Лис - Михаил Нисенбаум

Довод о сыне, очевидно, попал в цель. Шумилин тепло пожал ректору руку и убрал коробку в ящик стола.

– Чем могу быть полезен, Игорь Анисимович? – спросил он с тусклой улыбкой.

Водовзводнов напомнил о выборах ректора.

– Конечно, о чем говорить? Все устроится наилучшим образом. Лишь бы ваши подчиненные не слишком вольничали.

Игорь Анисимович протестующе выставил вперед ладонь, как если бы приказывал остановиться подъезжающему автомобилю.

– Могли бы и не тревожиться. Приехал бы сам Петр Александрович, – продолжал Шумилин.

Прощались, как старые друзья. А что же, друзья и есть, подумал Водовзводнов. В этом комитете, да и в других, друзей у него немало. Игорь Анисимович вспомнил, что еще не куплен подарок для Караева, к которому он приглашен на день рождения.

– Леша, давай заскочим в ГУМ минут на двадцать, – распорядился он.

Машина свернула в Охотный ряд и плавно понеслась в сторону Лубянки.

Чугунная каслинская ваза была такой тяжелой, что пришлось вызывать водителя. Уже в своем кабинете, поглядывая на подарок для Султана Вагизовича, ректор пытался вспомнить о чем-то, связанном с вазой, о чем-то не вполне приятном: то ли о несделанном деле, то ли о неучтенном обстоятельстве. «Надо бы в отпуск хоть на недельку», – подумал он, выдвигая ящик, где лежала зажигалка. Он нажал на ребристую кнопку, из сопла с приятным сухим звоном вылетел хвостик пламени, и еще не успев прикурить, Водовзводнов вспомнил о потерявшейся записи в блокноте.

– Пригласите Жильцову ко мне, – коротко попросил трубку.

Валентина Матвеевна явилась при новой прическе и с новым цветом волос, тоже светлым, но не платинового, а бледно-золотого оттенка. В другой день Игорь Анисимович непременно сделал бы комплимент. Тем более после разговора с Шумилиным, мужем Жильцовой. Но сейчас ректор заботливо спросил:

– Валентина Матвеевна, хорошо ли вы себя чувствуете?

Прекрасно, встревоженно отвечала Жильцова, грех жаловаться.

– Не взять ли для вас помощника или, скажем, заместителя?

Секретарь приемной комиссии перепугалась не на шутку, но отвечала по-прежнему сдержанно: до сего дня справлялась сама и впредь надеется не подвести.

– Хорошо, коли так. – Водовзводнов смотрел не на посетительницу, а на позолоченную крышку чернильницы. – А мне вот, похоже, без помощников не обойтись. Смотрю в свои записи по приему за прошлый год, и у меня цифры не сходятся.

– Игорь Анисимович! Христом богом клянусь ответственно! Хотите, здоровьем сына поклянусь? У нас – как в аптеке.

– И даже хуже, – парировал Водовзводнов. – У нас – как в хирургии. Кто-то отрезает лишнее. Может, у нас второй ректор имеется?

– Матерь божья! Что вы такое говорите?

– Прошу принести списки всех, кто зачислен в прошлом и нынешнем году по ректорской программе. Желательно в алфавитном порядке.

Валентина Матвеевна, хоть и была до крайности встревожена, тотчас поняла, что означают слова «ректорская программа». Прижав руку к сердцу, она направилась к двери, ничуть не ускорив шаг.

В кабинете Валентины Матвеевны Жильцовой много цветов, за которыми она ухаживает сама. За листьями плюща почти не видно стен – только часы и перекидной календарь в раме резной зелени. Чтобы немного успокоиться, Валентина Матвеевна срезала ножничками засохшие листы герани и поливала из маленькой лейки скутеллярии.

Никаких расхождений быть не может, она внимательно следила за каждым именем, была знакома с каждым абитуриентом из ректорского списка, общалась с родителями, сотни раз поднималась в кабинет ректора. Что если он сам забыл кого-то вписать в свой тайный блокнот? Вечно у него поездки, встречи, командировки, делегации. Матросов безвылазно сидит на месте, а Игорь Анисимович, дай бог ему здоровья, порхает туда-сюда. Да вот и поговаривают же, вроде собирается он уходить из института. То ли в Конституционный суд, то ли в Таможенный комитет, то ли в администрацию.

