Леди-мафия - Владимир Колычев

– Я знаю, срок у тебя плевый. Но не пойдешь с нами, отсюда никогда не выйдешь. Заточку в бок, и все дела... Короче, выбора у тебя нет...

– И «куму» не вздумай стукнуть, – предупредил Лопата.

– Умирать тогда будешь долго, мучительно, – добавил Бирюк.

– Да ты не боись, мы тебя не обидим. На воле будем, ксиву тебе сообразим, на работу устроим. Никто и знать не будет, что ты беглый, – обрисовал ему радужную перспективу Рябина. – А будет желание, к себе тебя возьму, к делу пристрою... Ну все, давай, отваливай. Завтра на лесоповале к тебе подойдут...

На лыжах Семе ходить еще не приходилось. Но он легко и быстро приноровился к ним. Широкие, самодельные, типа охотничьих, они легко скользили по снежному насту. Все глубже и глубже уходил он в мерзлую тайгу...

К побегу все было готово еще до того, как в это дело впрягли его. Ворам нужен был его хабар и он сам, крепкий, выносливый, откормленный. Они не могли уходить в побег без шнырей, без них тяжело.

Уйти из их зоны не так тяжело, как казалось бы. Сема убедился в этом на следующий же день после разговора с Рябиной. Вокруг бескрайняя тайга, путь только один – к Среднетахийску, но этот путь, если что, перекрывается ментами в пять секунд. Пойдешь другим путем, а иного выбора нет, сгинешь бесследно, даже косточек не отыщут. Знали это и Хозяин со своими операми, и зэки. Поэтому среднетахийская колония охранялась не так чтобы очень.

Шесть зэков легко ушли незамеченными с лесоповала. Конвоиры остались с носом. Сейчас они наверняка поняли это. Но уже поздно бить тревогу.

Рябина, Бирюк и Лопата шли позади. Сема шел вместе с Галимым и Кривым, с такими же шнырями, как и он. Забитые, умом обиженные людишки, таких хлебом не корми, дай только ворам «пошестерить». И не хиляки, рослые, мясистые. Только он все же крепче их: они изголодавшиеся, а он нет, только что с домашних харчей.

Куда и как идти, знал Бирюк. Карта у него самодельная была, а ориентироваться он умел. И к тайге ему не привыкать. Но вперед он не высовывался, командовал Семой, Галимым и Кривым из-за их спин. Создавалось впечатление, будто он держит их на прицеле, не давая сбежать. Впрочем, так оно и было.

Шли долго. Ночевали прямо на снегу. Холод изматывал, забирал силы. И жрать хотелось жуть. Воры-то кормились неплохо: хабар нехилый в дорогу собрали, сами им и распоряжались. А им, шнырям, по куску хлеба давали на привалах, чтобы не сдохли с голоду.

Но пришло время, и запас харчей иссяк. А путь еще длинный, ни конца ему ни края.

Сема все удивлялся, зачем они им, ворам. Ведь пользы от них почти никакой. Зато какой убыток. Мало их кормят, но все же расход. А харчи здесь, в дикой тайге, дороже всех драгоценностей мира. Но потом понял.

Сначала замочили Галимого. Как овце перерезали горло, спустили кровь и освежевали. Да, да, освежевали. Как корову.

– А вы и есть «коровы», – хищно усмехнулся Бирюк, направляя на Сему и Кривого «волыну», чтоб не дергались. Откуда он ее, интересно, взял? – Сейчас Галимого захаваем. А потом вас... А может, кому-то из вас повезет. Если не заплутаем, на людей вовремя выйдем... А чтобы вы со страху деру не дали, вот вам... Он бросил Кривому веревку и велел накрепко связать руки и ноги Семе. Сам потом связал и его.

А Рябина и Лопата тем временем разделали тушу Галимого, развели костер и стали жарить на нем куски человечьего мяса.

Один такой кусок бросили Семе. Его чуть не стошнило.

Но голод не тетка, он съел.

Наевшись, сделав кое-какие запасы, воры продолжили путь. Сема и Кривой, уже развязанные, шли впереди. Сзади на них смотрел ствол «пээма» в руках у Бирюка. Только дернешься бежать, пулю схлопочешь. Разделают тебя на части, как Галимого, запакуют в мешок, на спину твоему товарищу погрузят и дальше пойдут. В тайге мороз – мясо долго сохраняется...

А когда запасы кончились, забили Кривого. Совсем отощал бедолага, еще немного – и копыта от голода откинул бы. Сема покрепче оказался, не исхудал так сильно. Его решили напоследок оставить.

Наелись, отдохнули и снова в путь.

А на следующий день воры поняли, что карта их самодельная фуфло, грош ей цена. Заблудились они.

– Ты, падла! – набросился на Бирюка Рябина. – Сусанин кренов! Куда нас завел, мать твою?

– А ты не рычи! Сам эту карту туфтовую мне подсуетил, – окрысился тот.

– Да карта эта верняк, отвечаю! Это шнифты твои дерьмом замазало. Ведешь нас, сам не зная куда... Козел!

– Кто козел? Я?

