер-прокурор Святейшего Синода в первом и втором составе Временного правительства, человек честный, морально чистый, идеалист, но фантазер с репутацией большого путаника, с умом очень ограниченным и сумбурным. Он чувствовал, как и большинство русских либералов того времени, необходимость установить в стране твердую власть. С этой целью он и хотел сделать все возможное, чтобы впрячь «слабого»Керенского и «твердого» Корнилова в одну колесницу, которая - совместными усилиями этих двух людей - вывезла бы Россию из революционных ухабов на прочную дорогу государственного строительства.