Переписывая ровным ученическим почерком фамилии привилегированных перво- и второкурсников, Валентина Матвеевна то и дело укоризненно качала золотистой головой. Через два часа она вновь была в приемной.

– Игорь Анисимович отъехал, – сообщил секретарь.

– Обещал вернуться? Велел сегодня же к нему с докладом.

– Вроде обещал. – Паша с улыбкой пожал плечами, глядя на Сашу, а не на Валентину Матвеевну.

На выходе из приемной Жильцова столкнулась с Игорем Анисимовичем. Водовзводнов входил не один, а с гостем, да не простым. Это был недавно назначенный Генеральный прокурор, который поздоровался с Валентиной Матвеевной. Ректор же, кажется, напрочь забыл о своем поручении и о дневной сцене. Кивнув, прошествовал мимо.

Проводив взглядом спины мужчин, Валентина Матвеевна подумала: «Точно уйдет. К чему тогда все эти проверки и придирки?» Она, слава богу, не девочка. Хотя какая она будет, новая-то метла? «Может, еще поплачем по Водовзводнову».

Но Водовзводнов не забыл. Он любил отложить разговор или решение, чтобы у подчиненного было время как следует прочувствовать напряжение и даже вообразить, что неприятности растаяли, исчезли сами собой. Пусть знают: он не из забывчивых.

Наутро после дня рождения Султана Караева секретаря приемной комиссии Валентину Жильцову снова вызвали в кабинет ректора. «Со списками», – дважды подчеркнул секретарь. Валентина Матвеевна поправила перед зеркалом, увитым плющами, и без того безупречную прическу, вздохнула и решительно двинулась по коридору.

Водовзводнов улыбался добродушно, но по-восточному. Так мог улыбаться ордынский хан, встречая данника, тверского князя. Жильцова заметила, что заповедный блокнот лежит перед ректором. Они сели рядом за длинную часть стола и принялись сверять фамилии. Время от времени Игорь Анисимович, задерживая палец на той или иной строке, вспоминал что-нибудь забавное о человеке, чей отпрыск поступил в институт. Очевидно, он хотел сгладить недружественность самого факта проверки, то есть факта недоверия.

Внезапно короткий ректорский палец застыл напротив фамилии «Караев».

– Валентина, этого гражданина в моем списке нет. Откуда он у вас?

– Игорь Анисимович, такого просто не может быть, – спокойно возразила Жильцова. Позвольте, я проверю.

Она пододвинула поближе блокнот и принялась читать, цепко ухватывая каждое слово. Почерк Водовзводнова был мелкий, аккуратный, не слишком мужественный. Караева не было. Не оказалось там еще трех фамилий, содержавшихся в списке зачисленных.

– Как вы это объясните, Валя? – голос ректора звучал еще мягче, чем обычно.

Жильцова не могла поднять глаза на Водовзводнова, чувствуя, что краснеет. Она всегда действовала по инструкции, она ни в чем не повинна! Как такое могло случиться? Кто-то из девчонок? Нет, чушь. Бесовщина, наваждение! Что теперь будет? Валентина Матвеевна охнула и прикоснулась к волосам.

– Господи, вспомнила. Это же Петр Александрович.

– Что Петр Александрович? В каком смысле Петр Александрович?

– Это его поручение.

– Валентина Матвеевна, вы в порядке? В стране один президент, а в институте один ректор. Не говорите, что не знали или забыли.

– Что вы, что вы, Игорь Анисимович! Не настолько я выжила из ума. Конечно, это ваше поручение, но передал его Петр Александрович. Вы в командировку улетали, помните? Звонили ему, а я… Что я, полная дура?

Водовзводнов быстро взглянул на разобиженную встревоженную Жильцову, постучал колпачком ручки о стол и произнес:

– Не надо волноваться,