Роль музеев в информационном обеспечении исторической науки - Сборник статей

Кризис «большой теории» проявил себя в плюрализме концепций, этическом релятивизме подходов, критической ревизии, казалось бы, давно устоявшихся представлений о тех или иных ключевых событиях истории страны и мира. Это обстоятельство создало определенные проблемы для отечественной исторической науки, но открыло музеям новые перспективы развития, «легитимировало» их право предъявлять обществу собственное видение событий прошлого, авторскую картину истории. Такая картина может оказаться далекой от академических канонов, но широко востребованной социумами, в экосистеме которых обитает тот или иной музей.

В современном мире музей больше не ограничивается фиксацией достигнутого уровня общественного сознания; он сам становится явлением культуры, создающим и транслирующим новые смыслы. Как отмечают специалисты, «еще недавно качество музейных экспозиций определялось их соответствием традиционным научным схемам, сфокусированным на музейных предметах и коллекциях, а теперь музей видит ценностные ориентиры в новизне, оригинальности интерпретации музейного собрания, создаваемые экспозиции и выставки, культурно-образовательные проекты становятся результатом как научного изучения, так и индивидуального творческого поиска» [Мастеница, 2005. С. 139].

Таким образом, современные музеи обретают собственный голос, а их собрания становятся неисчерпаемым источником многообразных нарративов, репрезентуемых в экспозициях и различных культурных событиях.

Но именно перенос акцента на оригинальность авторской интерпретации, возрастающая «нарративизация» гуманитарного знания, которая практически поставила знак равенства между работой историка и романиста, стали одной из причин кризиса исторической науки, поскольку, как писал французский философ-постмодернист и теоретик литературы Ж. – Ф. Лиотар, нарративное знание «не придает большого значения вопросу своей легитимации» [Лиотар, 1998. С. 69]. Научный анализ, исследование истории заменяется рассказом об истории (History vs Story). В результате проблема соотношения объективности и нарративности исторического знания стала одной из ключевых методологических проблем исторической науки в конце XX – начале XXI в. [Ruesen, 1996; Noiriel, 1999; Яник, 2015].

Однако, как уже отмечалось, в отличие от историков, «право на нарратив» дало музеям мощный толчок к обретению нового смысла существования. Музеи в диалогах с аудиторией не анализируют историю, они ее рассказывают. С одной стороны, такой подход дает невиданную свободу для творчества, поскольку всякий качественно выстроенный нарратив интересен и убедителен сам по себе и приобретает в людском восприятии силу научной аксиомы, не требующей специальных доказательств. С другой стороны, возрастает социальная ответственность музеев, поскольку, презентуя обществу оригинальные нарративы об истории, они тем самым творят современные мифы, которые обладают несравнимо большей «проникающей способностью» и устойчивостью, чем сухое научное знание.

В культурологическом смысле констатация того факта, что современные музеи занимаются мифотворчеством, не несет с собой отрицательных коннотаций (тем более если «производство» мифов осуществляется профессионально и на хорошей научной основе). Миф не есть фикция или противопоставление некой научной «правде». Миф – это особая форма отражения действительности. Как известно, мифологическое знание представляет собой нерасчлененное единство рационального и эмоционального отражения действительности. Мифологическое сознание осваивает действительность не на основе выяснения причинно-следственных связей, а путем художественно-образного описания природных и социальных процессов, путем создания нарративов. Использование мифологических объясняющих конструкций и личностно окрашенных нарративов характерно для всех периодов истории, но особенно масштабно этот феномен развивается сегодня – в эпоху интернет-революции, когда не только «уполномоченные на то» институты, но и каждый пользователь становится творцом историй, чья авторская интерпретация фактов имеет законное право на существование. Этот подход оказывается особенно востребован в эпоху масштабных трансформаций, когда поток событий значительно превосходит аналитические способности не только отдельного человека, но и общественных и гуманитарных наук в целом, а значит, эмоциональный рассказ очевидца становится одним из способов осознания действительности.

