Всякий капитан - примадонна - Дмитрий Липскеров

Давиди Фреши, поглядывая на GPS, все больше лежал на корме и думал о чем-то своем. О чем?.. Всем было наплевать!

Единственный всплеск эмоций произошел, когда Нестор увидал большую птицу, которая летела пересекающимся с «Пеперчино» курсом. Она была похожа на бомбардировщик, летящий метать бомбы на гражданский объект.

– Птица! – указал пальцем Нестор. Капитан поглядел в небо, подскочил и сказал:

– Это птица зула! Самая редкая птица в океане! Самая независимая! Она живет в воде! Ей не нужна суша!

И действительно, птица ни разу не взглянула на лодку, продолжая свой тяжелый полет.

– Надо очень громко крикнуть! – предложил капитан. – Тогда она, может, нас и заметит!

Нестор сложил ладони рупором и что было сил крикнул:

– Зу-у-улла-а-а!!!

Не меняя курса, птица лениво оглянулась, показав свой горбатый, как у орла, клюв, тотчас потеряла интерес и полетела дальше.

На весь океан, подпрыгивая и извиваясь в воздухе, желая поиметь большую трясогузку, истерично лаял Антип.

Через десять дней «Пеперчино» попала в холодный шторм, что говорило о приближающейся цели. Никто не волновался, каждый знал, что делать, и лодка вышла из опасности без потерь.

– Если не смыло в океан, – объяснял капитан, одетый во все зимнее, смолящий самокрутку, – если не смыло, то в океане погибнуть трудно.

– А в десятибалльный шторм? – спросил Нестор, поднимая на уши огромный воротник медвежьего полушубка.

– В десятибалльный нужно замуровываться в кубрике и молиться!

– Может, на спасательный плот? – предложил Майки, стягивая ремешки кожаных сапог на меху.

– Я не знаю никого, кто бы спасся на плоту! Плоты находят, а людей на них нет!..

– Да-а, – произнес Нестор, задумавшись.

– Да-а, – подтвердил Майки…

Пятого числа, в шесть пятнадцать утра, прошедшая пять с лишним тысяч миль команда услышала крик вахтенного Майки Бароне.

– Антарктика-а-а! – кричал он. – Земля-а-а!!!

Глава 12.

Эй, ты слышишь меня?.. Хеллоу!.. Ну хорошо, я знаю, что прошла только половина срока… Эй!.. Ну давай мириться!.. Я знаю, что ты хочешь! Клянусь, не буду тебя раздражать!.. Пожалуйста!

– Стал вежливым?

– Я стараюсь.

– Что ты хотел сказать?

– Я хотел сказать, что создал целый мир!

– Ого!..

– Да-да! Он огромен и прекрасен!

– И что это за мир?

– Это Земля и люди, населяющие ее!

Если бы гранит мог поперхнуться, он непременно бы поперхнулся.

– Землю и людей создал я, – уточнил он.

– Подожди!.. Я трудился над этим пятьсот миллионов лет!

– А я затратил куда меньше!

– Я подарил людям любовь!

– Этот дар они имеют от меня давным-давно.

– Я научил людей добывать пищу и наградил их талантом мореплавателей!

– Скажи, а чего ты им дал такие имена?

– Какие?

– Дурацкие. У одного имя даже кончается на «фер». Прямо как Люцифер!

– Не знаю, про кого ты. Я создал много людей!

– Ты собираешься убить некоторых?

– Ну… кое-кого…

– Ты уже пытался живодерничать! Нехорошо! Животные ни при чем!

– Так это ты вмешался и сделал ситуацию нереальной?

– Всегда есть место чуду.

– Чудес не должно быть много! Чудеса отвлекают от будней и делают людей несчастными!

– Ты опять меня учишь, малыш?

– Нет, я высказываю свое мнение.

– Ну-ну… Какие планы?

– Мне там надо завершить кое-что, отшлифовать работу.

– Работа – это хорошо.

– А ты что делаешь?

– Я?.. У меня созвездие Лебедя. Ты же знаешь о моей новой затее. Я тебе говорил.

– Ах да! Какой ты нерасторопный!

– Мне спешить некуда! Времени нет!

– Можно просьбу?

– Давай.

– Можешь не вмешиваться?

– Во что?

– Ну, в то, что я создал… В общем, в то, что я шлифую там?

– Давай, малыш, шлифуй…

– Значит, обещаешь?

– Эй, ты где?.. Почему не отвечаешь?..

Он так и не дождался ответа от гранитной глыбы. Начался отсчет следующего миллиарда лет…

Глава 13.

Анцифера раздражало и одновременно мучило, что Алина настаивает на том, что видит в дыре смерть его отца. Ему казалось, что она придумывает себе картинки как остаточное явление любви к Нестору, как подсознательную вину из-за любви к нему, Анциферу, сыну Нестора.

– Мой отец умер от рака легких! – твердил Птичик. – Он никогда не плавал в океане!