Рябина явно хватил через край. Он это понял, когда побагровевший от злости Бирюк ткнул ему в брюхо ствол пистолета.

– Эй, ты че, в натуре?

Он уже готов был покаяться перед ним. Но было поздно. Раздался выстрел, и пуля разворотила ему печенку. Дико зарычав, он схватился руками за живот и рухнул на снег.

– Да я за Рябину!.. – заорал Лопата и, от злости лишившись рассудка, вогнал Бирюку под ребро финку.

Тот повернулся к нему, удивленно посмотрел мутнеющим взглядом, захрипел и повалился наземь.

Сема видел это своими глазами. Все произошло так быстро, что он не успел ничего сообразить. Ему бы ноги в руки – и бегом от Лопаты, пока тот приходит в себя. Авось бы и убежал... Но нет, стоял и смотрел, пока Лопата не вырвал из рук покойного пистолет и не направил на него.

– Ну чего смотришь, падла? – в приступе бешенства заорал он.

Он выстрелил, но промазал. Выстрелил еще, снова промазал. Третьего раза не последовало. Грохот выстрелов снял с него напряжение, он начал мыслить трезво.

– А живи, – рявкнул он. – Подойди ближе!

Сема повиновался.

– Нож бери, мясо с него срезай, – кивнул Лопата на труп Бирюка. – Да живо. Жрать хочу!

Дрожащими руками Сема вынул нож из тела покойного. Но вогнать его снова не смог. Не хватило решимости.

– Я тебе сейчас башку расшибу, – зловеще прошипел у него над ухом Лопата, ткнув ему в затылок ствол «пушки».

Это заставило его повиноваться.

Он разделал тушу Бирюка. Развел костер, начал жарить мясо. Лопата стоял в стороне от него, постоянно держал его под прицелом.

Как два неандертальца, сидели они по разные стороны костра и, вонзая друг в друга злые взгляды, вгрызались в человечье мясо.

Сема ел и, странно, больше не чувствовал брезгливости.

Как-то так получилось, что нож Лопаты остался у него в кармане. А тот, идиот, напрочь забыл о нем.

Лопата мог бы пристрелить его, но ему нужно было мясо. А на себе его тащить он не мог, слишком устал. Гораздо легче было гнать это мясо вживую.

И Сема шел, чувствуя на спине сверлящий взгляд «пастуха».

– Эй, – на четвертый день после случившегося окрикнул его Лопата. – А где пика?

Здрасьте, приехали... Нашел когда вспомнить... Сема усмехнулся. Но тут же его охватил страх. Не зря спрашивает урка. Нож ему понадобился, значит, собирается убить его прямо сейчас и освежевать. Все верно, запасы закончились, а жрать охота... Что ж, пора отдать ему финку...

Сема остановился и повернулся к нему. Лопата остановился тоже. Лица на нем нет, шатается от усталости. Даже руку с пистолетом держать не может.

– Пика-то? Пика у меня, – вытаскивая финку из кармана, ответил Сема.

Он тоже устал. На ногах еле держится. Но у него еще есть силы, и он знает, как ими воспользоваться.

– Давай сюда, – потребовал Лопата.

Расстояние между ними шагов двадцать, не более.

– На, держи! – размахиваясь, крикнул Сема.

От усталости Лопата плохо соображал. Он даже улыбнулся. Ну как же, сейчас этот фраер подкинет ему нож. Он пристрелит этого недоумка и сожрет его целиком... Да только финку Сема кидал не ему, а в него.

Когда-то он отлично метал ножи в цель. С любого положения. Ради забавы. Но сейчас это умение пригодилось ему, чтобы выжить.

Финка пролетела расстояние, отделявшее его от Лопаты, и острием ткнулась ему в глаз.

Падая, вор успел сделать два выстрела. Но в Сему попасть он уже не мог.

Только сейчас ощутил Сема груз усталости, накопленный за недели блужданий по дикой тайге. Ему захотелось спать. Спать, ничего больше не надо.

Проснулся он от холода. Вокруг было темно: ночь успела наступить, пока он спал. Голод мучил невыносимо.

Труп Лопаты лежал рядом. Целая гора мяса... Остатки сна как рукой сняло. Сема вскочил на ноги, нащупал в кармане убитого спички, наломал валежника, развел костер. Раздел мертвеца, спокойно, как в деревянную колоду, вогнал в него нож и начал резать его на куски. Голод подхлестывал...

Он наелся, сделал запас. Когда собирался уходить, в голову пришла одна мысль. Он и сам толком не знал, удачна она или нет. Но она заставила его снять с себя всю одежду и накрыть ею останки убитого. Сам же он оделся в чужую. Уходя, он бросил голову Лопаты в костер. Пистолет и нож он прихватил с собой.

Если вдруг кто обнаружит останки покойного и сообщит об этом ментам, те примут их за его, Семы Усика, останки. Его будут считать мертвым – он не будет числиться во всесоюзном розыске... Но скорее всего мысль эта глупая. Больше двух недель скитается он по тайге. И ни одной живой души не встретил. Так что останки Лопаты достанутся голодному таежному зверью, а одежда сгниет, исчезнет без остатка.