Таким образом, нарративизация истории, ставшая вызовом для академической науки, позитивно сказалась на развитии музеев, стимулировала процессы их более тесной интеграции с социумом. В частности, музеи оказались востребованы в качестве институтов, помогающих обществу интерпретировать и осваивать культурное наследие, решать сложные вопросы социальной адаптации и культурной идентификации [Мастеница, 2005. С. 140].

Очевидно, что процессы социальной экспансии музеев тесно связаны с их выходом в цифровое пространство. Оцифровка музейных ресурсов – давний процесс, который имеет собственную историю не только за рубежом, но и в России. Активное развитие цифровых музейных проектов происходит в последние годы в рамках реализации Указа Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 г. № 597 «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики» и государственной программы «Информационное общество (2011–2020 годы)». Результаты этой работы на сегодняшний день оцениваются противоречиво. Но если одни специалисты бьют тревогу, полагая, что в нашей стране до сих пор «не только не создана инфраструктура, необходимая для сбора и сохранения цифровой информации и цифрового культурного наследия, но зачастую даже нет понимания, что ее необходимо создавать, не сформирована сама философия долговременного сохранения цифровой информации; нет ни нормативной правовой базы, ни выстроенной политики, реализация которой вела бы к созданию такой базы» [Проблемы сохранения цифровой информации…, 2014], то другие достаточно спокойно оценивают ход событий, считая существующие проблемы нормальными для периода роста и поиска новых решений [Толстая, 2014; Миловзорова, 2014].

Впрочем, в условиях чрезвычайно быстрой смены технологических решений некоторая «задержка на старте» порой оказывается полезной, поскольку позволяет избежать расходов на проекты, которые очень быстро оказываются морально устаревшими. Кроме того, относительное отставание России в работе по цифровизации музеев, архивов и библиотек позволяет нашим специалистам своевременно учесть опыт чужих ошибок. Например, за рубежом многие музеи не первый год размышляют над тем, что им делать с уже оцифрованными фондами. Прежний энтузиазм по поводу перспектив использования высокоинтеллектуальных технологических решений в области сохранения историко-культурного наследия сменился более критичным подходом в связи с необходимостью соотносить ресурсоемкость проектов с общественной полезностью полученных результатов. В частности, все чаще становятся предметом критического переосмысления цели и задачи проектов, связанных с реализацией трехмерных цифровых моделей исторических памятников и артефактов, разного рода 3D-реконструкций, поскольку созданные огромным трудом результаты не привлекают массового внимания общественности, да и самих коллег по научному цеху. Безупречно выполненные цифровые модели исторических артефактов нередко разделяют судьбу своих материальных прототипов из музейных запасников, куда никогда не заглядывает публика. В современном мире, где одним из ключевых приоритетов является эффективность расходования ресурсов и подотчетность всех институтов, использующих средства налогоплательщиков, обществу, вопрос об общественной полезности созданных учеными цифровых ресурсов, об их вкладе в решение тех или иных общественно значимых проблем становится одним из наиболее актуальных. Решение этой задачи – дорога с двусторонним движением. С одной стороны, необходимо продолжать вкладывать силы и средства в поддержание и развитие информационно-коммуникационных сетей и интернет-ресурсов (чтобы ресурсами пользовались, они должны, как минимум, существовать). С другой стороны, разработчики должны учитывать, что в современных условиях «полезность» любого научного результата уже не представляется для общественного мнения аксиомой. Какие бы убедительные аргументы ни приводили ученые в пользу важности того или иного цифрового проекта, он не привлечет внимания аудитории, если принцип «ориентации на пользователя» и «полезного влияния» (англ. impact) не будет изначально заложен в перечень приоритетных задач. С этой точки зрения институционально оформленный интерес историков к музейным ресурсам мог бы стать одним из источников творческих идей в части полезного использования виртуальных музейных хранилищ.