– Ты сам сказал, что я должна настроиться и тогда увижу!

– Я говорил про космос! Я видел созвездие Лебедя! А ты видишь какую-то хрень!

– Вероятно, – она усмехнулась, – в твоей подмышке показывают разное кино. Мультизальный кинотеатр!

Анцифер зашел домой и обнаружил семейство в полном составе.

Мать демонстративно не обращала на него никакого внимания, Хабиб тотчас убрался в свою комнату, и только Верка бросилась навстречу брату.

Птичик был удивлен таким проявлением сестринской любви, впрочем, дал ей обцеловать свое лицо, а потом Верка потянула его в комнату на интимный разговор.

– Ну, говори! Не тяни.

Верка собралась, оправила майку на пухленьком, почти детском животике и выпалила:

– Я больше не люблю Борхито! Мне с ним скучно, он не растет, и у меня с ним не бывает оргазмов!

– Так уходи от него!

– Жалко мне его. Он будет страдать!

– Пострадает и перестанет!

– Ты думаешь?

– Уверен.

– Мне придется вернуться к матери и жить в этой комнате!

– Живи.

– А ты?

– Я с женщиной живу. У нее есть квартира.

– Да ну?! А я знаю ее?

– Знаешь.

– Да ну?! А кто это?

– Это Алина, подруга отца!

Верка открыла рот и долго его не закрывала, осмысляя услышанное. Потом рот закрыла и уточнила:

– Это которая нашу семью ограбила?

Анцифер засмеялся:

– Кто тебе это сказал?

– Мать. Да я всегда об этом знала!

– Алина была женой отца, он ей квартиру подарил. Ведь должна она была где-то жить!

– Ее проблемы!

– Ну так я вот тебя сейчас выброшу на улицу, и чего делать станешь? Опять к Борхито пойдешь?

– Это чего это ты меня выбросишь?!! – нахмурилась Верка, как в детстве, когда собиралась драться с братом. – Твоя, что ли, квартира!!!

– Не моя, но у меня сил больше!.. Да ты не бойся, я для примера. Каждому нужно где-то жить! И это дело отца было, кому и что дарить. Согласна?

Верка напряженно думала.

– Ну да, папуся для нас все делал.

– Правильно. И нечего сейчас его осуждать, когда он утонул.

– Куда утонул? – не поняла Верка.

– То есть умер… Ты лучше у матери спроси, куда она наш дом дела, который отец построил. А он ведь несколько миллионов стоил. Хватило бы, чтобы нам с тобой по отдельной квартире купить, и еще на жизнь осталось бы!..

– Мам! – заорала Верка. – Мам!.. Где ты там!!!

– Гав-гав! – поддержал Антип. Он жил в детской комнате и часами висел на дверной ручке.

Она появилась, большезадая, с плохо прокрашенными волосами и с подозрением в глазах:

– Ну чего тебе?

– А ты куда папусин дом дела? – поинтересовалась дочь.

– Какой дом?

– Который папуся построил для нас! Птичик говорит, что он несколько миллионов стоил! Я хочу отдельную квартиру!

Мать посмотрела на Анцифера глазами – гиперболоидами инженера Гарина, собираясь испепелить сына на месте.

– Что за разговоры! – наехала она.

Птичик улыбнулся:

– Да не страшно, мам. Давно уже! А дом ты, тетя Рая говорила, спустила на своего хорька Хабиба! Продала за копейки, так тебе кувыркаться с Хабибом хотелось! И Верка в тебя пошла! Хорошо, хоть она мужикам не платит!

– Да я тебя!..

Мать стала подпрыгивать на месте, но никто не понял, что это за ритуал такой новый.

– Ты чего, мам? – улыбнулась Верка. – Сейчас пол проломишь!

Она сделалась красной, и все продолжала подпрыгивать. Затем краснота перешла в бордовый окрас, спускающийся от лица к шее, от шеи к плечам.

– Ее замкнуло, – определила Верка. – Сейчас того!..

Анцифер поднялся со стула, подошел к матери и обнял ее:

– Ну успокойся, мам! Успокойся! Мы тебя все равно любим!

Тут и Верка подошла к матери и обняла ее крепко-крепко.

Неслышно из коридора нарисовался Соевый Батончик Иван Хабибович Оздем. Он втиснулся между братом и сестрой, крепко ухватив мать за подол.

Она перестала подпрыгивать и заплакала, да так горько, что омыла слезами всех своих детей. И столько от нее отошло несчастной жизни, что тела братьев и сестры покрылись мурашками и наполнились нервической энергией. Сначала Верка стала подпрыгивать, затем мать за старое принялась, а потом и Птичик с Соевым Батончиком не выдержали. Так они и подпрыгивали где-то с час, объединенные общим духом одной турецко-русской семьи.

А когда все успокоилось, она, вспотевшая и обессиленная, рухнула в кресло и вынесла приговор: