Варвары - Александр Мазин

– Да слушаю я, слушаю,– проворчал Коршунов, даже не подозревая, что пройдет не так уж много времени – и он будет по крупицам извлекать из памяти все, что успел ему наговорить командир за эти шесть дней.– Ты, Генка, мне лучше расскажи, о чем вы с Травстилой сегодня толковали?

– О! Травстила! – О кузнеце Геннадий мог говорить долго.– Толковали мы, брат, о том, что… – Внезапно он оборвал речь на полуслове.

Потому что собачий лай, тот, что доносился с ближайшего двора, вдруг так же резко оборвался визгом и скулежом.

Про общество охраны животных тут слыхом не слыхивали. Пинок или палка – основные средства общения. Надо признать, что здоровенные псы этот «язык жестов» понимали безукоризненно.

Теперь зашлись яростным лаем сразу несколько псов. На берегу, что ли?

– Это там.– Командир показал рукой туда, где в просвете между кустами виден был участок реки.– Что-то они разволновались.

В свете луны видно было, как по реке движутся какие-то пятна.

– Кто это, интересно?

– Не разобрать отсюда. Вроде уток. Нет, побольше будут. Птицы какие-то водоплавающие.

– Может, бобры?

Командир поглядел на Алексея, как на слабоумного:

– Ты бобров-то когда-нибудь видел?

– Только в зоопарке. А ты что, видел?

– Доводилось. В таких местах они не живут.

– Все равно охота тут знатная,– заметил Алексей.– Дичь прямо перед домом дефилирует. Ладно, хрен с ними.

Темные пятна на реке исчезли из поля зрения.

– Пошли в дом,– поежился Алексей.– Холодно что-то.

– Погоди,– незнакомым, неприятным голосом проговорил Черепанов.

С того двора, где взвизгнула собака, вдруг донесся яростный вопль, почти рев. И в тон ему низко и утробно завизжала женщина. Это там, где мы секирой одалживались, сообразил Алексей.

– Генка…

– Молчи! – Пальцы Черепанова впились в Лехино плечо.

– Да ладно тебе. Семейные разборки…

– Не думаю.

Алексей кожей ощутил напряжение, исходящее от командира.

Еще крик. На этот раз с другого двора. И вой, послышавшийся сразу из многих мест.

– Ч-черт! Марш туда! – Командир толкнул Коршунова к навесу и кинулся в избу.

– Ты куда? – крикнул Геннадий, и тут до него доперло.

Он мотнулся к навесу, затаился. Из избы раздался грохот. Черепанов своротил что-то в темноте. Вот он выскочил, упал на землю рядом с Алексеем. Сунул ему в руку тесак.

Вой встал над селом. Яростные крики мужчин, пронзительные вопли женщин…

– Генка! – Алексей дернулся: бежать, помочь…

– Лежать,– просипел Черепанов, прижимая его к земле.

Посреди двора вдруг возник черный силуэт. Без лица. Нет, с лицом. Черным.

Черный замер на миг, перед входом избу, прислушиваясь. Потом вдруг издал короткий, горловой вой и тут же метнулся в сторону, замер сбоку от входа. Отвел руку, изготовившись для удара.

«Вот пес! – подумал Коршунов.– Думает, сейчас выскочат и…»

И сработало бы. Он, Алексей, точно выскочил бы…

Тут он обнаружил, что командира рядом нет. И сразу за спиной изготовившегося убийцы поднялась широкая тень.

Противный хрустящий звук. Чужой осел на землю, командир перехватил копье… Вовремя. За плетнем послышался топот, мелькнул огонь, и во двор ворвалась целая толпа. По крайней мере так поначалу показалось Алексею. Все – чужие, черные с ног до головы, с оружием.

Один с ходу швырнул факел на крышу сарая.

Остальные кучей кинулись на Черепанова. Алексей вскочил, бросился на помощь, но перед ним вырос из темноты еще один, двигавшийся быстро и упруго, как кошка. Удар был стремительным. И почти точным. Копье пропороло рукав, оцарапав руку. Алексей махнул тесаком – черный отпрыгнул, не подпуская к ближнему бою, сразу ударил снова, целя в живот. Коршунов успел перехватить копье за древко, рванул на себя. Черный не догадался или не успел выпустить оружие. Тесак, хрупнув, вошел ему в череп. Алексею показалось: рукоять сама рванулась из пальцев, но он удержал. Лезвие выскочило из раны, и черный повалился Коршунову под ноги.

Раньше Леха никогда никого не убивал. Но сейчас не почувствовал ровно ничего. Не до того было. Коршунов быстро развернулся: как там командир?

