Семья Усамы бен Ладена - Наджва бен Ладен

Но мы подумали, что нам, возможно, удастся позже улизнуть из дома и познакомиться с этими забавными ребятами. Мы не знали, что отец дал особые указания охране, чтобы нас и близко к ним не подпускали.

Как-то днем, спустя несколько недель после Хэллоуина, мы увидели, как христианские дети вышли поиграть на улицу. Мы решили, что момент настал. И помчались на улицу в надежде познакомиться с ними. Но как только приблизились к ним, один из вооруженных охранников отца побежал в нашу сторону с таким враждебным видом, что мы в страхе ретировались. Охранник орал на нас таким злобным и жутким голосом, какого мы еще ни разу не слышали:

— Сейчас же вернитесь в дом! Вам запрещено это делать! Вернитесь в дом немедленно!

Он так разъярился, что, казалось, готов был выстрелить в нас. Люди отца вели себя как сумасшедшие, когда речь шла о том, чтобы угодить их «принцу». Так что я не удивился бы, начни он палить.

Нам не удалось воспользоваться случаем. Мы помчались к себе домой, а христиане к себе. Позже нам сказали, что мы чуть не совершили двойное нарушение строжайшего запрета, ведь нам не разрешалось играть ни с девочками, ни с христианами — никогда и ни за что.

Вот так-то!

Вскоре после нашего переезда в Судан семью ожидало настоящее потрясение. Тетя Хадиджа уехала из Хартума и вернулась в Саудовскую Аравию. Она всегда была доброй по отношению ко всем детям мужа. Но самым большим разочарованием для меня стало то, что ее сын Али уехал вместе с ней. Зная традиционалистские взгляды отца, я этому весьма удивился, ведь многие верующие настаивают на том, чтобы дети оставались с ними после развода, независимо от того, сколько им лет. Тете Хадидже повезло, что она получила опекунство над своими детьми, в особенности над сыновьями — Али и Амером.

Я был всего лишь ребенком и не знал, каковы их личные причины для развода, хотя много над этим размышлял. Возможно, взгляды отца стали чересчур радикальными для тети Хадиджи. Я был слишком юн, чтобы в полной мере осознавать опасности, связанные с его бескомпромиссностью и воинственной манерой поведения, но уверен, что взрослые жены отца понимали это куда лучше, в особенности тетя Хадиджа, она ведь была образованной женщиной.

Вероятно, она ушла потому, что ей не доставляли удовольствия поездки в пустыню и ночи, проведенные в яме, вырытой в земле — тем более что она не видела в этом смысла. Или она устала от заточения в собственном доме, не имея возможности поехать за покупками и навестить подруг. Ее единственными собеседницами были моя мать и другие жены отца. В общем, много имелось причин, которые могли побудить ее просить развода и уехать из Судана.

После ее отъезда отец стал вести себя так, словно ее никогда не существовало, хотя многое изменилось с ее исчезновением. Нам, детям, конечно, было проще свыкнуться с отсутствием тети Хадиджи, но мы очень скучали по Али. Мы ведь играли вместе много лет, и нас всегда учили быть преданными друзьями своим сводным братьям.

Али был старшим сыном тети Хадиджи и считался достаточно взрослым, чтобы навещать своего отца. Но он приехал в Судан всего один раз — примерно через год после развода, — и его визит был очень коротким. Мы все чувствовали какую-то неловкость. Больше он не приезжал. И ни разу не навестил нас в Афганистане.

Но мы были жизнерадостными мальчиками, энергия в нас била ключом, так что вскоре мы привыкли к переменам. После того как отец запретил нам возиться с голубями, мы непрерывно искали, чем себя занять. Всего в нескольких минутах ходьбы от нашего дома протекал Нил, и нам отчаянно хотелось сходить на реку поплавать. К нашему удивлению и радости, отцу понравилась эта идея — он даже решил нас сопровождать. Кто мог подумать, что он тоже любил плавать!

Извиваясь, словно змейка, Нил протекал через весь Хартум и всю страну. Он казался совсем узким, но впечатление было обманчивым. Мы с братьями наперегонки бежали к реке и ныряли в темные воды, а потом плыли на другой берег.

Течение было сильным, а расстояние оказывалось куда больше, чем представлялось издалека.

Но никто из нас не признавался, что нам страшно, так что постепенно мы стали превосходными пловцами и, к счастью, избежали серьезных проблем. Однако же один из друзей отца чуть не утонул в этой реке. В тот день мы все пошли поплавать, и вдруг этот глупец со всего маху прыгнул в воду, словно подросток. Пока мы поняли, что произошло, сильное течение уже подхватило его и стало уносить все дальше от берега. Мы стали кричать и звать на помощь отца. Никто из нас не смог догнать несчастного. Последнее, что мы видели, — как он бьется в панике: его голова болталась вверх-вниз, а руки бессильно молотили по воде. Когда он исчез из виду, мы подумали, что Нил станет его могилой. Но нас ожидало вскоре радостное известие: какие-то местные рыбаки подобрали беднягу ниже по течению, заметив, как отчаянно он бултыхался в воде и звал на помощь. Они были так добры, что привезли его назад. Мы счастливо улыбались, увидев его живым и невредимым. А мой суровый отец сказал, что он вел себя как дурак, и посоветовал:

— Держись подальше от Нила.

Уверен, что тот последовал совету.

Отец даже позволял нам брать с собой наших лошадей и купать их в Ниле, помогая им спастись от невыносимой жары. Друзья отца любили цепляться за хвосты лошадей и вместе с ними переплывать Нил. А иногда отец приказывал отводить скот на берег для купания, и мы совершали прогулку на спинах быков и плескались с ними в прохладной воде. Похоже, наши коровы любили Нил так же сильно, как мы.

Один забавный случай произошел, когда отец велел своему работнику-египтянину смастерить лодку. Навыки строительства лодок оказались у этого бедняги куда хуже того, что ожидал отец, и сделанная им лодка была сплошным разочарованием. Лодочник заявлял, что покрыл корпус лодки специальным составом, который позволит ей двигаться быстрее, и, похоже, он не соврал. В тот же день, как ее спустили на воду, выяснилось, что ею невозможно управлять — она крутилась сначала в одну сторону, потом в другую, пока наконец с дикой скоростью не устремилась вперед, накренившись на нос.

Мой отец настоял на том, чтобы управлять лодкой самостоятельно. И мы изумленно наблюдали, как она со страшной скоростью уносит отца вниз по течению. Обеспокоенные люди отца стали отчаянно хлопать ладонями по воде и кричать:

— Принц в беде! Принц в беде!

Кто-то из людей отца побежал к соседу, которого звали Усама Дауд — у него был очень быстрый катер. К счастью, тот находился дома и быстро пустился в погоню. Вскоре он поравнялся с лодкой отца и привязал ее к своей, чтобы отбуксировать назад. Помню, я стоял на берегу, ожидая их возвращения, и был сильно удивлен, увидев, что отец, сгоравший от стыда из-за утраты контроля над лодкой, спрыгнул с лодки в воду, чтобы спрятаться. Он держался за борт и плыл, скрывая лицо от окружающих — не хотел, чтобы кто-нибудь видел его унижение. При всем своем влиянии и богатстве отец был зачастую чрезмерно чувствителен.

Он привык быть номером один во всем, что делал. Отец был самым искусным наездником, самым лучшим водителем, самым выносливым гребцом, самым быстрым бегуном, самым метким стрелком. И он не мог вынести мысли, что выглядит глупо. С того дня он запретил своим сыновьям и служащим вспоминать случай с лодкой. Мне сказали, что он подарил ее какому-то суданцу, который просто оказался поблизости. Боюсь, этот бедняга совершил на ней немало диких гонок.

Иногда мы возвращались к берегам Нила после наступления темноты. Плавать в реке при свете звезд было просто волшебным ощущением. Доведя себя до изнеможения, мы переворачивались на спину и восхищенно смотрели в небо, наблюдая, как сияющая луна медленно ползет по его темной глади. Отблески луны в древних водах Нила были одним из самых прекрасных зрелищ, которые мне довелось увидеть в жизни.

Абдулла любил Нил сильнее всех своих братьев. Много раз я видел, как он сидит на берегу и взгляд его мечтательно устремлен вдаль.

Абдулла на пять лет меня старше, и мы совсем не похожи внешне. Он ростом около шести футов, стройный, с темными непослушными волосами и смуглой кожей. Как и его братья, он всегда был очень серьезным. В любом деле никто не мог состязаться с ним в выносливости. В первое время нашего пребывания в Хартуме Абдулла, первенец моих родителей, должен был нести ответственность за поведение младших братьев и сестер. Так принято в исламском мире: старшего сына все уважают, он считается главой семьи, когда отец в отъезде. Конечно, пока Абдулла был еще маленьким — в те годы, когда мы жили в Саудовской Аравии — если отец находился вдали от дома, сражаясь за свободу Афганистана, то о нас заботились его шоферы и служащие. Но к моменту нашего переезда в Судан Абдулле уже исполнилось пятнадцать, он был почти мужчиной. И хотя отец держал большое количество охранников, присматривавших за нашим домом и владениями в Аль-Рияд Вилладж, родители поручили Абдулле следить за нашим поведением. Однако если отец ждал, что Абдулла станет подражать его действиям, то был жестоко разочарован. Из Абдуллы вышел слишком мягкий надзиратель, ведь он был полной противоположностью отца. Наш отец вел себя спокойно и говорил тихим голосом, но его терпение держалось на тоненьком волоске. Его легко было разозлить, и в одно мгновение он мог впасть в неистовство. Абдулла же был терпеливым и добрым и своим спокойствием поощрял своих братьев на самые безрассудные поступки. Уверен, что мы часто вызывали у него раздражение, но какие бы глупости ни совершали, не помню, чтобы Абдулла хоть раз выразил недовольство младшими братьями.