Мой полицейский - Бетан Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не предупреждал.
Последовала пауза. Нина посмотрела на часы.
– Яичницу с беконом?
– Круто.
Я всегда говорю школьными фразами с Ниной.
Я взял банан из корзины с фруктами на комоде и сел за кухонный стол, чтобы посмотреть, как Нина готовит. У Нины бекон и яичница – это не только бекон и яичница. Это помидоры на гриле, жареный хлеб и, возможно, запеченная почка.
– Разве ты не пойдешь к ней?
– Чуть позже. Что ты имела в виду, когда сказала, что она «отстраненная»?
– Ты знаешь. Она сама не своя.
– Она больна?
Нина очень осторожно выложила на сковороду три ломтика бекона.
– Тебе следует приходить почаще. Она скучает по тебе.
– Я был занят.
Она разрезала два помидора пополам и поместила их под решетку. Пауза, а затем она сказала:
– Доктор Шайрес говорит, что ничего страшного. Старость, вот и все.
– Врач приходил?
– Он тоже говорит, что ничего страшного.
– Когда он приходил?
– На прошлой неделе. – Она разбила два яйца в сковороду, не пролив ни капли. – Жареного хлеба?
– Нет, спасибо. Почему она мне не сказала? Почему ты мне не сказала?
– Она не хотела суеты.
– Но я не понимаю. Что с ней не так?
Она поставила еду на тарелку и посмотрела мне в глаза.
– Кое-что произошло, Патрик. На прошлой неделе. Мы играли в скрэббл, и она сказала мне: «Нина, я не вижу слов». И впала в панику.
Я уставился на нее, не в силах ответить.
– Я подумала, может быть, она просто выпила слишком много накануне вечером, – продолжила Нина. – Ты же знаешь, как она любит вино. Но это случилось снова, вчера. На этот раз – с газетой. «Все стало таким мутным», – сказала она. Я ответила, что рисунок забавный, но не думаю, что она мне поверила.
– Доктору придется вернуться. Я позвоню ему сегодня днем.
Когда Нина посмотрела на меня, в ее глазах стояли слезы.
– Это было бы хорошо. А теперь ешь, – сказала она, – а то все остынет.
Я отнес маме тост с сыром в зимний сад. Солнце согрело мебель, и я чувствовал запах земли от большого папоротника в горшке у двери. Она спала в своем плетеном кресле: ее голова не свисала, но покоилась под знакомым мне углом. Она не пошевелилась, поэтому я немного постоял и посмотрел на сад. Некоторые розы все еще цвели, и было несколько засохших фиолетовых хризантем, но по общему впечатлению все было голым. Мы переехали сюда, когда мне исполнилось шестнадцать, так что я не чувствую особой привязанности к этому месту. Это был традиционный способ отца начать все сначала после инцидента с очередной девушкой, работавшей у его портного, которую он имел неосторожность оплодотворить. Мать проплакала неделю, поэтому в качестве искупления он позволил ей вернуться в Суррей.
Она пошевелилась. Возможно, мой взгляд встревожил ее.
– Трики.
– Привет, мама.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее волосы. Она обхватила мою щеку ладонью.
– Ты уже поел?
– Нина говорит, что ты сама не своя.
Вздохнув, она отпустила мою щеку.
– Дай мне посмотреть на тебя.
Я встал перед ней, спиной к саду.
Она выпрямилась в кресле. Ее кожа не такая морщинистая, как должна быть у шестидесятипятилетней, а зеленые глаза ясны. Ее волосы, закрученные на макушке, все еще густые, хотя теперь они поседели. На ней было рубиновое ожерелье – ее воскресное украшение. Они обычно ходили в церковь, потом выпивали, а затем обедали с друзьями и соседями. Когда-то я ненавидел все это, но именно теперь почувствовал внезапный укол ностальгии по звону льда в бокале с джином, запаху жареной баранины, шепоту разговоров в гостиной. Теперь это просто тост с сыром и Нина.
– Ты хорошо выглядишь, – сказала она. – Лучше, чем выглядел до этого. Я права?
– Ты всегда права.
Она проигнорировала эту фразу.
– Как приятно тебя видеть.
Я поставил поднос с обедом на стол перед ней.
– Мама, Нина говорит, что ты была отстраненной…
Она помахала рукой перед своим лицом.
– Трики, дорогой, я кажусь тебе отстраненной?
– Нет, мама. Ты выглядишь вполне близкой.
– Хорошо. Так что же происходит в старом грязном Брайтоне? Ты хорошо себя ведешь?
– Конечно, нет.
Она расплылась в своей лучшей дьявольской улыбке.
– Чудесно. Давай выпьем, и ты мне все расскажешь.
– Сначала пообедаем. Затем я вызову доктора Шайреса, чтобы он тебя навестил.
Она моргнула.
– Не будь смешным.
– Я знаю все об этих эпизодах, которые у тебя были. И хочу, чтобы он пришел и повидался с тобой.
– Это пустая трата времени. Он уже был здесь.
Она говорила тихо. Потом отвернулась от меня и посмотрела в сад.
– И каков был его диагноз?
– Я страдаю от распространенной болезни, известной как старость. Такие вещи случаются. И будут случаться все чаще и чаще.
– Не говори так.
– Трики, дорогой, это правда.
– Если это случится снова, ты должна позвонить мне. Немедленно. – Я поймал ее за руку. Держал крепко. – Хорошо?
Она сжала мои пальцы.
– Если ты настаиваешь.
– Спасибо.
– А теперь давай выпьем. Я терпеть не могу тосты с сыром без бокала кларета.
На этом мы и остановились. Следующую пару часов я развлекал маму рассказами о моих столкновениях с Хоутоном, о том, как я обращался с Джеки, и даже рассказом о даме на велосипеде, хотя и свел к минимуму роль полицейского в этом инциденте.
Мама никогда не говорила при мне о моем статусе меньшинства, и я никогда не обсуждал этот вопрос с ней. Сомневаюсь, что эта тема когда-либо будет затронута кем-то из нас, но чувствую: она понимает мою ситуацию каким-то смутным, подсознательным образом. Например, она ни разу не спросила, когда я приведу домой милую девушку, чтобы познакомиться с ней. Когда мне был двадцать один год, я подслушал, как она ответила миссис Дрюитт на ее ежегодный вопрос о моем семейном положении: «Трики не так устроен».
Аминь.
14 октября 1957 года
Я всегда знаю, что произойдут неприятности, когда Хоутон высовывает свою блестящую макушку из-за моей двери и кричит: «Обед, Хэзлвуд? На Ист-стрит?». В последний раз, когда мы обедали вдвоем, он потребовал, чтобы я показал больше местных акварелей. Я согласился, но до сих пор умудрялся игнорировать это требование.
Столовая на Ист-стрит очень похожа на Хоутона: большие белые тарелки, серебряные соусники, официанты, еле улыбающиеся и не спешащие приносить вам еду, все вареное. Но вино обычно сносное, и они готовят хороший пудинг. Пирог с крыжовником, пудинг с патокой, пудинг с изюмом и тому подобное.
После долгого ожидания мы наконец-то доели наши основные блюда (прекрасно прожевываемую