В отблеске пожара – солома на крыше сарая уже занялась – увидел. На Генку, мешая друг другу, наседали сразу четверо, черные с ног до головы, в сполохах пламени – как черти в аду. Они бьют и колют, а Черепанов уворачивается (без копья, копье куда-то подевалось) и приседает, уходя от ударов и пытаясь выстроить противников в линию.

Алексей в три прыжка подскочил к дерущимся, с ходу всадил копье в чью-то спину. Попал во что-то твердое: противника швырнуло вперед, копье застряло. Другой чужак ударил Алексея сбоку, тупым концом копья – прямо в печенку. У Коршунова от боли пресеклось дыхание, он выпустил трофейное копье, но устоял, даже отмахнулся тесаком: попал куда-то. Чужак завизжал, как свинья, и пропал, а на его месте возник другой, с секирой. Морда – как негатив: сама – черная, а волосы и бородища – белые. Двумя руками вскинул секиру над головой… Алексей на рефлексе влепил ему, с носка, туда, откуда ноги растут. «Негатив» уронил секиру, взвыл. Коршунов наискось полоснул его тесаком по черной шее – кровь брызнула как из порезанного шланга.

– Леха! Сзади! – хлестнул крик Черепанова.

Коршунов развернулся и увидел, что на него летит здоровенный детина в рогатом шлеме со щитом в одной руке и мечом – в другой.

Алексей еле успел уклониться от падающего клинка… Удар щита отшвырнул Коршунова в сторону, детина с ходу налетел на командира, но Черепанов как-то успел нырнуть вниз, под самый край поднятого щита… В следующее мгновение здоровяк оторвался от земли, перевернулся в воздухе и с маху воткнулся головой в землю. Что-то хрустнуло: может, рог на шлеме, но скорее всего – шея чужака.

Коршунов вскочил на ноги… Но драться больше было не с кем. По двору были разбросаны тела. Некоторые – еще живы. Но самое удивительное, что живы были они с Генкой. Скулу саднило. Алексей потрогал: кровь. Это – здоровый. Щитом.

У командира рубаха вспорота в десяти местах, окровавлена, но не похоже, чтобы кровь была его.

Черепанов наклонился, мазнул пальцем по черной физиономии одного из убитых.

– Так я и думал,– сказал он удовлетворенно.– Краска.

– Ни хрена себе! – пробормотал Коршунов, оглядывая поле боя.– Где это ты так навострился, командир? Ты же летчик, а не коммандос!

– Всякое бывало,– уклончиво ответил Геннадий.– Ты как, не задели?

– Морду поцарапали… – Голос Алексея дрогнул.

Черепанов, выкручивающий меч из пальцев здоровяка – тот и мертвый оружие отдавать не хотел,– повернулся к Коршунову. Лицо у командира, в потеках крови, грязи, в отсветах пламени выглядело жутковато.

– Сам в норме, блевать не тянет? – медленно проговорил Черепанов.

– Да вроде нет,– пробормотал Коршунов, только-только начиная понимать, что изуродованные трупы вокруг – не кино и не муляж, а отчасти и его рук дело.

– Тогда марш в дом и вытащи наше барахло! – яростно рявкнул подполковник, и Алексей сорвался с места и кинулся в дом. Перекинется огонь с сарая – все сгорит, блин, к нехорошей матери. Когда он, выкинув последний тюк, кашляя от дыма, выбрался наружу, Черепанов бросил ему тяжелую куртень с железными нашивками, которую содрал со здоровяка. Скомандовал: – Надевай, живо!

– А ты?

– Надевай, мать твою! – и собственноручно натянул на голову Лехи сначала войлочный колпак, потом рогатый шлем. Коршунов даже успел удивиться: рога были настоящие, бычьи, но совсем легкие.

Над поселком стояло зарево. И маленькие огоньки прыгали у холма, где было деревянное укрепление.

– Село горит,– пробормотал Коршунов. На него вдруг накатила слабость и ощущение полной нереальности происходящего.

– На, жри! – Командир бесцеремонно запихнул в рот Алексею капсулу стимулятора.

Коршунов машинально проглотил, отметил, что пальцы Черепанова – в крови и грязи. Без всякой брезгливости отметил.

– Держи! – В руке Алексея оказался боевой топор на длинной рукояти, в другой – круглый щит с удобной скобой посередине.

Сам Черепанов вооружился копьем и мечом.

Сарай уже пылал по-настоящему. Шибало жаром.

– Вперед! – скомандовал Геннадий, и они побежали к поселку.

Глава тридцать девятая Алексей Коршунов. Ночная битва

Шлем сполз на затылок. Навешанное на Алексея оружие звенело и бряцало, и весило все это барахло побольше, чем стандартная «полная выкладка», но бежать было легко: подействовал стимулятор.

Ближайший дом пылал, как копна сена, озаряя обширный двор. Живых тут не было – только мертвые.

Из хлева доносилось отчаянное мычание. Его стены уже начали дымиться.