Кирасир. Двуглавый Орёл против турецких стервятников - Василий Панфилов

Сколько он зарубил врагов? Да не слишком много по его меркам – десятка полтора… Всё, теперь пришло время действовать как командиру, а не как бравому рубаке.

Стряхнув кровь с клинков и вытерев подобранной шапкой, Вольгаст засунул одну из сабель в ножны и оглядел поле боя… Да нормально, даже командовать особо и не надо… Отменное личное и командное мастерство сделали своё дело, и всего через несколько минут большая часть примерно трёхтысячного отряда крымчаков была уничтожена. Свои потери… Визуально явно немного.

Часть «недобитков» принялась удирать назад – туда, где продолжали греметь выстрелы и слышался шум битвы. Догонять не стали, просто проехали сквозь гору трупов и снова принялись выстраиваться для атаки.

– Раненые! – И кавалеристы принялись осматривать себя и соседей на предмет повреждений. Звучит странно, но… В горячке битвы частенько не замечают резаную рану. А потом поздно – человек успевает потерять много крови и часто – летально.

Сделав передышку минуты три, перевязались и доложились:

– Убитых трое, да раненых четырнадцать[58] – из тех, что серьёзно пострадали.

– Рысью! – Командует аншеф, и полки в боевом порядке едут в сторону обоза. Уланы и калмыки уже обратили в бегство татар, вырубив едва ли не половину. Сейчас пришло время замкнуть кольцо.

Крымчаки окончательно теряются – обозники продолжают их обстреливать, да кавалерия с двух сторон… Вместо попытки собраться в кулак… Ну или хотя бы рассыпаться на крохотные отрядики, они мечутся по полю с воем и визгом. Паника окончательная – многие слезают с коней и опускаются на колени, принимая позу покорности – страшно, это не с русскими крестьянами воевать…

В этот раз Грифич не поехал впереди – особого смысла не было. Это получилась уже не атака, а какая-то методичная рубка отдельных отрядов. Пару раз на него вылетали татары с совершенно дикими глазами, но «Волки» просто отстреливали их из пистолей и карабинов, не вступая в сабельную схватку.

– Бах! – И очередной степняк летит с коня, кувыркаясь.

– Бах! – Татарин с окровавленным лицом получает пулю в лицо. Пуля сносит всю верхнюю часть головы, но убитый не падает, и некоторое время конь продолжает скакать с этакой чудовищной вариацией «Всадника без головы»…

Часть врагов ушла, но незначительная – кони улан были пусть и не столь выносливыми, но куда более резвыми, так что если кому и удалось затеряться, то явно немногим… Калмыки же тем временем рассредоточились и по сигналу Аюки принялись уничтожать коленопреклонённых врагов. Что интересно, попыток сопротивления почти не было, у крымчаков как будто удалили позвоночник. Они покорно стояли на коленях и ждали, пока дойдёт их очередь…

Жалость? Да ни капельки – пусть набеги на Русь и стали достаточно редкими, но всё ещё случались – и попаданец как-то наткнулся на освобождённых из недавнего плена русских крестьян… Зрелище было жёстким даже для бывалого вояки – особенно зарубленные похитителями после начала погони старики и дети, которые не могли бежать в нужном темпе[59].

Всего погибло около пятидесяти русских… Калмыков он тоже причислил к русским воинам – на одной стороне сражались. У рюгенских кирасир потерь не было вовсе, «Варяг» умер всего один, да двое внушали опасения, трое погибших у драгун, ну а большая часть потерь – калмыки. Пусть как вояки они были классом повыше крымчаков, но всё-таки лошадки мелковаты, вот и… Среди улан погибло семеро. Обозники были ранены буквально все, но убитых было всего четверо – от самых опасных стрел спасли те самые вязанки хвороста и другие приспособления, хотя зацепило всех, да многих и не по одному разу.

Победителям досталось больше двадцати тысяч лошадей – основная часть крымчаков шла с запасными конями. Вот только куда девать их… Степняцкие лошадки для крестьянских хозяйств не годились и шли разве что на мясо, да всевозможным союзникам вроде калмыков и башкир. Сабли у большинства убитых были откровенно низкого качества… Так что по деньгам получилось небогато.

Зато почти двенадцать тысяч крымских татар остались лежать на земле…

Глава 11

– Даа, – с оттенком зависти протянул Павел, – хорошая битва вышла.

– Ничего хорошего, – поморщился бесцеремонно развалившийся на ковре Тимоня – сидели «без чинов», а денщик давно уже стал «своим» даже для Наследника.

– Ничего хорошего, – повторил он, – обычная бойня. Это как… работа, что ли. Куража никакого, только кровища и вонища.

Цесаревич покосился на Наставника, и тот кивнул:

– Всё верно – татары не тот противник. Если бы у них была возможность для маневра – да, кровушки могли попить, особенно ежели в степи. А тут… Сам видел – наши кони насколько выше да тяжелее, да выучка.

– Всё равно, – вздохнул подросток, – битва была.

– Тю! – удивился Потёмкин, – это разве битва? Тебе же сказали – бойня. Ты вон за эти недели успел в перестрелках поучаствовать, да схлестнулся пару раз на клинках с поляками (гвардеец умолчал, что страховали Наследника в эти моменты так…), так там действительно опасно было, а тут…

– Мой! – заорал Павел, поворачивая коня на богато одетого конфедерата, отряд которых повстречался русскому разъезду.

Потёмкин спорить не стал, но быстро подал сигналы остальным членам отряда – прикрывать Наследника. Уровень конфедератов как бойцов был достаточно высок, но в отряде Павла по вполне понятным причинам собрались только бойцы высочайшего класса.

Нельзя сказать, чтобы подростку не грозила опасность, сабельный бой – штука непредсказуемая, и одна маленькая оплошность может стоить жизни. Недовернул руку, слишком сильно подал коленом коня, попалась сусличья нора под копыта…

Битва быстро приняла индивидуальный характер – на первый взгляд. В реальности русские воины скорее играли с поляками, весьма умело выстроившись в грамотный боевой порядок, выглядевший хаотичным только на первый взгляд.

– Дзанг! – И Григорий Потёмкин ленивым движением отбивает карабеллу седоусого поляка с красным от длительного употребления алкоголя лицом и носом с характерными прожилками.

– Пся крев! – визгливо орёт тот и начинает размахивать клинком с удвоенной энергией. Мастерство присутствует и техника у ляха отменная, но… свою роль играет многолетнее пьянство шляхтича, и Потёмкин со скучающим выражением лица отмахивается ещё раз – один из лучших клинков гвардии всё-таки, после чего следует неуловимое движение кистью и голова усача катится под копыта коней.

Тимоня со «своим» противником решил поиграть…

– Пан Мелкий Хрен! – глумливо заорал он. – Я недавно от твоей жены, утешал заранее!

Грубо? Да, но с поляками такие вот перебранки почему-то были едва ли не нормой – два родственных народа накопили слишком много обид и взаимных претензий.

– Лайдак! – хрипло отвечал поляк, свирепея на глазах. – Тимоня мог даже обычные слова сказать таким глумливым тоном, что получалось настоящее оскорбление. – Пёсий сын, хлоп! В хлеву родился…

– Дзанг! – умело отбил лях выпад денщика попаданца и сам попытался достать Тимоню, но тот откачнулся корпусом, пропуская саблю шляхтича. Затем кони слегка разошлись и продолжился диалог…

– В хлеву родился, на подстилке соломенной…

– Иисус наш тоже в яслях родился, – со смешком парировал русич, – как и я.

– Хлоп!

– Был хлоп, а ныне – дворянин русский, да с поместьем! Саблей своё у судьбы отбил, а не от мамки шлюховатой получил «За особые услуги» магнату.

– Пёс! – Вряд ли Тимоня попал «в точку», но всё-таки задел противника, и тот подал коня вперёд, переводя длинный, почти «шахматный» поединок в смертельный короткий «клинч».

– Дзанг-дзанг-дзанг! Пёс… Курва… – и шляхтич сполз с седла.

Игорю достался предводитель отряда – мужчина лет тридцати с жёстким лицом профессионального воина.

– Я из семьи Потоцких, – высокомерно представился он.

– Грифич, – равнодушно-вежливо ответил попаданец. Лицо поляка моментально покрылось испариной – слава лучшего бойца Европы заставляла опасаться… Но Потоцкий быстро собрался и начал азартно наседать на Вольгаста – что-что, а трусами представители польской шляхты бывали редко.

– Хха! – Лях сделал выпад, вытянувшись всем корпусом и…

– Аа! – с ужасом закричал, глядя на отрубленную руку.

– Вжих! – И переносицу Потоцкого прочертила кровавая полоса. Готов.

Матеушу из мазурской шляхты, прибившемуся к Померанскому года три как, особенно повезло – «Волк» встретил старого недруга семьи и рубился с особенным ожесточением.

– Иуда! – выплюнул немолодой поджарый поляк с длинными роскошными усами в лицо молоденькому Матеушу.

– Тебе ли о том говорить, пан Збышек.